И никогда, значит, не наступит этого финала, когда можно радостно выдохнуть. Нет! Потребляй! До скончания своих дней!
Какое это преодоление себя - вечные возвращения в Париж. Только бы не поддаться этой вышученной и в то же время благозвучной колыбельной. Только бы не заснуть! Но слава богу, впереди Москва!
В Москву я всегда попадаю не сразу. Через Питер. И каждый раз в аэропорту Пулково-II нововведения: значит, Собчак недавно из-за границы. Съездит в Париж, увидит что-то оригинальное и скорее на родную землю переносит. Не все получается по-заграничному, правда. За тележку для багажа дерут доллар. В Париже - бесплатно. Ну, там в голову никому не придет эту самую тележку стащить. Разве что клошару. В Питере же много людей, похожих на клошаров старых, потрепанных...
При покупке железнодорожного билета в столицу выдают памятку пассажиру. Она на русском и английском языках. Но русскоязычные пассажиры, видимо, и не читают ее - кучи таких памяток брошены в урны, валяются на мерзопакостном мокром полу вокруг. Может, и правильно делают, что не читают. Прочтя эту бумажку, расхочется куда-либо ехать. Кошелек не доставай! За вещами следи в оба! У случайных билет не приобретай, но и, покупая в кассе, не очень доверяй! Следи, чтобы за тобой никто не следил, когда кладешь вещи в камеру хранения! Носильщик без значка - это уже не носильщик, а вор. Залезая в вагон, тайком достань билет, чтобы никто не видел, что у тебя еще в кармане. Все свои тюки и чемоданы держи в поле зрения, а если захочешь пописать пойти, ори - зови проводника, чтобы он охранял твои вещи. (За какую сумму, не сказано.) Вообще же, рекомендуется прикинуться глухонемым, чтобы никто не смог узнать, кто ты и сколько зарабатываешь. На ночь, конечно, надо запереться на замок и на защелку, но не для того, чтобы потреблять алкогольные напитки или играть в азартные игры! А чтобы всю ночь не спать и трястись от страха, помня, что на помощь всегда придет МВД России.
С билетом на скорый поезд ЭР-200 дают страховую квитанцию. Правда, непонятно, что застраховано - жизнь или кошелек, то есть вещи... Если жизнь, то почему не спросят, в какую сумму я ее оцениваю? А, у всех одинаковая - 1640 рублей.
"Чарли Чаплин был дурак! Он надел чужой башмак! Чарли Чаплин был дурак..." - вот она, детская непосредственность. Семья ингушей из двух женщин, мужчины и троих детей занимает четыре места, ну и дети, разумеется, носятся по всему вагону. У них свой русский язык. Тараторят что-то на ингушском, потом вдруг голосом диктора: "Война окончена... война окончена... война окончена... спасательная группа... спасательная группа..." Мальчик постарше на всю ивановскую считает. Как только доходит до цифры 100, словно робот, неизменно повторяет: "Сто... килограммов взрывчатки!" - и по новой, до следующих ста килограмм. Самый маленький изображает, видимо, им лично виденное - по ТВ ли, в жизни? Ложится на спину, подтягивает коленки к животу и тонюсеньким голоском шепчет: "Помогите... помогите... помогите Христа ради..." Приближаемся к столице.
Москва как остров. Здесь живешь, как в отдельном государстве. И тот же Питер кажется где-то у черта на куличках. Да и кого в Москве волнуют эти "кулички"! Какая-то наглая самодостаточность, нетерпимость ко всему извне, не надменность, а базарная ловкость - хап! хап! все себе! отвали с дороги, Москва прет! Ну и сам тоже начинаешь переть. Дышишь в затылок на эскалаторе, не оставишь пару ступенек пустыми, чтобы не в затылок, а просто - дышать; лезешь, как сардина, в вагон - не дождешься следующего поезда. Да чего там, следующий будет таким же насардиненным! И все читают о душе! Залезли в вагон, приземлили седалища и скорее, скорее о душе позаботиться. "Дом души", "Душа и тело", "Изгнание злых духов" либо про каких-то Робертов, Джэксонов и миссис Глэдис. К кому ни заглянешь в чтиво, обязательно нарвешься на "миссис Глэдис подала руку вошедшему... Джэксон налил себе виски... Роберт снял брюки..." С другой стороны, понятно - в домах у людей все в основном Пушкин. С ума можно сойти от этих томов сочинений! Пушкин в мягкой оболочке, Пушкин в красном, Пушкин в изгнании, Пушкин в Михайловском, о Пушкине, про Пушкина, с Пушкиным!.. Интересно, кто-нибудь помнит строки из Пушкина на станции метро "Пушкинская"? Так же наверняка и с книжками... Тем более что Александр Сергеевич к концу жизни стал страстным государственником, поэтом и певцом империи. А согласно американской прессе, цитируемой по радио, "русский народ не выказывает особого интереса к восстановлению империи". Так что имперский наш певец исключительно памятником служит, памятью то есть, былому величию. А сегодня "российские политики не понимают, что России сначала надо достигнуть того величия, на которое она претендует" (Владимир Буковский). Россия претендует, политики не понимают, а народ не выказывает... Величие для Буковского, бессознательно уже, воспринимается только через экономику, измеряется атлантическими мерами. Количеством взрывного вещества, которое страна может сбросить единовременно на другую страну. Можете вы сделать "ковровое покрытие" из бомб, значит, ВЕЛИКИЕ. Прав ингушский мальчик! Сто килограммов взрывчатки! Буковский всю жизнь посвятил тому, чтобы эти килограммы советской взрывчатки сокращались, а теперь оказывается, что в них было Величие. И вот уже шесть месяцев, а то и больше, собираются, готовятся к празднованию Великой Победы полувековой давности. Еще один памятник былому. Все они невероятно подчеркивают ничтожность настоящего. А вообще-то ВЕЛИЧИЕ заключалось всегда в КУЛЬТУРЕ, которую люди оставляли после себя. А если "нет устоев, на которые можно опереться, если нет основ законности, к которым можно прибегнуть, если любым, даже крайним взглядам нет уважения, на которое можно рассчитывать в полемике... КУЛЬТУРЫ НЕТ" (Хосе Ортега-и-Гассет). Но есть много килограммов... У них. В том, что у них нет культуры, можете не сомневаться. Устоем общества всегда была семья, а вседозволенный гомосексуализм сводит ее на нет. Законность действует на всех по-разному; а уж об уважении ваших крайних взглядов... вы сразу записываетесь в фашисты и антисемиты!
Возвратившись в Москву, первые полтора-два месяца ощущаешь себя на поле боя, где идет невидимая война. Всюду препятствия, во всем себя надо преодолевать. И все надо преодолевать для выживания. Западный мир так устроен, что на поверхности очень удобен, во всем тебе способствует. И в конце концов не обращаешь внимания на то, что из крана бежит вода, лампочка горит, газ пылает... Почему мне, прожившей за границами полжизни, привыкшей с 17 лет к американским дорогам, к автоматике всюду и везде, к мягкости туалетной бумаги, воды и общения, противно и обидно, что здесь, в Москве, всё и все стремятся к тому идеалу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Какое это преодоление себя - вечные возвращения в Париж. Только бы не поддаться этой вышученной и в то же время благозвучной колыбельной. Только бы не заснуть! Но слава богу, впереди Москва!
В Москву я всегда попадаю не сразу. Через Питер. И каждый раз в аэропорту Пулково-II нововведения: значит, Собчак недавно из-за границы. Съездит в Париж, увидит что-то оригинальное и скорее на родную землю переносит. Не все получается по-заграничному, правда. За тележку для багажа дерут доллар. В Париже - бесплатно. Ну, там в голову никому не придет эту самую тележку стащить. Разве что клошару. В Питере же много людей, похожих на клошаров старых, потрепанных...
При покупке железнодорожного билета в столицу выдают памятку пассажиру. Она на русском и английском языках. Но русскоязычные пассажиры, видимо, и не читают ее - кучи таких памяток брошены в урны, валяются на мерзопакостном мокром полу вокруг. Может, и правильно делают, что не читают. Прочтя эту бумажку, расхочется куда-либо ехать. Кошелек не доставай! За вещами следи в оба! У случайных билет не приобретай, но и, покупая в кассе, не очень доверяй! Следи, чтобы за тобой никто не следил, когда кладешь вещи в камеру хранения! Носильщик без значка - это уже не носильщик, а вор. Залезая в вагон, тайком достань билет, чтобы никто не видел, что у тебя еще в кармане. Все свои тюки и чемоданы держи в поле зрения, а если захочешь пописать пойти, ори - зови проводника, чтобы он охранял твои вещи. (За какую сумму, не сказано.) Вообще же, рекомендуется прикинуться глухонемым, чтобы никто не смог узнать, кто ты и сколько зарабатываешь. На ночь, конечно, надо запереться на замок и на защелку, но не для того, чтобы потреблять алкогольные напитки или играть в азартные игры! А чтобы всю ночь не спать и трястись от страха, помня, что на помощь всегда придет МВД России.
С билетом на скорый поезд ЭР-200 дают страховую квитанцию. Правда, непонятно, что застраховано - жизнь или кошелек, то есть вещи... Если жизнь, то почему не спросят, в какую сумму я ее оцениваю? А, у всех одинаковая - 1640 рублей.
"Чарли Чаплин был дурак! Он надел чужой башмак! Чарли Чаплин был дурак..." - вот она, детская непосредственность. Семья ингушей из двух женщин, мужчины и троих детей занимает четыре места, ну и дети, разумеется, носятся по всему вагону. У них свой русский язык. Тараторят что-то на ингушском, потом вдруг голосом диктора: "Война окончена... война окончена... война окончена... спасательная группа... спасательная группа..." Мальчик постарше на всю ивановскую считает. Как только доходит до цифры 100, словно робот, неизменно повторяет: "Сто... килограммов взрывчатки!" - и по новой, до следующих ста килограмм. Самый маленький изображает, видимо, им лично виденное - по ТВ ли, в жизни? Ложится на спину, подтягивает коленки к животу и тонюсеньким голоском шепчет: "Помогите... помогите... помогите Христа ради..." Приближаемся к столице.
Москва как остров. Здесь живешь, как в отдельном государстве. И тот же Питер кажется где-то у черта на куличках. Да и кого в Москве волнуют эти "кулички"! Какая-то наглая самодостаточность, нетерпимость ко всему извне, не надменность, а базарная ловкость - хап! хап! все себе! отвали с дороги, Москва прет! Ну и сам тоже начинаешь переть. Дышишь в затылок на эскалаторе, не оставишь пару ступенек пустыми, чтобы не в затылок, а просто - дышать; лезешь, как сардина, в вагон - не дождешься следующего поезда. Да чего там, следующий будет таким же насардиненным! И все читают о душе! Залезли в вагон, приземлили седалища и скорее, скорее о душе позаботиться. "Дом души", "Душа и тело", "Изгнание злых духов" либо про каких-то Робертов, Джэксонов и миссис Глэдис. К кому ни заглянешь в чтиво, обязательно нарвешься на "миссис Глэдис подала руку вошедшему... Джэксон налил себе виски... Роберт снял брюки..." С другой стороны, понятно - в домах у людей все в основном Пушкин. С ума можно сойти от этих томов сочинений! Пушкин в мягкой оболочке, Пушкин в красном, Пушкин в изгнании, Пушкин в Михайловском, о Пушкине, про Пушкина, с Пушкиным!.. Интересно, кто-нибудь помнит строки из Пушкина на станции метро "Пушкинская"? Так же наверняка и с книжками... Тем более что Александр Сергеевич к концу жизни стал страстным государственником, поэтом и певцом империи. А согласно американской прессе, цитируемой по радио, "русский народ не выказывает особого интереса к восстановлению империи". Так что имперский наш певец исключительно памятником служит, памятью то есть, былому величию. А сегодня "российские политики не понимают, что России сначала надо достигнуть того величия, на которое она претендует" (Владимир Буковский). Россия претендует, политики не понимают, а народ не выказывает... Величие для Буковского, бессознательно уже, воспринимается только через экономику, измеряется атлантическими мерами. Количеством взрывного вещества, которое страна может сбросить единовременно на другую страну. Можете вы сделать "ковровое покрытие" из бомб, значит, ВЕЛИКИЕ. Прав ингушский мальчик! Сто килограммов взрывчатки! Буковский всю жизнь посвятил тому, чтобы эти килограммы советской взрывчатки сокращались, а теперь оказывается, что в них было Величие. И вот уже шесть месяцев, а то и больше, собираются, готовятся к празднованию Великой Победы полувековой давности. Еще один памятник былому. Все они невероятно подчеркивают ничтожность настоящего. А вообще-то ВЕЛИЧИЕ заключалось всегда в КУЛЬТУРЕ, которую люди оставляли после себя. А если "нет устоев, на которые можно опереться, если нет основ законности, к которым можно прибегнуть, если любым, даже крайним взглядам нет уважения, на которое можно рассчитывать в полемике... КУЛЬТУРЫ НЕТ" (Хосе Ортега-и-Гассет). Но есть много килограммов... У них. В том, что у них нет культуры, можете не сомневаться. Устоем общества всегда была семья, а вседозволенный гомосексуализм сводит ее на нет. Законность действует на всех по-разному; а уж об уважении ваших крайних взглядов... вы сразу записываетесь в фашисты и антисемиты!
Возвратившись в Москву, первые полтора-два месяца ощущаешь себя на поле боя, где идет невидимая война. Всюду препятствия, во всем себя надо преодолевать. И все надо преодолевать для выживания. Западный мир так устроен, что на поверхности очень удобен, во всем тебе способствует. И в конце концов не обращаешь внимания на то, что из крана бежит вода, лампочка горит, газ пылает... Почему мне, прожившей за границами полжизни, привыкшей с 17 лет к американским дорогам, к автоматике всюду и везде, к мягкости туалетной бумаги, воды и общения, противно и обидно, что здесь, в Москве, всё и все стремятся к тому идеалу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73