Никто не предложил ему огня.
– Если отец позволит, я хотел бы кое о чем попросить, – сказал Пьеро на диалекте.
– Проси, – приказал Лука.
Пьеро сжал кулаки, расправил плечи. Он собрал всю свою ненависть. Он подумал о Кларе и о Фабрицци, которые вынудили его оболгать и унизить брата.
– Я сам хочу исполнить соглашение. Хочу сделать это, а потом прийти к вам, дон Альдо и отец, и сказать: «Я это сделал. Я смыл позор с нашей семьи».
Лука не колебался ни минуты.
– Я разрешаю тебе, сын. Возлагаю ответственность на тебя.
– Я сказал, что мы должны сделать это вместе, – вмешался Альдо Фабрицци. – Это должно быть совместное соглашение.
Лука помолчал. Все шло так, как он ожидал. Он гордился Пьеро. Тот замечательно играл роль.
– Дайте Пьеро три месяца, – медленно проговорил он.
– Месяц, – сказал Альдо, понимая, что за такое короткое время выследить предателя почти невозможно.
– Месяц, – хором согласились отец и сын Фалькони. – Мы обещаем.
Они поймали его на крючок.
– Месяц, тридцать дней. После этого мы присоединимся к вам.
– Решено, – сказал Лука Фалькони.
– Может быть, теперь, – сказал Альдо Фабрицци, как будто это не имело отношения к главному вопросу, – вы с Джо поговорите о деньгах для Клары?
* * *
– Треклятый дом и полмиллиона долларов!
– Мы не могли предложить меньше. – Лука Фалькони пытался утихомирить сына. – Ты же знаешь это. Думаешь, мне хочется что-нибудь им давать? Думаешь, мне нравится платить этой бесплодной стерве?
– Мы от них не откупимся, – ответил Пьеро. – Что бы ты ни предложил, им подавай голову Стивена на серебряной тарелке! – Он встал и с такой силой хватил ладонью по столу, что пустые стаканы подпрыгнули. – Как мы это обтяпаем, папа? Как их обдурить?
Старик поднял голову и посмотрел на него. Он выглядел печальным и усталым, и Пьеро было тяжко видеть его боль.
– Мне следовало быть сильным, – пробормотал Лука. – Он же предал нас всех. Не надо было мне защищать его. Надо было быть сильным.
– Ты же любишь его, – сказал Пьеро. – Я тоже его люблю. Здесь не Сицилия, папа. Когда я прихожу домой, меня ждут Лючия и дети, а его?
– Не могу его простить, – сказал Лука. – Не могу ему простить то, что он натворил.
– И не надо, – ответил сын. – Но это наше дело. Семейное. Не будем же мы приносить кровавую жертву ради Фабрицци? Так что я спрашиваю: как их обдурить?
– Подсунем им кого-нибудь другого, – сказал Лука Фалькони. – В течение месяца. Ты говорил, что можешь устроить это.
Пьеро кивнул.
– Устрою. А теперь, папа, позову-ка я маму. У тебя усталый вид, вот что. И я ей скажу, чтобы не беспокоилась. Она там сидит и плачет с той минуты, как пришли эти мерзавцы. А потом позвоню Лючии. Приходите вечером с мамой к нам обедать. Повидаетесь с детьми, прежде чем они лягут спать. Это развеселит маму. Да и тебя, наверное, тоже.
– Ты хороший сын, – произнес Лука, когда Пьеро выходил из комнаты. – Хороший сын с отважным сердцем; но теперь, когда нет твоего брата, все наши силы уйдут на то, чтобы помешать Альдо Фабрицци перерезать нам глотки.
* * *
Клара в ярости повернулась к отцу.
– Я не хочу, чтобы он умер! Не хочу, слышишь? Я хочу, чтобы он вернулся!
Альдо было жаль ее. Он не мог видеть, как она плачет, и выходил из себя, но ничто было не в состоянии поколебать его. Он сказал слова, которые его предки произносили столетиями:
– Это дело чести, Клара. – Против такого приговора нельзя возражать. Она должна это знать; при всей своей образованности и выкрутасах она все-таки сицилийка и не хуже его понимает, как поступают в таких случаях. Она не заставит его передумать. Он продолжал: – Очень жаль, детка, но так нужно. Если Фалькони не отыщут его за тридцать дней, мы найдем его сами. А теперь вытри слезы и пойди помоги маме.
Клара сердито смотрела на него. Как будто она маленькая. Перестань плакать над сломанной игрушкой, carissima, пойди на кухню и помоги маме.
– Нет! – крикнула она. – Я еду домой. Ухожу отсюда. – Мать пыталась ей возражать, но Клара только отмахивалась от нее; Альдо молча читал газету, пока женщины спорили. Она уйдет, но вернется. Луиза не умеет с ней обращаться; Клара никогда не слушалась ее. Он услышал, как хлопнула входная дверь. Жена вернулась в гостиную и села.
– Она сошла с ума, – пожаловалась она. – Не понимаю ее. Не понимаю, как можно хотеть возвращения человека, который так с ней поступил.
– Неважно, чего она хочет, – сказал муж. На миг он опустил газету. – Я ее избаловал, вот в чем дело. Чего бы ей ни хотелось, я соглашался. Но не сейчас. Придется ей смириться.
Клара вошла в квартиру. Коробка с новыми шляпками лежала на столе в гостиной нераспакованная; пустой стакан Стивена стоял около дивана. Так пусто и тихо, что она чуть было не повернулась и не выбежала обратно на улицу. Она вошла в спальню. Когда он в последний раз приходил, чтобы заняться с ней любовью? Так давно, что и не вспомнить. Как она умоляла его: «Возьми меня с собой... пусть меня тоже вышвырнут». Но он отказался. Не жестоко, а ласково. Так ласково, что было ясно: все кончено. Она уже не могла плакать.
Может быть, отец прав. Может быть, против измены и горя годится только старинное средство. В старину женщины целовали раны своих мертвецов и призывали к вендетте. Вендетта шла до тех пор, пока не убивали последнего представителя враждебной семьи.
Может быть, если Стивен умрет, она сможет жить своей жизнью, освободиться от ревности, которая мучит ее, освободиться от страсти, что заставляет ее пресмыкаться перед ним. Она сбросила туфли и легла на кровать. Сколько ночей она провела так, ожидая, что он придет, пытаясь представить, как выглядит его очередная женщина.
Глаза у нее слипались от усталости, как вдруг они широко раскрылись, и Клара села на кровати. Женщина. Сыскное агентство не смогло ее найти, потому что кто-то убил сыщика и разгромил контору. Это сделал Стивен. Его предупредили, что за ним следят. Он отдал приказ, и агентство разгромили. А потом он ушел от всей своей прежней жизни. Именно так.
Она потянулась к телефону.
– Папа?
– Я ем, Клара. – Он был сердит на нее.
– Папа, прости меня, – сказала она. – Я была не права. Извини.
– Все в порядке, – сказал он. – Хочешь прийти?
– Нет. Я останусь здесь. Но я хочу тебе кое-что сказать. Когда Стивена найдут, думаю, что он будет не один. Я хочу, чтобы ты знал об этом.
Она повесила трубку прежде, чем он успел спросить, что это значит.
* * *
– Ты счастлив? – спросила Анжела.
– Ты же знаешь, что счастлив. – Он взглянул на нее сверху вниз. – Я скучаю о сыне. Ему не хотелось уезжать.
– Знаю, что не хотелось, но ты не должен его баловать, милый. Он тебя обожает, вот в чем беда. Но он должен вернуться домой, чтобы подготовиться к школе. Мне тоже нужно ехать.
Они поселились в «Савое».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Если отец позволит, я хотел бы кое о чем попросить, – сказал Пьеро на диалекте.
– Проси, – приказал Лука.
Пьеро сжал кулаки, расправил плечи. Он собрал всю свою ненависть. Он подумал о Кларе и о Фабрицци, которые вынудили его оболгать и унизить брата.
– Я сам хочу исполнить соглашение. Хочу сделать это, а потом прийти к вам, дон Альдо и отец, и сказать: «Я это сделал. Я смыл позор с нашей семьи».
Лука не колебался ни минуты.
– Я разрешаю тебе, сын. Возлагаю ответственность на тебя.
– Я сказал, что мы должны сделать это вместе, – вмешался Альдо Фабрицци. – Это должно быть совместное соглашение.
Лука помолчал. Все шло так, как он ожидал. Он гордился Пьеро. Тот замечательно играл роль.
– Дайте Пьеро три месяца, – медленно проговорил он.
– Месяц, – сказал Альдо, понимая, что за такое короткое время выследить предателя почти невозможно.
– Месяц, – хором согласились отец и сын Фалькони. – Мы обещаем.
Они поймали его на крючок.
– Месяц, тридцать дней. После этого мы присоединимся к вам.
– Решено, – сказал Лука Фалькони.
– Может быть, теперь, – сказал Альдо Фабрицци, как будто это не имело отношения к главному вопросу, – вы с Джо поговорите о деньгах для Клары?
* * *
– Треклятый дом и полмиллиона долларов!
– Мы не могли предложить меньше. – Лука Фалькони пытался утихомирить сына. – Ты же знаешь это. Думаешь, мне хочется что-нибудь им давать? Думаешь, мне нравится платить этой бесплодной стерве?
– Мы от них не откупимся, – ответил Пьеро. – Что бы ты ни предложил, им подавай голову Стивена на серебряной тарелке! – Он встал и с такой силой хватил ладонью по столу, что пустые стаканы подпрыгнули. – Как мы это обтяпаем, папа? Как их обдурить?
Старик поднял голову и посмотрел на него. Он выглядел печальным и усталым, и Пьеро было тяжко видеть его боль.
– Мне следовало быть сильным, – пробормотал Лука. – Он же предал нас всех. Не надо было мне защищать его. Надо было быть сильным.
– Ты же любишь его, – сказал Пьеро. – Я тоже его люблю. Здесь не Сицилия, папа. Когда я прихожу домой, меня ждут Лючия и дети, а его?
– Не могу его простить, – сказал Лука. – Не могу ему простить то, что он натворил.
– И не надо, – ответил сын. – Но это наше дело. Семейное. Не будем же мы приносить кровавую жертву ради Фабрицци? Так что я спрашиваю: как их обдурить?
– Подсунем им кого-нибудь другого, – сказал Лука Фалькони. – В течение месяца. Ты говорил, что можешь устроить это.
Пьеро кивнул.
– Устрою. А теперь, папа, позову-ка я маму. У тебя усталый вид, вот что. И я ей скажу, чтобы не беспокоилась. Она там сидит и плачет с той минуты, как пришли эти мерзавцы. А потом позвоню Лючии. Приходите вечером с мамой к нам обедать. Повидаетесь с детьми, прежде чем они лягут спать. Это развеселит маму. Да и тебя, наверное, тоже.
– Ты хороший сын, – произнес Лука, когда Пьеро выходил из комнаты. – Хороший сын с отважным сердцем; но теперь, когда нет твоего брата, все наши силы уйдут на то, чтобы помешать Альдо Фабрицци перерезать нам глотки.
* * *
Клара в ярости повернулась к отцу.
– Я не хочу, чтобы он умер! Не хочу, слышишь? Я хочу, чтобы он вернулся!
Альдо было жаль ее. Он не мог видеть, как она плачет, и выходил из себя, но ничто было не в состоянии поколебать его. Он сказал слова, которые его предки произносили столетиями:
– Это дело чести, Клара. – Против такого приговора нельзя возражать. Она должна это знать; при всей своей образованности и выкрутасах она все-таки сицилийка и не хуже его понимает, как поступают в таких случаях. Она не заставит его передумать. Он продолжал: – Очень жаль, детка, но так нужно. Если Фалькони не отыщут его за тридцать дней, мы найдем его сами. А теперь вытри слезы и пойди помоги маме.
Клара сердито смотрела на него. Как будто она маленькая. Перестань плакать над сломанной игрушкой, carissima, пойди на кухню и помоги маме.
– Нет! – крикнула она. – Я еду домой. Ухожу отсюда. – Мать пыталась ей возражать, но Клара только отмахивалась от нее; Альдо молча читал газету, пока женщины спорили. Она уйдет, но вернется. Луиза не умеет с ней обращаться; Клара никогда не слушалась ее. Он услышал, как хлопнула входная дверь. Жена вернулась в гостиную и села.
– Она сошла с ума, – пожаловалась она. – Не понимаю ее. Не понимаю, как можно хотеть возвращения человека, который так с ней поступил.
– Неважно, чего она хочет, – сказал муж. На миг он опустил газету. – Я ее избаловал, вот в чем дело. Чего бы ей ни хотелось, я соглашался. Но не сейчас. Придется ей смириться.
Клара вошла в квартиру. Коробка с новыми шляпками лежала на столе в гостиной нераспакованная; пустой стакан Стивена стоял около дивана. Так пусто и тихо, что она чуть было не повернулась и не выбежала обратно на улицу. Она вошла в спальню. Когда он в последний раз приходил, чтобы заняться с ней любовью? Так давно, что и не вспомнить. Как она умоляла его: «Возьми меня с собой... пусть меня тоже вышвырнут». Но он отказался. Не жестоко, а ласково. Так ласково, что было ясно: все кончено. Она уже не могла плакать.
Может быть, отец прав. Может быть, против измены и горя годится только старинное средство. В старину женщины целовали раны своих мертвецов и призывали к вендетте. Вендетта шла до тех пор, пока не убивали последнего представителя враждебной семьи.
Может быть, если Стивен умрет, она сможет жить своей жизнью, освободиться от ревности, которая мучит ее, освободиться от страсти, что заставляет ее пресмыкаться перед ним. Она сбросила туфли и легла на кровать. Сколько ночей она провела так, ожидая, что он придет, пытаясь представить, как выглядит его очередная женщина.
Глаза у нее слипались от усталости, как вдруг они широко раскрылись, и Клара села на кровати. Женщина. Сыскное агентство не смогло ее найти, потому что кто-то убил сыщика и разгромил контору. Это сделал Стивен. Его предупредили, что за ним следят. Он отдал приказ, и агентство разгромили. А потом он ушел от всей своей прежней жизни. Именно так.
Она потянулась к телефону.
– Папа?
– Я ем, Клара. – Он был сердит на нее.
– Папа, прости меня, – сказала она. – Я была не права. Извини.
– Все в порядке, – сказал он. – Хочешь прийти?
– Нет. Я останусь здесь. Но я хочу тебе кое-что сказать. Когда Стивена найдут, думаю, что он будет не один. Я хочу, чтобы ты знал об этом.
Она повесила трубку прежде, чем он успел спросить, что это значит.
* * *
– Ты счастлив? – спросила Анжела.
– Ты же знаешь, что счастлив. – Он взглянул на нее сверху вниз. – Я скучаю о сыне. Ему не хотелось уезжать.
– Знаю, что не хотелось, но ты не должен его баловать, милый. Он тебя обожает, вот в чем беда. Но он должен вернуться домой, чтобы подготовиться к школе. Мне тоже нужно ехать.
Они поселились в «Савое».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109