– Я жаб-то схоронить хотел на леднике, может, вам антиресно даже дохлые, положил в ряднинку…
– Так они целы? – спросил майор оживая, но как только увидел лицо Пахома, как-то сразу оплыл, словно старое сало на солнышке.
– Дык собака, барин, Иван Ильич… Вовсе никчемная шавка, какая при кухне… Пока я ледник отпирал, она, змея, ухватила ряднинку да сволокла. Я за ей, да куда там – под плетень, через огород, и нет ее. Я ее потом хорошенько прибил, барин, Иван Ильич, вот вам крест! А Никишке, идолу, чуть ухо не оторвал! Если повелите, я их и высечь могу!
– Да уж высеки, – пробормотал майор. – А палочки куда дел?
– А палочки в жабах и остались. Я ж на ледник… Я ж хотел…
– Иди. Иди отсюда, ирод. Там Архипка где-то, вели водки нести…
Майор поник головою и слышал, как мужики тихонько говорят меж собою:
– Там барин обмер весь, сидит в мокрых штанах, как есть обдумшись, и водки требовает.
– Сейчас снесу. А что ж ты его так напужал?
– Я ж не пужал, вот те крест! Жабы энти… Кто ж знал?
– А и нечего было туды ходить, Пантелея слушать. Эх! Добрый у нас барин, всем бы таких, а ты его жабами довел. Иди отсюда, аггел, и не являйся!
Спустя пару минут Архипка появился на веранде с подносиком, на котором стоял резной штоф. Отдельно на тарелочке лежали опутанные укропными нитями огурчики.
– Изволите водочки, барин?
– Изволю, – сказал майор, принимая штоф.
– Может, порты переменить надобно, так я скажу…
– Не надо порты.
– А то жаб наловить? Вы не горюйте, барин, я сейчас мужикам велю, на Варнавинском озере этих жаб – видимо-невидимо! Жирнущие, што твоя попадья! – любезно предложил Архипка.
От штофа, с дребезгом разбившегося о стену, он успел увернуться.

1 2