Что, конечно, связано и с собственным состоянием мужа – я уже говорила, что его нельзя было назвать совершенно нормальным.
Я ездила к Александру один раз. Вместе с Леной и нашей художницей Ц.
Впечатление было незабываемое.
В России в юности я работала медсестрой, в том числе, и в психиатрической больнице. Только недолго – два месяца. Была и на занятиях в психиатрических отделениях. Так что представляю себе советскую психиатрию. Конечно, здесь, в Германии (буржуи – они богатые) все было иначе. Больным предоставлено гораздо больше свободы, обращение с ними очень корректное (это не наши бугаи-санитары). Ну и питание, условия – не сравнить, конечно. Но все равно – психиатрия есть психиатрия. Отделение запиралось. Гулять Александра первое время выпускали только на большом балконе.
Александр ждал нас в столовой. Сидел в уголке, теперь аккуратно причесанный, стройный, прямой, идеально спокойный. Перед ним на столе – Библия. Мы, поздоровавшись, стали расспрашивать его, как условия, не холодно ли ему, не хочет ли чего. Александр горько улыбался в ответ.
– А кормят вас хорошо? – спросила я.
– Кормят… – ответил Александр задумчиво, – Кормят несвободой.
Словом, Александр старался из своего положения выжать все, что возможно, чтобы предстать перед собой и другими мучеником. Думаю, ему бы очень хотелось, чтобы его еще и стукнул кто-нибудь (как это бывает в наших больницах), а то и в смирительную рубашку бы завернули… Но увы, врачи и персонал – гады – обращались с ним исключительно корректно, как и с другими больными. Даже таблетки не заставляли принимать (кажется, в это время его уже уговорили принять какое-то лечение, довольно мягкое). Впрочем, можно было вызывать жалость тем, что его не выпускают гулять – это же так ужасно! Тем, что он находился в обществе больных – действительно, мало приятного… особенно если заранее настроиться на то «как-это-ужасно». А также непониманием духовно тупых врачей.
– Он меня спрашивает: а вы голоса-то слышите? А я ему говорю: нет, я не слышу никаких голосов. И никогда не слышал.
То есть он лгал врачам. Голоса он слышал, да еще как!
Но именно мой небольшой опыт тут говорит о том, что Александр не был больным. Настоящие шизофреники не скрывают того, что слышат голоса. Даже если и хотят – не могут скрыть. Может быть, конечно, есть какая-то форма болезни, при которой человек полностью сохраняет способность к соображению и хитрость. Мне тогда думалось, что Александр просто страдает, так сказать, начальной формой шизофрении – а со временем его умственные способности тоже упадут, и он превратится в одного из полуидиотов, которые бродят по отделению.
Не знаю… я не психиатр, и не могу сказать наверняка. Но насколько я знаю, диагноз Александру в больнице так и не поставили.
Он просто все отрицал. Голосов никаких он не слышал, жену не душил. Конечно, протокол все равно существовал – следы на шее И. видели полицейские (поэтому, кстати, Александра и не выпускали из больницы больше месяца). Он все валил на домочадцев. Не знаю, верили ему или нет…
В конце концов рассказы Александра вывели меня. Да и надоело изображать «любовь», которой я к нему не чувствовала. Честно.
– Ну что, Александр, – сказала я, – Как же вы могли такое сделать? И куда вы нас теперь поведете?
Александр улыбнулся таинственно, глядя вдаль.
– Я вас поведу к Богу, – сказал он.
– Как вы могли? – повторила я, – Зачем вы это сделали?
– А этого, – Александр вздохнул, – Я не могу вам сказать. Вы должны понять сами. Или не понять.
Ц. встретилась с Александром отдельно, без нас. Едва мы вышли, Александр набросился на нее.
– Как ты могла?! Как ты могла допустить, чтобы меня посадили сюда? Ну они – ладно, с ними все ясно. Но ты?!
Бедная Ц. не знала, что ответить. Александр доверял ей больше чем другим, а теперь и она оказалась среди «предателей».
Меня мало волновали такие обвинения. Какое «предательство»? Во-первых, если уж на то пошло, то в больницу Александра отправили жена и сын, мы-то терпели все его выходки (конечно, это не обвинение в их адрес – они-то должны были выносить его ДОМА, что гораздо хуже. И. вовсе чуть не погибла). Я знала одно: уже никогда Александр не будет моим руководителем. И такое же настроение было и у остальных.
Я не была разочарована в эзотерике, в идеях. Все складывалось вполне логично. Александр «не прошел испытания». Как известно, по основному закону оккультизма, при воздействии Высших Энергий в человеке выявляется все самое лучшее и самое худшее. Вот и высветилась личность Александра! Стала видна вся его «тьма». Все его честолюбие, его претензии на чуть ли не мировую власть, скрытые, якобы, "скромностью и демократизмом.
Итак, Александр «сорвался», не выдержал испытания, и теперь ни о какой его миссии, ни о каком его председательстве не могло быть и речи. Мне это было совершенно ясно. То же говорили и целители. Фаина: «Над его головой – сплошной черный поток». Евгений: «Ему нужно долго лечиться», еще одна целительница сказала, что его единственный шанс – это поехать в Россию в какой-то монастырь, где изгоняют бесов, и прожить там минимум год. Тогда у него есть шанс в следующем воплощении родиться нормальным (даже так!)
Короче, мы ждали, что Александр после больницы поедет куда-нибудь в монастырь, или просто к маме в Россию – отдохнуть, отвлечься. Относились к нему, как к больному – с сочувствием.
И действительно, выйдя из больницы, Александр тут же поехал в Россию.
Надо сказать, что заявления Александра о его «мученичестве» ничего, кроме раздражения, у меня никогда не вызывали. Он даже вслух сравнивал себя с Андреевым, сидевшим в тюрьме! Тот же Игорь звонил нам еще полгода: «Я хочу только разобраться, что у вас происходит! Блаватскую тоже не понимали!»
Фактически Александр провел чуть больше месяца в очень хорошей немецкой больнице, в прекрасных условиях. То, что его не выпускали гулять – смеху подобно. Я лежала на сохранении, беременная, мне был необходим свежий воздух – но нас не то, что на улицу не выпускали (а в той больнице и голову помыть – было проблемой!) Даже свидания с родными разрешались только через решеточку. В России это обычная практика в больницах. Так что ничего уж такого жуткого в этом я не вижу.
Но самое интересное – через две или три недели прогулки Александру разрешили! Ему отныне можно было свободно выходить из больницы и гулять по городу. Так он от этого отказался!
Ну как же – ведь уже нельзя будет жаловаться, что его «кормят несвободой».
Но есть другое, то, что действительно вызывает во мне сильную жалость и сочувствие к Александру. Как-то позже он обмолвился: «Мне было так страшно по ночам… так одиноко. Я чувствовал, что я один во всем мире».
Вот это чувство – когда человек отбрасывает фантазии и остается один на один с безжалостной реальностью – я хорошо понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51