Вы похожи на татарина или калмыка. Вы действительно вылитый калмык.
И теперь, в мастерской, Дриоли снова внимательно посмотрел на художника, на то, как тот взял стакан с вином и залпом выпил его. Да, нет сомнений, черты лица его были калмыцкие — широкое лицо с высокими скулами, с широким, грубоватой формы носом. Но руки — руки всегда вызывали удивление: маленькие, как женские, с изящными тонкими пальцами.
— Дай мне еще, — сказал художник. — Если праздновать, так уж надо праздновать как следует.
Дриоли разлил вино и сел на стул. Сутин устроился на старой кушетке рядом с женой Дриоли. На полу между ними стояли три бутылки.
— Сегодня вечером мы будем пить столько, сколько влезет, — сказал Дриоли. — Я исключительно богат. Сейчас сбегаю и куплю еще несколько бутылок. Сколько купить?
— Еще шесть, — ответил паренек. — Каждому по две бутылки.
— Хорошо. Я сейчас пойду и принесу.
— А я помогу тебе.
В ближайшем кафе Дриоли купил шесть бутылок белого вина. После того как они вернулись в мастерскую, поставили на пол в два ряда и Дриоли, вооружившись штопором, откупорил все шесть бутылок, они снова уселись и стали пить.
— А ведь только очень богатые, — заметил Дриоли, — могут так кутить.
— Это правда, — сказал паренек. — Разве это не так, Джози?
— Разумеется.
— Как настроение. Джози?
— Прекрасное.
— Может быть бросишь Дриоли и выйдешь за меня?
— Нет.
— Вино изумительное, — сказал Дриоли. — Одно удовольствие пить его.
Не спеша, смакуя, они стали постепенно пьянеть. Хотя они пили так же, как они делали это обычно, тем не менее полагалось соблюдать известный ритуал — пить со всей серьезностью, о многом поговорить, повторяясь снова и снова.
Полагалось расхваливать вино, обязательно пить его медленно, смакуя все три восхитительные стадии опьянения, особенно момент, когда кажется, что плаваешь в воздухе и уже не чувствуешь своих ног (как бывает у Дриоли). Да, это самый приятный момент, когда смотришь на свои ноги и они кажутся такими далекими, что удивляешься тому, какому же чудаку они могут принадлежать и почему они лежат вот так, где-то на полу и на таком расстоянии.
Спустя некоторое время он встал, чтобы включить свет. Он очень удивился, заметив, что ноги его встали вместе с ним, когда он отправился включать свет; особенно его поразило то, что он не чувствовал, как ноги касались пола. У него было приятное ощущение того, что он ходит по воздуху. Потом он стал ходить по комнате, лукаво поглядывая на полотна, сложенные у стен.
— Послушайте, — сказал он наконец. — Я придумал одну вещь. — Он направился к кушетке и встал перед ней, слегка покачиваясь. — Слушай, мой маленький калмык.
— Что такое?
— У меня есть потрясающая идея. Ты слушаешь меня?
— Я слушаю, Джози.
— Слушай меня, пожалуйста. Ты мой друг — мой маленький калмык из Минска, и я считаю тебя хорошим художником, и мне хотелось бы иметь картину, прекрасную картину.
— Возьми себе все. Возьми все, что ты найдешь, но не прерывай меня, когда я беседую с твоей женой.
— Нет, нет. Послушай-ка. Я имею в виду картину, которая всегда была бы со мной… вечно… куда бы я ни пошел, что бы ни случилось… но всегда со мной… картину, написанную тобой.
Протянув руку, он положил ее на колено паренька.
— Пожалуйста, слушай меня сейчас.
— Слушай его, — сказала молодая женщина.
— Вот что. Я хочу, чтобы ты написал картину на моей коже, на спине. Затем я хочу, чтобы ты сделал татуировку поверх написанного, чтобы картина навсегда сохранилась на спине.
— Ты, наверное, рехнулся.
— Я научу тебя пользоваться татуировальной машинкой. Это легко. Даже ребенок сумел бы.
— Я не ребенок.
— Пожалуйста…
— Ты в самом деле сумасшедший. Что ты все-таки затеял?
Художник посмотрел в неподвижные, черные, блестящие от выпитого вина глаза Дриоли.
— Ради всего святого, что тебе все-таки надо?
— Ты с легкостью сумеешь сделать это! Ты сумеешь! Сумеешь!
— Ты имеешь в виду татуировку?
— Да, татуировку! В две минуты я тебя научу!
— Это невозможно!
— Ты хочешь сказать, что я не знаю, о чем говорю.
Ну, нет, художник не мог этого утверждать, так как все знали, что если кто и знает о татуировальном искусстве, так это он — Дриоли. Разве не он, это было в прошлом месяце, покрыл живот какого-то мужчины удивительно изящным рисунком, изображающим цветы? А тот клиент, у которого вся грудь была покрыта такой густой шерстью? Он так искусно изобразил на его груди серого медведя, что волосатая грудь превратилась в шкуру мохнатого зверя.
Разве не он татуировал женщину на руке мужчины таким образом, что когда мускулы руки мужчины двигались, то женщина оживала и принимала самые неожиданные позы.
— Я просто хочу сказать тебе, — ответил Сутин, — что ты пьян и у тебя пьяные мысли.
— А Джози будет позировать. Это будет этюд с Джози на моей спине. Разве я не вправе иметь портрет жены на своей спине?
— Портрет Джози?
— Да. — Дриоли знал, что стоит ему только упомянуть имя жены, как толстые губы паренька невольно растянутся в улыбку.
— Я не согласна, — сказала молодая женщина.
— Джози, дорогая, ну пожалуйста. Вот возьми эту бутылку и допей ее, тогда ты станешь добрей. Это же потрясающая идея. В жизни еще не придумывал что-нибудь подобное.
— Какая еще там идея?
— Ну, то, что он должен будет делать твой портрет на моей спине. Разве я не могу желать этого?
— Мой портрет?
— В обнаженном виде, — заметил художник.
— Соблазнительная идея.
— Только не в обнаженном виде, — сказала молодая женщина.
— Это же гениальная идея, — сказал Дриоли.
— Нет, это безумная идея, — ответила молодая женщина.
— Так или иначе, все же это идея, — сказал Сутин. — И она заслуживает того, чтобы отметить ее.
Они выпили еще одну бутылку. Затем художник заметил:
— Ничего из этого не выйдет. Я не умею обращаться с татуировальной машинкой. Хочешь, я напишу картину на твоей спине, и ты будешь ходить с ней до тех пор, пока не выкупаешься и не смоешь ее? А если ты вообще не будешь мыться, тогда картина сохранится на твоей спине до конца твоей жизни.
— Нет, — ответил Дриоли.
— Да. И в день, когда ты решишь выкупаться, я буду знать, что ты больше не ценишь мою картину. Это будет серьезным испытанием для тебя как поклонника моего таланта.
— Не нравится мне все это, — сказала молодая женщина. — Он так восхищается твоим талантом, что будет ходить грязным всю жизнь. Давайте лучше татуировку. Только не в обнаженном виде.
— Тогда только голову, — предложил Дриоли.
— Боюсь, не справлюсь.
— Это чрезвычайно просто. Я научу тебя в две минуты. Вот увидишь. Я пошел за иглами и чернилами. У меня есть чернила всех цветов — стольких оттенков, сколько у тебя есть для живописи, и даже более красивые, чем у тебя.
— Нет, это невозможно.
1 2 3 4 5
И теперь, в мастерской, Дриоли снова внимательно посмотрел на художника, на то, как тот взял стакан с вином и залпом выпил его. Да, нет сомнений, черты лица его были калмыцкие — широкое лицо с высокими скулами, с широким, грубоватой формы носом. Но руки — руки всегда вызывали удивление: маленькие, как женские, с изящными тонкими пальцами.
— Дай мне еще, — сказал художник. — Если праздновать, так уж надо праздновать как следует.
Дриоли разлил вино и сел на стул. Сутин устроился на старой кушетке рядом с женой Дриоли. На полу между ними стояли три бутылки.
— Сегодня вечером мы будем пить столько, сколько влезет, — сказал Дриоли. — Я исключительно богат. Сейчас сбегаю и куплю еще несколько бутылок. Сколько купить?
— Еще шесть, — ответил паренек. — Каждому по две бутылки.
— Хорошо. Я сейчас пойду и принесу.
— А я помогу тебе.
В ближайшем кафе Дриоли купил шесть бутылок белого вина. После того как они вернулись в мастерскую, поставили на пол в два ряда и Дриоли, вооружившись штопором, откупорил все шесть бутылок, они снова уселись и стали пить.
— А ведь только очень богатые, — заметил Дриоли, — могут так кутить.
— Это правда, — сказал паренек. — Разве это не так, Джози?
— Разумеется.
— Как настроение. Джози?
— Прекрасное.
— Может быть бросишь Дриоли и выйдешь за меня?
— Нет.
— Вино изумительное, — сказал Дриоли. — Одно удовольствие пить его.
Не спеша, смакуя, они стали постепенно пьянеть. Хотя они пили так же, как они делали это обычно, тем не менее полагалось соблюдать известный ритуал — пить со всей серьезностью, о многом поговорить, повторяясь снова и снова.
Полагалось расхваливать вино, обязательно пить его медленно, смакуя все три восхитительные стадии опьянения, особенно момент, когда кажется, что плаваешь в воздухе и уже не чувствуешь своих ног (как бывает у Дриоли). Да, это самый приятный момент, когда смотришь на свои ноги и они кажутся такими далекими, что удивляешься тому, какому же чудаку они могут принадлежать и почему они лежат вот так, где-то на полу и на таком расстоянии.
Спустя некоторое время он встал, чтобы включить свет. Он очень удивился, заметив, что ноги его встали вместе с ним, когда он отправился включать свет; особенно его поразило то, что он не чувствовал, как ноги касались пола. У него было приятное ощущение того, что он ходит по воздуху. Потом он стал ходить по комнате, лукаво поглядывая на полотна, сложенные у стен.
— Послушайте, — сказал он наконец. — Я придумал одну вещь. — Он направился к кушетке и встал перед ней, слегка покачиваясь. — Слушай, мой маленький калмык.
— Что такое?
— У меня есть потрясающая идея. Ты слушаешь меня?
— Я слушаю, Джози.
— Слушай меня, пожалуйста. Ты мой друг — мой маленький калмык из Минска, и я считаю тебя хорошим художником, и мне хотелось бы иметь картину, прекрасную картину.
— Возьми себе все. Возьми все, что ты найдешь, но не прерывай меня, когда я беседую с твоей женой.
— Нет, нет. Послушай-ка. Я имею в виду картину, которая всегда была бы со мной… вечно… куда бы я ни пошел, что бы ни случилось… но всегда со мной… картину, написанную тобой.
Протянув руку, он положил ее на колено паренька.
— Пожалуйста, слушай меня сейчас.
— Слушай его, — сказала молодая женщина.
— Вот что. Я хочу, чтобы ты написал картину на моей коже, на спине. Затем я хочу, чтобы ты сделал татуировку поверх написанного, чтобы картина навсегда сохранилась на спине.
— Ты, наверное, рехнулся.
— Я научу тебя пользоваться татуировальной машинкой. Это легко. Даже ребенок сумел бы.
— Я не ребенок.
— Пожалуйста…
— Ты в самом деле сумасшедший. Что ты все-таки затеял?
Художник посмотрел в неподвижные, черные, блестящие от выпитого вина глаза Дриоли.
— Ради всего святого, что тебе все-таки надо?
— Ты с легкостью сумеешь сделать это! Ты сумеешь! Сумеешь!
— Ты имеешь в виду татуировку?
— Да, татуировку! В две минуты я тебя научу!
— Это невозможно!
— Ты хочешь сказать, что я не знаю, о чем говорю.
Ну, нет, художник не мог этого утверждать, так как все знали, что если кто и знает о татуировальном искусстве, так это он — Дриоли. Разве не он, это было в прошлом месяце, покрыл живот какого-то мужчины удивительно изящным рисунком, изображающим цветы? А тот клиент, у которого вся грудь была покрыта такой густой шерстью? Он так искусно изобразил на его груди серого медведя, что волосатая грудь превратилась в шкуру мохнатого зверя.
Разве не он татуировал женщину на руке мужчины таким образом, что когда мускулы руки мужчины двигались, то женщина оживала и принимала самые неожиданные позы.
— Я просто хочу сказать тебе, — ответил Сутин, — что ты пьян и у тебя пьяные мысли.
— А Джози будет позировать. Это будет этюд с Джози на моей спине. Разве я не вправе иметь портрет жены на своей спине?
— Портрет Джози?
— Да. — Дриоли знал, что стоит ему только упомянуть имя жены, как толстые губы паренька невольно растянутся в улыбку.
— Я не согласна, — сказала молодая женщина.
— Джози, дорогая, ну пожалуйста. Вот возьми эту бутылку и допей ее, тогда ты станешь добрей. Это же потрясающая идея. В жизни еще не придумывал что-нибудь подобное.
— Какая еще там идея?
— Ну, то, что он должен будет делать твой портрет на моей спине. Разве я не могу желать этого?
— Мой портрет?
— В обнаженном виде, — заметил художник.
— Соблазнительная идея.
— Только не в обнаженном виде, — сказала молодая женщина.
— Это же гениальная идея, — сказал Дриоли.
— Нет, это безумная идея, — ответила молодая женщина.
— Так или иначе, все же это идея, — сказал Сутин. — И она заслуживает того, чтобы отметить ее.
Они выпили еще одну бутылку. Затем художник заметил:
— Ничего из этого не выйдет. Я не умею обращаться с татуировальной машинкой. Хочешь, я напишу картину на твоей спине, и ты будешь ходить с ней до тех пор, пока не выкупаешься и не смоешь ее? А если ты вообще не будешь мыться, тогда картина сохранится на твоей спине до конца твоей жизни.
— Нет, — ответил Дриоли.
— Да. И в день, когда ты решишь выкупаться, я буду знать, что ты больше не ценишь мою картину. Это будет серьезным испытанием для тебя как поклонника моего таланта.
— Не нравится мне все это, — сказала молодая женщина. — Он так восхищается твоим талантом, что будет ходить грязным всю жизнь. Давайте лучше татуировку. Только не в обнаженном виде.
— Тогда только голову, — предложил Дриоли.
— Боюсь, не справлюсь.
— Это чрезвычайно просто. Я научу тебя в две минуты. Вот увидишь. Я пошел за иглами и чернилами. У меня есть чернила всех цветов — стольких оттенков, сколько у тебя есть для живописи, и даже более красивые, чем у тебя.
— Нет, это невозможно.
1 2 3 4 5