Она способна быстро и остро откликнуться на те проблемы, что стоят перед обществом и индивидуумом, разглядеть их в зародыше либо представить себе их последствия. Если для литературы реалистической главной задачей всегда остается исследование человека среди людей, отношений между индивидуумами, то литература фантастическая более обеспокоена проблемой отношения человека и общества, человека и окружающего мира. Это не исключает, разумеется, обращения реалистов к жгучим социальным проблемам либо внимания фантаста к темам этическим.
В конце сороковых годов началась "холодная война", началось роковое противостояние двух социальных систем. На это противостояние накладывалась живая и болезненная память об ужасе тоталитаризма, породившего вторую мировую войну. Страх перед повторением войны, страх перед возвращением фашизма накладывался на возникшее осознание того, что наука из блага, чему учил славный Жюль Верн, превратилась в чудовище Франкенштейна, готовое сожрать своего создателя. Рядом с людьми, еще не привыкшими "жить с атомной бомбой", маячил призрак всеобщей огненной смерти. Именно эти настроения в обществе и нашли отражение в первую очередь в научно-фантастической литературе и кино. В романах фантастов повторялись образы Земли, опустошенной третьей мировой войной, картины жизни последних дикарей, в кино гремели фильмы на те же темы, вершиной которых стал "На Последнем берегу". Крупнейшие писатели США и Англии старались заглянуть в будущее и видели его, как правило, в страшном свете: находящимся в мрачных тисках либо тоталитаризма, каким видел его Орвелл, либо религиозной нетерпимости, как рассказал о том Хайнлайн в романе "Это не должно повториться", либо господства бесчеловечных галактических империй. Все эти писатели не пугали читателя, а лишь отражали его страхи. Но не видели выхода. Или, если видели, то относили его к далекому и абстрактному будущему.
И вот, в конце сороковых годов Лем пишет, а в 1951 г. публикует свой первый роман - "Астронавты". В нем точно ощущается время. Там есть и угроза атомной войны и рассуждение об агрессии - в определенных аспектах "Астронавты" смыкаются с тематикой западной фантастической литературы того периода. И в то же время Лем ищет и находит жизнеутверждающее начало в процессе мирового развития и в метафорической форме утверждает оптимистический вариант эволюции человечества, альтернативу разума. Тема неизбежной победы добра, прогресса, веры в то, что человечество выйдет в космос ради гуманных целей, под новым углом раскрывается в следующем большом романе Лема "Магелланово облако" (1955 г.).
Значение работы Лема выходит далеко за пределы Польши. Я убежден, что, не будь его романов, развитие советской фантастической литературы было бы замедлено. Лем как бы преодолел психологический барьер, сделал шаг, позволивший иным писателям продолжить это движение вперед. Мне видится влияние первых романов Лема и на первую значительную советскую космическую утопию послевоенного периода - "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова (1957 г.) и в какой-то степени на первый роман А. и Б. Стругацких "Страна багровых туч" (1959 г.).
Еще большее значение имели пионерские работы Лема для развития польской фантастической литературы. Можно назвать по крайней мере три известных в стране имени, которые возникают на литературной сцене вскоре после появления "Астронавтов". Это ровесники Лема - покойный Чеслав Хрущевский, а также Кшиштоф Борунь и Анджей Трепка. Творчество этих писателей, претерпевая изменения, развиваясь, продолжается и в современность. Крупнейший роман Хрущевского "Повторное сотворение мира" был опубликован в 1974 г., получившая признание читателей книга Боруня "Маленькие зеленые человечки" - в 1985 г.
Под определенным влиянием Лема развивалось и следующее поколение польских фантастов. Но говорить безапелляционно, что они - его ученики и последователи, было бы преувеличением. Талант и слава Лема способствовали развитию польской литературы, признанию ее, росту читательского интереса, но не подавляли индивидуальности иных авторов. Нельзя забывать о том, что писатели, родившиеся в тридцатые годы, пришли в литературу в шестидесятых, когда общая ситуация как в мире, так и в Польше изменилась. Западный пессимизм и прикладная убогость фантастики сменились новыми веяниями и новыми надеждами. Наконец-то люди вышли в космос, отступила "холодная война", на первое место стали выдвигаться будоражащие воображение и внушающие беспокойство темы защиты нашей Земли от человеческого варварства, головокружительного развития генетики и ее возможностей, наконец, проблемы возможного межпланетного контакта. Так что почва для процветания новых польских писателей была плодородной.
Среди крупнейших польских писателей-фантастов шестидесятых-семидесятых годов можно назвать имена Януша Зайделя и Конрада Фиалковского. Масштабы таланта - в литературе понятие условное. Рядом с этими писателями работали и работают многие другие авторы, которыми по праву может гордиться польская фантастическая литература. Достаточно назвать Эдмунда Внук-Липинского, Адама Вишневского-Снерга, Адама Голлянека, Яцека Савашкевича, Богдана Петецкого, список этот можно было бы и продолжить.
Если говорить об известности в Польше, то, пожалуй, из бесед с любителями фантастики, с писателями и критиками приходишь к выводу, что на первое место сегодня выдвинулся Януш Зайдель.
Фантастика Зайделя в значительной степени - фантастика социальная, это литература предупреждения. Показывая альтернативы эволюции общества, Зайдель откликается на сегодняшние проблемы, вбирая в фокус изображения то, что завтра может стать реальной угрозой для человечества. Безответственные генетические эксперименты ставят под угрозу само существование земной цивилизации в мире, описанном в романе "Цилиндр Ван Троффа". Неустроены и трагичны картины миров и в других романах и повестях Зайделя - он писатель, будоражащий воображение и взывающий к человеческому рассудку. Зайдель по сути своей автор очень современный и в своем творчестве отразил, и во многом предвосхитил, основные темы фантастики восьмидесятых годов - господство глобальных проблем, понимание того, насколько мал и хрупок мир Земли и насколько высока доля ответственности каждого из нас за ее выживание. Ввиду этого неудивительно обращение писателя к человеку как микрокосму, попытка через личность выйти к проблемам социума. Происходит как бы парадоксальное слияние детального изучения разума индивида и попытки понять человечество в целом. То, что Станислав Лем когда-то начал в "Солярисе", на новом витке овладело умами писателей в разных странах.
1 2 3 4
В конце сороковых годов началась "холодная война", началось роковое противостояние двух социальных систем. На это противостояние накладывалась живая и болезненная память об ужасе тоталитаризма, породившего вторую мировую войну. Страх перед повторением войны, страх перед возвращением фашизма накладывался на возникшее осознание того, что наука из блага, чему учил славный Жюль Верн, превратилась в чудовище Франкенштейна, готовое сожрать своего создателя. Рядом с людьми, еще не привыкшими "жить с атомной бомбой", маячил призрак всеобщей огненной смерти. Именно эти настроения в обществе и нашли отражение в первую очередь в научно-фантастической литературе и кино. В романах фантастов повторялись образы Земли, опустошенной третьей мировой войной, картины жизни последних дикарей, в кино гремели фильмы на те же темы, вершиной которых стал "На Последнем берегу". Крупнейшие писатели США и Англии старались заглянуть в будущее и видели его, как правило, в страшном свете: находящимся в мрачных тисках либо тоталитаризма, каким видел его Орвелл, либо религиозной нетерпимости, как рассказал о том Хайнлайн в романе "Это не должно повториться", либо господства бесчеловечных галактических империй. Все эти писатели не пугали читателя, а лишь отражали его страхи. Но не видели выхода. Или, если видели, то относили его к далекому и абстрактному будущему.
И вот, в конце сороковых годов Лем пишет, а в 1951 г. публикует свой первый роман - "Астронавты". В нем точно ощущается время. Там есть и угроза атомной войны и рассуждение об агрессии - в определенных аспектах "Астронавты" смыкаются с тематикой западной фантастической литературы того периода. И в то же время Лем ищет и находит жизнеутверждающее начало в процессе мирового развития и в метафорической форме утверждает оптимистический вариант эволюции человечества, альтернативу разума. Тема неизбежной победы добра, прогресса, веры в то, что человечество выйдет в космос ради гуманных целей, под новым углом раскрывается в следующем большом романе Лема "Магелланово облако" (1955 г.).
Значение работы Лема выходит далеко за пределы Польши. Я убежден, что, не будь его романов, развитие советской фантастической литературы было бы замедлено. Лем как бы преодолел психологический барьер, сделал шаг, позволивший иным писателям продолжить это движение вперед. Мне видится влияние первых романов Лема и на первую значительную советскую космическую утопию послевоенного периода - "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова (1957 г.) и в какой-то степени на первый роман А. и Б. Стругацких "Страна багровых туч" (1959 г.).
Еще большее значение имели пионерские работы Лема для развития польской фантастической литературы. Можно назвать по крайней мере три известных в стране имени, которые возникают на литературной сцене вскоре после появления "Астронавтов". Это ровесники Лема - покойный Чеслав Хрущевский, а также Кшиштоф Борунь и Анджей Трепка. Творчество этих писателей, претерпевая изменения, развиваясь, продолжается и в современность. Крупнейший роман Хрущевского "Повторное сотворение мира" был опубликован в 1974 г., получившая признание читателей книга Боруня "Маленькие зеленые человечки" - в 1985 г.
Под определенным влиянием Лема развивалось и следующее поколение польских фантастов. Но говорить безапелляционно, что они - его ученики и последователи, было бы преувеличением. Талант и слава Лема способствовали развитию польской литературы, признанию ее, росту читательского интереса, но не подавляли индивидуальности иных авторов. Нельзя забывать о том, что писатели, родившиеся в тридцатые годы, пришли в литературу в шестидесятых, когда общая ситуация как в мире, так и в Польше изменилась. Западный пессимизм и прикладная убогость фантастики сменились новыми веяниями и новыми надеждами. Наконец-то люди вышли в космос, отступила "холодная война", на первое место стали выдвигаться будоражащие воображение и внушающие беспокойство темы защиты нашей Земли от человеческого варварства, головокружительного развития генетики и ее возможностей, наконец, проблемы возможного межпланетного контакта. Так что почва для процветания новых польских писателей была плодородной.
Среди крупнейших польских писателей-фантастов шестидесятых-семидесятых годов можно назвать имена Януша Зайделя и Конрада Фиалковского. Масштабы таланта - в литературе понятие условное. Рядом с этими писателями работали и работают многие другие авторы, которыми по праву может гордиться польская фантастическая литература. Достаточно назвать Эдмунда Внук-Липинского, Адама Вишневского-Снерга, Адама Голлянека, Яцека Савашкевича, Богдана Петецкого, список этот можно было бы и продолжить.
Если говорить об известности в Польше, то, пожалуй, из бесед с любителями фантастики, с писателями и критиками приходишь к выводу, что на первое место сегодня выдвинулся Януш Зайдель.
Фантастика Зайделя в значительной степени - фантастика социальная, это литература предупреждения. Показывая альтернативы эволюции общества, Зайдель откликается на сегодняшние проблемы, вбирая в фокус изображения то, что завтра может стать реальной угрозой для человечества. Безответственные генетические эксперименты ставят под угрозу само существование земной цивилизации в мире, описанном в романе "Цилиндр Ван Троффа". Неустроены и трагичны картины миров и в других романах и повестях Зайделя - он писатель, будоражащий воображение и взывающий к человеческому рассудку. Зайдель по сути своей автор очень современный и в своем творчестве отразил, и во многом предвосхитил, основные темы фантастики восьмидесятых годов - господство глобальных проблем, понимание того, насколько мал и хрупок мир Земли и насколько высока доля ответственности каждого из нас за ее выживание. Ввиду этого неудивительно обращение писателя к человеку как микрокосму, попытка через личность выйти к проблемам социума. Происходит как бы парадоксальное слияние детального изучения разума индивида и попытки понять человечество в целом. То, что Станислав Лем когда-то начал в "Солярисе", на новом витке овладело умами писателей в разных странах.
1 2 3 4