"
"Ты судишь обо мне гораздо хуже,
чем я того..." "Виной твои уста."
"Неужто ж ноль?" "Ага." "Но почему же?"
"Да просто так; снаружи - пустота."
"Зато внутри теплее, чем снаружи."
"Ну, эти утепленные места
являются лишь следствиями стужи."
"А как же быть со штабелями дров?"
"Наверное, связующие звенья...
О, Господи, как дует из углов!
И холодно, и голоден как зверь я."
"Болезни - это больше докторов."
"Подворье грандиознее преддверья."
"Но все-таки, ты знаешь, это кров."
"Давай-ка, Горчаков, без лицемерья;
и знай - реальность высказанных слов
огромней, чем реальность недоверья."
"Да, стужа грандиознее тепла."
"А время грандиознее, чем стрелка."
"А древо грандиознее дупла."
"Дупло же грандиознее, чем белка."
"А белка грандиознее орла."
"А рыбка...это самое...где мелко."
"Мне хочется раздеться догола!"
"Где радиус, там вилка и тарелка!"
"А дерево, сгоревшее дотла..."
"Едва ли грандиознее, чем грелка."
YII
ГОРБУНОВ И ГОРЧАКОВ
"Ты ужинал?" "Да, прежняя трава.
Все овощи..." "Не стоит огорчаться.
Нам птичьи тут отпущены права."
"Но мясо не должно бы запрещаться."
"Взгляни-ка лучше: новые дрова..."
"Имею же я право возмущаться!"
"Ну нет, администрация права,
права в пределах радиуса." "Вжаться
в сей радиус не жаждет голова,
а брюхо..." "Не желаю возвращаться
к изложенному выше; и к тому ж,
мне кажется, пошаливает почка."
"Но сам-то я - вне радиуса." "Чушь!
А кто же предо мной?" "Лишь оболочка."
"Ну, о неограниченности душ
слыхал я что-то в молодости. Точка."
"Да нет, помимо этого, я - муж.
Снаружи и жена моя, и дочка."
"Тебе необходим холодный душ!
Где именно?" "На станции Опочка."
"Наверное, приснилось." "Ни фига.
Скорее, это я тебе приснился."
"Опочка где-то в области." "Ага."
"Далеко ты того...распространился."
"Мне следует удариться в бега."
"Не стоит. Ты весьма укоренился."
"Ты прав. Но, говорят, одна нога...
другая там...Вообще я обленился!
Не сделать семимильного шага!"
"Ну-ну, угомонись." "Угомонился."
"Ты сколько зарабатывал?" "Семьсот;
по-старому." "И где же?" "В учрежденьи."
"Боишься, что спросил и донесет?"
"Ну кто тебе откажет в наслажденьи?"
"Тебя мое молчанье не спасет."
"Да, знаешь ли, по зрелом рассужденьи..."
"Приятнее считать, что я сексот,
чем размышлять о местонахожденьи."
"Увы, до столь пронзительных высот
мешает мне взорлить происхожденье."
"Так что ж ты наседаешь на меню?"
"Еще не превратился в ветерана
и трижды то же самое на дню..."
"Ты меряешь в масштабах ресторана."
"Я вписываю в радиус родню."
"Тебе, должно быть, резали барана
для ужина." "Я, собственно, клоню
к тому, что мне отказываться рано
от прошлого." "Кончай пороть херню."
"А что тебе не нравится?" "Пространно."
"Я радиус расширил до родни."
"Тем хуже для тебя оно, тем хуже."
"Я только ножка циркуля. Они -
опора неподвижная снаружи."
"И это как-то скрашивает дни,
чем шире этот радиус?" "Чем уже.
На свете так положено: одни
стоят, другие двигаются вчуже."
"Бывают неподвижные огни,
расширенные радиусом лужи."
"Я двигаюсь!" "Не ведаю, где старт,
но финиш - ленинградские сугробы."
"Я жив, пока я двигаюсь. Декарт
мне мог бы позавидовать." "Еще бы!
Мне нравится твой искренний азарт."
"А мне твои душевные трущобы
наскучили." "А что твой миллиард -
ну, звездные ковши и небоскребы?"
"Восходит Овн, курирующий март."
"Иметь здесь телескоп нам хорошо бы."
"Вот именно. Нам стали бы видны
опоры наши дальние." "Начатки
движения." "Мы чувствовать должны
устойчивость Опочки и Камчатки."
"Я в марте родился. Мне суждены
шатания. Мне сняли отпечатки...
Как жаль, что мы дрожать принуждены:
опоры наши дальние столь шатки..."
"Которые под Овном рождены,
должны ходить в каракулевой шапке."
"Ты думаешь, от холода дрожу?"
"А сверься с посиневшими пальцами."
"А ты?" "Я Близнецам принадлежу.
Я в мае родился, под Близнецами."
"Тепло тебе?" "Поскольку я сужу..."
"Короче! Не мудри с немудрецами!"
"В сравнении с тобой я нахожу,
что вовсе мне не холодно." "С концами!"
"В чем дело, Горчаков?" "Не выношу!"
"Да нет, все это правда - с месяцами."
"Увы, на телескоп не наскрести,
и мы своих опор не наблюдаем."
"Пусть радиус у жизни не в чести,
сам циркуль, Горчаков, неувядаем."
"Еще умру тут, Господи, прости,
считая, что тот свет необитаем."
"Нет, не умрешь, напрасно не грусти."
"Ты думаешь?" "Обсудим." "Обсуждаем."
"Тот груз, которым нынче обладаем,
в другую жизнь нельзя перенести."
YIII
ГОРБУНОВ В НОЧИ
"Твой довод мне бессмертие сулит!
Мой разум, как извилины подстилки,
сияньем твоих доводов залит -
не к чести моей собственной коптилки...
Проклятие, что делает колит!
И мысли - словно демоны в бутылке.
Твой светоч мой фитиль не веселит!
О Горбунов! от слов твоих в затылке,
воспламеняясь, кровь моя бурлит -
от этой искры, брошенной в опилки!
Ушел...Мне остается монолог.
Плюс радиус ночного циферблата...
Оставил только яблоки в залог
и смылся, наподобие Пилата!
Попробуем забиться в уголок,
исследуем окраины халата.
Водрузим на затылок котелок
с присохшими остатками салата...
Какие звезды?! Пол и потолок.
В окошке - отражается палата.
Ночь. Окна - бесконечности оплот.
Палата в них двоится и клубится.
За окнами - решетки переплет:
наружу отраженью не пробиться.
В пространстве этом - задом-наперед -
постелью мудрено не ошибиться.
Но сон меня сегодня не берет.
Уснуть бы...и вообще - самоубиться!
Рискуя - раз тут все наоборот -
тем самым в свою душу углубиться!
Уснуть бы...Санитары на посту.
Приносит ли им пользу отраженье?
Оно лишь умножает тесноту,
поскольку бесконечность - умноженье.
Я сам уже в глазах своих расту,
и стекла, подхлестнув воображенье,
сжимают между койками версту...
Я чувствую во внутренностях жженье,
взирая на далекую звезду.
Основа притяженья - торможенье!
Нормальный сон - основа всех основ!
Верней, выздоровления основа.
Эй, Горбунов!.. на кой мне Горбунов?!
Уменьшим свою речь на Горбунова!
Сны откровенней всех говорунов
и грандиозней яблока глазного.
Фрейд говорит, что каждый - пленник снов.
Как странно в это вдумываться снова...
Могилы исправляют горбунов!..
Конечно, за отсутствием иного
лекарства...А сия галиматья -
лишь следствие молчания соседних
кроватей. Ибо чувствую, что я
тогда лишь есмь, когда есть собеседник!
В словах я приобщаюсь бытия!
Им нужен продолжатель и наследник!
Ты, Горбунов, мой высший судия!
А сам я - только собственный посредник
меж спящим и лишенным забытья,
смотритель своих выбитых передних...
Ночь. Форточка...О, если бы медбрат
открыл ее...Не может быть и речи.
На этот - ныне запертый - квадрат
приходятся лицо мое и плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8
"Ты судишь обо мне гораздо хуже,
чем я того..." "Виной твои уста."
"Неужто ж ноль?" "Ага." "Но почему же?"
"Да просто так; снаружи - пустота."
"Зато внутри теплее, чем снаружи."
"Ну, эти утепленные места
являются лишь следствиями стужи."
"А как же быть со штабелями дров?"
"Наверное, связующие звенья...
О, Господи, как дует из углов!
И холодно, и голоден как зверь я."
"Болезни - это больше докторов."
"Подворье грандиознее преддверья."
"Но все-таки, ты знаешь, это кров."
"Давай-ка, Горчаков, без лицемерья;
и знай - реальность высказанных слов
огромней, чем реальность недоверья."
"Да, стужа грандиознее тепла."
"А время грандиознее, чем стрелка."
"А древо грандиознее дупла."
"Дупло же грандиознее, чем белка."
"А белка грандиознее орла."
"А рыбка...это самое...где мелко."
"Мне хочется раздеться догола!"
"Где радиус, там вилка и тарелка!"
"А дерево, сгоревшее дотла..."
"Едва ли грандиознее, чем грелка."
YII
ГОРБУНОВ И ГОРЧАКОВ
"Ты ужинал?" "Да, прежняя трава.
Все овощи..." "Не стоит огорчаться.
Нам птичьи тут отпущены права."
"Но мясо не должно бы запрещаться."
"Взгляни-ка лучше: новые дрова..."
"Имею же я право возмущаться!"
"Ну нет, администрация права,
права в пределах радиуса." "Вжаться
в сей радиус не жаждет голова,
а брюхо..." "Не желаю возвращаться
к изложенному выше; и к тому ж,
мне кажется, пошаливает почка."
"Но сам-то я - вне радиуса." "Чушь!
А кто же предо мной?" "Лишь оболочка."
"Ну, о неограниченности душ
слыхал я что-то в молодости. Точка."
"Да нет, помимо этого, я - муж.
Снаружи и жена моя, и дочка."
"Тебе необходим холодный душ!
Где именно?" "На станции Опочка."
"Наверное, приснилось." "Ни фига.
Скорее, это я тебе приснился."
"Опочка где-то в области." "Ага."
"Далеко ты того...распространился."
"Мне следует удариться в бега."
"Не стоит. Ты весьма укоренился."
"Ты прав. Но, говорят, одна нога...
другая там...Вообще я обленился!
Не сделать семимильного шага!"
"Ну-ну, угомонись." "Угомонился."
"Ты сколько зарабатывал?" "Семьсот;
по-старому." "И где же?" "В учрежденьи."
"Боишься, что спросил и донесет?"
"Ну кто тебе откажет в наслажденьи?"
"Тебя мое молчанье не спасет."
"Да, знаешь ли, по зрелом рассужденьи..."
"Приятнее считать, что я сексот,
чем размышлять о местонахожденьи."
"Увы, до столь пронзительных высот
мешает мне взорлить происхожденье."
"Так что ж ты наседаешь на меню?"
"Еще не превратился в ветерана
и трижды то же самое на дню..."
"Ты меряешь в масштабах ресторана."
"Я вписываю в радиус родню."
"Тебе, должно быть, резали барана
для ужина." "Я, собственно, клоню
к тому, что мне отказываться рано
от прошлого." "Кончай пороть херню."
"А что тебе не нравится?" "Пространно."
"Я радиус расширил до родни."
"Тем хуже для тебя оно, тем хуже."
"Я только ножка циркуля. Они -
опора неподвижная снаружи."
"И это как-то скрашивает дни,
чем шире этот радиус?" "Чем уже.
На свете так положено: одни
стоят, другие двигаются вчуже."
"Бывают неподвижные огни,
расширенные радиусом лужи."
"Я двигаюсь!" "Не ведаю, где старт,
но финиш - ленинградские сугробы."
"Я жив, пока я двигаюсь. Декарт
мне мог бы позавидовать." "Еще бы!
Мне нравится твой искренний азарт."
"А мне твои душевные трущобы
наскучили." "А что твой миллиард -
ну, звездные ковши и небоскребы?"
"Восходит Овн, курирующий март."
"Иметь здесь телескоп нам хорошо бы."
"Вот именно. Нам стали бы видны
опоры наши дальние." "Начатки
движения." "Мы чувствовать должны
устойчивость Опочки и Камчатки."
"Я в марте родился. Мне суждены
шатания. Мне сняли отпечатки...
Как жаль, что мы дрожать принуждены:
опоры наши дальние столь шатки..."
"Которые под Овном рождены,
должны ходить в каракулевой шапке."
"Ты думаешь, от холода дрожу?"
"А сверься с посиневшими пальцами."
"А ты?" "Я Близнецам принадлежу.
Я в мае родился, под Близнецами."
"Тепло тебе?" "Поскольку я сужу..."
"Короче! Не мудри с немудрецами!"
"В сравнении с тобой я нахожу,
что вовсе мне не холодно." "С концами!"
"В чем дело, Горчаков?" "Не выношу!"
"Да нет, все это правда - с месяцами."
"Увы, на телескоп не наскрести,
и мы своих опор не наблюдаем."
"Пусть радиус у жизни не в чести,
сам циркуль, Горчаков, неувядаем."
"Еще умру тут, Господи, прости,
считая, что тот свет необитаем."
"Нет, не умрешь, напрасно не грусти."
"Ты думаешь?" "Обсудим." "Обсуждаем."
"Тот груз, которым нынче обладаем,
в другую жизнь нельзя перенести."
YIII
ГОРБУНОВ В НОЧИ
"Твой довод мне бессмертие сулит!
Мой разум, как извилины подстилки,
сияньем твоих доводов залит -
не к чести моей собственной коптилки...
Проклятие, что делает колит!
И мысли - словно демоны в бутылке.
Твой светоч мой фитиль не веселит!
О Горбунов! от слов твоих в затылке,
воспламеняясь, кровь моя бурлит -
от этой искры, брошенной в опилки!
Ушел...Мне остается монолог.
Плюс радиус ночного циферблата...
Оставил только яблоки в залог
и смылся, наподобие Пилата!
Попробуем забиться в уголок,
исследуем окраины халата.
Водрузим на затылок котелок
с присохшими остатками салата...
Какие звезды?! Пол и потолок.
В окошке - отражается палата.
Ночь. Окна - бесконечности оплот.
Палата в них двоится и клубится.
За окнами - решетки переплет:
наружу отраженью не пробиться.
В пространстве этом - задом-наперед -
постелью мудрено не ошибиться.
Но сон меня сегодня не берет.
Уснуть бы...и вообще - самоубиться!
Рискуя - раз тут все наоборот -
тем самым в свою душу углубиться!
Уснуть бы...Санитары на посту.
Приносит ли им пользу отраженье?
Оно лишь умножает тесноту,
поскольку бесконечность - умноженье.
Я сам уже в глазах своих расту,
и стекла, подхлестнув воображенье,
сжимают между койками версту...
Я чувствую во внутренностях жженье,
взирая на далекую звезду.
Основа притяженья - торможенье!
Нормальный сон - основа всех основ!
Верней, выздоровления основа.
Эй, Горбунов!.. на кой мне Горбунов?!
Уменьшим свою речь на Горбунова!
Сны откровенней всех говорунов
и грандиозней яблока глазного.
Фрейд говорит, что каждый - пленник снов.
Как странно в это вдумываться снова...
Могилы исправляют горбунов!..
Конечно, за отсутствием иного
лекарства...А сия галиматья -
лишь следствие молчания соседних
кроватей. Ибо чувствую, что я
тогда лишь есмь, когда есть собеседник!
В словах я приобщаюсь бытия!
Им нужен продолжатель и наследник!
Ты, Горбунов, мой высший судия!
А сам я - только собственный посредник
меж спящим и лишенным забытья,
смотритель своих выбитых передних...
Ночь. Форточка...О, если бы медбрат
открыл ее...Не может быть и речи.
На этот - ныне запертый - квадрат
приходятся лицо мое и плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8