Еще недавно можно было от души посмеяться над нехитрой фразой: "Дядька Черномор закурил "Беломор". А теперь? Ну, Черномор. Ну, закурил. "Беломор". А суть-то? В чем суть? В современном юморе главное докопаться до смешной сути...
Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты...
Искаженная пословица: "Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз". Искажено совсем немного, но уже крылатая фраза летит в другом направлении: не туда, где хорошо смеются победители, а туда, где смеются побежденные, которым ничего, кроме этого, не остается.
Людей, которые бессознательно искажают привычные выражения и слова, приспосабливая их к новой действительности, кто-то удачно назвал народными исказителями. Исказители от сказителей отличаются тем, что, ничего не сказывая, а лишь чуточку изменив сказанное, добиваются подчас не меньшего эффекта.
"Я не могу этого есть _натошняк_". (Из разговора в поезде).
"В первую мировую я был _стрелевой_". (Рассказ старого солдата).
Не каждому известно, что слово _тощий_, от которого произошло слово _натощак_, когда-то обозначало "пустой". На тощий желудок - на пустой желудок. Но ведь суть не в том, на какой ты желудок ешь, а в том, каковы результаты.
А что важно для солдата? Конечно, и то, что он в строю, но, может быть, еще важней, что он стреляет, а главное - в него стреляют. Вот почему он называет себя: стрелевой.
Жизнь корректирует все, в том числе и привычные выражения. И человек, который, по общему мнению, работал _на износ_, теперь работает _на износ окружающих_. А всегда преуспевавший вздыхает: "Дело принимает _нехороший оборот_... Темп жизни таков, что дела делают до _десяти нехороших оборотов в секунду_..."
В начале 60-х годов прошлого века Московский университет был охвачен студенческими волнениями. Учебная программа трещала по всем швам, а студенты собирались не на лекции, а на сходки. Между тем в аудитории "Юридическая внизу" профессор Петров и студент Корш читали "Хамасу"...
"Хамаса" в переводе с арабского означает "Отвага". Так назывались антологии средневековой арабской поэзии.
Профессор Петров был исправным профессором, и студент Корш был исправным студентом. И в полном соответствии с учебной программой они читали о событиях средних веков, затыкая уши от современных событий. О событиях арабских - не слыша событий российских. Как примерный профессор и примерный студент.
Они штудировали "Отвагу", запершись в аудитории "Юридическая внизу", не желая подняться до современных событий.
Студенту Коршу было тогда восемнадцать лет. А в пятьдесят один, будучи уже профессором Коршем, он выступил на защиту арестованных студентов и был подвергнут за это административному наказанию.
Благонадежный студент стал неблагонадежным профессором... Обычно в жизни бывает наоборот...
Молодость, молодость... Иногда на то, чтобы к ней подняться, уходит вся жизнь...
"Хамаса" на родном языке... Не так просто читать на родном языке "Отвагу"...
Иностранный язык нельзя полюбить, как родной, но к нему можно испытывать уважение. В старину, например, у нас все иностранные слова писались с большой буквы. Свои писались с маленькой, а чужие - с большой. В порядке гостеприимства.
Протестуя против подобного гостеприимства, Сумароков написал возмущенный трактат "Об истреблении чужих слов из русского языка". Это что за фрукт, когда надо говорить овощ? Овощ яблоко, овощ абрикос. Сумарокову отвечали, что всякому овощу свое время. Было время абрикосу быть овощем, а теперь пришло время стать фруктом. Ну и фрукт этот овощ! - мог бы возмутиться истребитель чужих слов в русском языке...
Языки между собой не враждуют, как враждуют порой те, кто на них говорит. Языки убедительно показывают, насколько общение взаимно обогащает (хотя стремиться-то нужно к общению, а не к обогащению).
Со времени вавилонского столпотворения, для того чтоб договориться, нужно знать много языков. Это трудно. Но - возможно. Пример тому профессор Корш, которого профессор Ключевский называл секретарем при вавилонском столпотворении.
Когда-то год означал: желаемое, благоприятное время.
И не потому, что раньше не было неблагоприятных лет, их было побольше, чем сейчас, но, как видно, по тем временам они считались благоприятными. Тем более, что ведь _год_ состоял из _недель_, то есть, из таких дней, когда ничего не делали. А складывались годы в _века_, которые обозначали силу, здоровье. Отсюда и _человек_ пошел: от силы, здоровья. Первоначально человек был задуман как здоровый человек.
Вот потому-то годы и считались благоприятными. И о них говорили:
- Плохой год, но благоприятный.
- Ужасный год, но благоприятный.
Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные годы.
ВОДА ВРЕМЕНИ
Время - что вода, и не потому, что оно течет, а потому, что скрадывает расстояния.
Как будто из одного Ренессанса Данте и Рабле, а расстояние между ними как между Высоцким и Кантемиром.
ИМЯ ПИСАТЕЛЯ В ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ
Как-то, перечитывая "Записки охотника", я обратил внимание, что в них почти не встречается имя Иван. Есть мальчик Ваня, упрятанный автором под рогожу, есть Иван Иванович да Ивашка Федосеев, и вовсе упрятанные под землю и встающие из могил в фантазии дворовых ребят. Почему же в книге о русском крестьянстве так редко встречается имя, в то время наиболее распространенное?
Потому что автор "Записок охотника" - Иван. Иван Сергеевич Тургенев.
К своему имени у нас отношение особое, поэтому многие авторы его вообще избегают. Не могу вспомнить у Пушкина Александра, у Чехова Антона, у Толстого Льва. Каждый человек не равнодушен к своему имени, поэтому если автор его употребляет, то непременно вкладывает в это особый смысл.
Федор Достоевский дал свое имя наиболее отталкивающему персонажу Федору Карамазову. Зато Александр Сергеевич Грибоедов одарил своим именем наиболее положительного героя - Александра Андреевича Чацкого. Разделив свое имя с отвергнутым обществом вольнодумцем, он как бы разделил с ним его судьбу, подчеркнул, что не отрекается от своего героя.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал образ Миши Нагорного, "государственного младенца", то есть человека благонравного, исполнительного, способного делать только то, что угодно начальству и только от этого получать удовлетворение. Можно было, конечно, придумать другое имя, разоблачая порок, но Щедрин поступил, как Достоевский, как все истинные писатели: не поднялся на прокурорскую кафедру, а присел на скамью подсудимых.
У Алексея Николаевича Толстого князь Алексей Краснопольский сверху плохой, но внутри хороший. Он других мучит, но мучится и сам.
А вот у Исаака Бабеля Исаак Дымшиц - человек циничный, бесчувственный, покупающий за деньги любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты...
Искаженная пословица: "Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз". Искажено совсем немного, но уже крылатая фраза летит в другом направлении: не туда, где хорошо смеются победители, а туда, где смеются побежденные, которым ничего, кроме этого, не остается.
Людей, которые бессознательно искажают привычные выражения и слова, приспосабливая их к новой действительности, кто-то удачно назвал народными исказителями. Исказители от сказителей отличаются тем, что, ничего не сказывая, а лишь чуточку изменив сказанное, добиваются подчас не меньшего эффекта.
"Я не могу этого есть _натошняк_". (Из разговора в поезде).
"В первую мировую я был _стрелевой_". (Рассказ старого солдата).
Не каждому известно, что слово _тощий_, от которого произошло слово _натощак_, когда-то обозначало "пустой". На тощий желудок - на пустой желудок. Но ведь суть не в том, на какой ты желудок ешь, а в том, каковы результаты.
А что важно для солдата? Конечно, и то, что он в строю, но, может быть, еще важней, что он стреляет, а главное - в него стреляют. Вот почему он называет себя: стрелевой.
Жизнь корректирует все, в том числе и привычные выражения. И человек, который, по общему мнению, работал _на износ_, теперь работает _на износ окружающих_. А всегда преуспевавший вздыхает: "Дело принимает _нехороший оборот_... Темп жизни таков, что дела делают до _десяти нехороших оборотов в секунду_..."
В начале 60-х годов прошлого века Московский университет был охвачен студенческими волнениями. Учебная программа трещала по всем швам, а студенты собирались не на лекции, а на сходки. Между тем в аудитории "Юридическая внизу" профессор Петров и студент Корш читали "Хамасу"...
"Хамаса" в переводе с арабского означает "Отвага". Так назывались антологии средневековой арабской поэзии.
Профессор Петров был исправным профессором, и студент Корш был исправным студентом. И в полном соответствии с учебной программой они читали о событиях средних веков, затыкая уши от современных событий. О событиях арабских - не слыша событий российских. Как примерный профессор и примерный студент.
Они штудировали "Отвагу", запершись в аудитории "Юридическая внизу", не желая подняться до современных событий.
Студенту Коршу было тогда восемнадцать лет. А в пятьдесят один, будучи уже профессором Коршем, он выступил на защиту арестованных студентов и был подвергнут за это административному наказанию.
Благонадежный студент стал неблагонадежным профессором... Обычно в жизни бывает наоборот...
Молодость, молодость... Иногда на то, чтобы к ней подняться, уходит вся жизнь...
"Хамаса" на родном языке... Не так просто читать на родном языке "Отвагу"...
Иностранный язык нельзя полюбить, как родной, но к нему можно испытывать уважение. В старину, например, у нас все иностранные слова писались с большой буквы. Свои писались с маленькой, а чужие - с большой. В порядке гостеприимства.
Протестуя против подобного гостеприимства, Сумароков написал возмущенный трактат "Об истреблении чужих слов из русского языка". Это что за фрукт, когда надо говорить овощ? Овощ яблоко, овощ абрикос. Сумарокову отвечали, что всякому овощу свое время. Было время абрикосу быть овощем, а теперь пришло время стать фруктом. Ну и фрукт этот овощ! - мог бы возмутиться истребитель чужих слов в русском языке...
Языки между собой не враждуют, как враждуют порой те, кто на них говорит. Языки убедительно показывают, насколько общение взаимно обогащает (хотя стремиться-то нужно к общению, а не к обогащению).
Со времени вавилонского столпотворения, для того чтоб договориться, нужно знать много языков. Это трудно. Но - возможно. Пример тому профессор Корш, которого профессор Ключевский называл секретарем при вавилонском столпотворении.
Когда-то год означал: желаемое, благоприятное время.
И не потому, что раньше не было неблагоприятных лет, их было побольше, чем сейчас, но, как видно, по тем временам они считались благоприятными. Тем более, что ведь _год_ состоял из _недель_, то есть, из таких дней, когда ничего не делали. А складывались годы в _века_, которые обозначали силу, здоровье. Отсюда и _человек_ пошел: от силы, здоровья. Первоначально человек был задуман как здоровый человек.
Вот потому-то годы и считались благоприятными. И о них говорили:
- Плохой год, но благоприятный.
- Ужасный год, но благоприятный.
Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные годы.
ВОДА ВРЕМЕНИ
Время - что вода, и не потому, что оно течет, а потому, что скрадывает расстояния.
Как будто из одного Ренессанса Данте и Рабле, а расстояние между ними как между Высоцким и Кантемиром.
ИМЯ ПИСАТЕЛЯ В ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ
Как-то, перечитывая "Записки охотника", я обратил внимание, что в них почти не встречается имя Иван. Есть мальчик Ваня, упрятанный автором под рогожу, есть Иван Иванович да Ивашка Федосеев, и вовсе упрятанные под землю и встающие из могил в фантазии дворовых ребят. Почему же в книге о русском крестьянстве так редко встречается имя, в то время наиболее распространенное?
Потому что автор "Записок охотника" - Иван. Иван Сергеевич Тургенев.
К своему имени у нас отношение особое, поэтому многие авторы его вообще избегают. Не могу вспомнить у Пушкина Александра, у Чехова Антона, у Толстого Льва. Каждый человек не равнодушен к своему имени, поэтому если автор его употребляет, то непременно вкладывает в это особый смысл.
Федор Достоевский дал свое имя наиболее отталкивающему персонажу Федору Карамазову. Зато Александр Сергеевич Грибоедов одарил своим именем наиболее положительного героя - Александра Андреевича Чацкого. Разделив свое имя с отвергнутым обществом вольнодумцем, он как бы разделил с ним его судьбу, подчеркнул, что не отрекается от своего героя.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал образ Миши Нагорного, "государственного младенца", то есть человека благонравного, исполнительного, способного делать только то, что угодно начальству и только от этого получать удовлетворение. Можно было, конечно, придумать другое имя, разоблачая порок, но Щедрин поступил, как Достоевский, как все истинные писатели: не поднялся на прокурорскую кафедру, а присел на скамью подсудимых.
У Алексея Николаевича Толстого князь Алексей Краснопольский сверху плохой, но внутри хороший. Он других мучит, но мучится и сам.
А вот у Исаака Бабеля Исаак Дымшиц - человек циничный, бесчувственный, покупающий за деньги любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15