VI
Пир... Пир бомбардировщиков утих.
С порталов март смывает хлопья сажи.
То тут, то там торчат хвосты шутих.
Стоят ,навек окаменев, плюмажи.
И если здесь поковырять - по мне,
разбитый дом, как сеновал в иголках, -
то можно счастье отыскать вполне
под четвертичной пеленой осколков.
VII
Клен выпускает первый клейкий лист.
В соборе слышен пилорамы свист.
И кашляют грачи в пустынном парке.
Скамейки мокнут. И во все глаза
из-за ограды смотрит вдаль коза,
где зелень распустилась на фольварке.
VIII
Весна глядит сквозь окна на себя.
И узнает себя, конечно, сразу.
И зреньем наделяет тут судьба
все то, что недоступно глазу.
И жизнь бушует с двух сторон стены,
лишенная лица и черт гранита.
Глядит вперед, поскольку нет спины...
Хотя теней - в кустах битком набито.
IХ
но если ты не призрак, если ты
живая плоть, возьми урок с натуры.
И, срисовав такой пейзаж в листы,
своей душе ищи другой структуры!
Отбрось кирпич, отбрось цемент, гранит,
разбитый в прах - и кем? - Винтом крылатым,
на первый раз придав ей тот же вид,
каким сейчас ты помнишь школьный атом.
1964
Х
и пусть теперь меж чувств твоих провал
начнет зиять. И пусть за грустью томной
бушует страх и, скажем, злобный вал.
Спасти сердца и стены в век атомный,
когда скала - и та дрожит, как жердь,
возможно нам, скрепив их той же силой
и связью той, какой грозит им смерть;
чтоб вздрогнул я, расслышав слово: "милый".
ХI
сравни с собой или примерь на глаз
любовь и страсть и - через боль - истому.
Так астронавт, пока летит на марс,
захочет ближе оказаться к дому.
Но ласка та, что далека от рук,
стреляет в мозг, когда от верст опешишь,
проворней уст: ведь небосвод разлук

несокрушимей потолков убежищ!
ХII
чик,чик, чирик. Чик-чик. - Посмотришь вверх
и в силу грусти, а верней - привычки,
увидишь в тонких прутьях кенигсберг.
А почему б не называться птичке
кавказом, римом, кенигсбергом, а?
Когда вокруг - лишь кирпичи и щебень,
предметов нет, а только есть слова.
Но нету уст. И раздается щебет.
ХIII
и ты простишь нескладность слов моих.
Сейчас от них - один скворец в ущербе.
Но он нагонит: чик, ISн LIеве дIсн.
И, может быть, опередит: Iсн SтеRве.
Блокнот и цейсс в большую сумку спрячь.
Сухой спиной поворотись к флюгарке
и зонт сложи, как будто крылья - грач.
И только ручка выдаст хвост пулярки.
ХIV
постромки в клочья... Лошадь где?... Подков
не слышен стук... Петляя там, в руинах,
коляска катит меж пустых холмов...
С"езжает с них куда-то вниз... Две длинных
шлеи за ней... И вот - в песке следы
больших колес... Шуршат кусты в засаде...
И море, гребни чьи несут черты
того пейзажа, что остался сзади,
бежит навстречу и, как будто весть,
благую весть - сюда, к земной границе, -
влечет валы. И это сходство здесь
уничтожает в них, лаская спицы.




Письмо в бутылке
то, куда вытянут нос и рот,
прочий куда обращен фасад,
то, вероятно, и есть "вперед";
все остальное считай "назад".
Но так как нос корабля на норд,
а взор пассажир устремил на вест
(иными словами, глядит за борт),
сложность растет с переменой мест.
И так как часто плывут корабли,
на всех парусах по волнам спеша,
физики вектор изобрели.
Нечто бесплотное, как душа.
Левиафаны лупят хвостом

по волнам от радости кверху дном,
когда указует на них перстом
тихо звенит мой челн.
Вектор призрачным гарпуном.
Сирены не прячут прекрасных лиц
и громко со скал поют в унисон,
когда весельчак-капитан улисс
чистит на палубе смит-вессон.
С другой стороны, пусть поймет народ
ищущий грань меж добром и злом:
в какой-то мере бредет вперед
тот, кто с виду кружит в былом.
А тот, кто - по цельсию - спит в тепле
под балдахином, и в полный рост,
с цезием в пятке (верней, в сопле)
пинает носком покрывало звезд.
А тот певец, что напрасно лил
на волны звуки, квасцы и иод,
спеша за метафорой в древний мир,
должно быть, о чем-то другом поет.
Двуликий янус, твое лицо -
к жизни одно и к смерти одно -
мир превращают почти в кольцо,
даже если пойти на дно.
А если поплыть под прямым углом,
то, в швецию словно, упрешся в страсть.
А если кружить меж добром и злом,
левиафан разевает пасть.
И я, как витязь, который горд
коня сохранить, а живот сложить,
честно проплыл и держал норд-норд.
Куда - предстоит вам самим решить.
Прошу лишь учесть, что хоть рвется дух
вверх, паруса не заменят крыл;
хоть сходство в стремлениях этих двух
еще до ньютона шекспир открыл.
Я честно плыл, но попался риф,
и он насквозь пропорол мне бок.
Я пальцы смочил, но финский залив
вдруг оказался весьма глубок.
Ладонь козырьком и грусть затая,
обозревал я морской пейзаж.
Но, несмотря на бинокли, я
не смог разглядеть пионерский пляж.
Снег повалил тут, и я застрял,
задрав к небосводу свой левый борт,
как некогда сам "генерал-адмирал
апраксин". Но чем-то иным затерт.
Айсберги тихо плывут на юг.
Гюйс шелестит на ветру.
Мыши беззвучно бегут на ют,
и, булькая, море бежит в дыру.
Сердце стучит, и летит снежок,
скрывая от глаз "воронье гнездо",
забив до весны почтовый рожок;
и вместо "ля" раздается "до".
Тает корма, но сугробы растут.
Люстры льда надо мной висят.
Обзор велик, и градусов тут
больше, чем триста и шестьдесят.

Звезды горят и сверкает лед.
Ундина под бушпритом слезы льет
из глаз, насчитавших мильарды волн.
На азбуке морзе своих зубов
я к вам взываю, профессор попов,
и к вам, господин маркони, в к о м ,
я свой привет пошлю с голубком.
Как пиво, пространство бежит по усам,
пускай дирижабли и линдберг сам
не покидают большой ангар.
Хватит и крыльев, поющих: "карр".
Я счет потерял облакам и дням.
Хрусталик не верит теперь огням.
И разум шепчет, как верный страж,
когда я вижу огонь: мираж.
Прощай, эдисон, повредивший ночь.
Прощай, фарадей, архимед и проч.
Я тьму вытесняю посредством свеч,
как море - трехмачтовик, давший течь.
(И может сегодня в последний раз
мы, конюх, сражаемся в преферанс,
и пулю чертишь пером ты вновь,
которым я некогда пел любовь.)
Пропорот бок, и залив глубок.
Никто не виновен: наш лоцман - бог.
И только ему мы должны внимать.
А воля к спасенью - смиренья мать.
И вот я грустный вчиняю иск
тебе, преподобный отец франциск:
узрев пробоину, как автомат,
я тотчас решил, что сие - стигмат.
Но, можно сказать, начался прилив,
и тут раскрылся простой секрет:
то, что годится в краю олив,
на севере дальнем приносит вред.
И, право, не нужен сверхзоркий цейсс.
Я вижу, что я проиграл процесс
гораздо стремительней, чем иной
язычник, желающий спать с женой.
Вода, как я вижу, уже по грудь,
и я отплываю в последний путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15