Он сел в машину, захлопнул дверцу и принялся бить кулаками по рулю. Слезы текли по его лицу. Предательство Стефани запомнится ему навеки.
Этого ему не забыть до конца своих дней.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Такого красивого места, как Вайоминг в июне, не найти нигде на земле. Дэвид всегда так считал, даже когда ребенком жил в городских трущобах, в деревянной лачуге.
С тех пор он многого достиг. Очень многого. Эта мысль вызвала улыбку, первую за долгое время.
Надвигалась ночь. Фиолетовые тени уже протягивали свои длинные пальцы к горам. Краснохвостый ястреб в поисках ужина беззвучно парил над каньоном.
Лошадь Дэвида всхрапнула и нетерпеливо загарцевала. Он наклонился и потрепал ее по бархатной шее.
– Спокойно, мальчик, – нежно сказал он.
Лошадь не первый раз встречала закат. И он тоже. Много вечеров проводил он здесь, любуясь горами, наблюдая за ястребом и… предаваясь мечтам.
Он нахмурился, натянул поводья и повернул на тропу, которая вела вниз, в долину, к дому.
– Дурак, – пробормотал он.
Это слово подходило как нельзя лучше. Ну как еще назвать человека, только по счастливой случайности избежавшего катастрофы и едва не связавшего себя узами брака с женщиной, которой солгать и смошенничать так же легко, как дышать! Но теперь она вычеркнута из его жизни, и он благодарен судьбе за это.
– Слава Богу, наконец-то ты взялся за ум, – сказал Джек, когда Дэвид напрямую заявил ему, что свадьбы не будет.
Ну почему же тогда Стефани никак не выходит у него из головы?
Стемнело. Лошадь хорошо знала дорогу, но навострила уши, и он старался ехать осторожно. Ему все равно. Он не торопится домой. Экономка ждет его с ужином, после которого он сядет в маленькой гостиной и разведет огонь. Ведь в горах прохладно, хотя стоит июнь. Он почитает или поработает над юридическими документами, которые захватил с собой… точнее, будет делать вид, что читает или работает. А потом взглянет на часы, скажет себе, что пора спать, и поднимется наверх. Один. И будет ворочаться и вертеться в огромной кровати с балдахином, где однажды представил, как лежит со Стефани и обнимает ее.
Дэвид нахмурился.
Это наваждение. Она ему не нужна.
Ему больше не больно думать о ней. Она вызывает в нем только злость.
Ни одному человеку не нравится, когда из него делают дурака.
– Она одурачила меня, – признался он Джеку за ланчем после трех порций виски.
Джек вздохнул и покачал головой.
– Я пытался предостеречь тебя, Дэвид.
Да. О, да. Но Дэвид был так убежден в том, что нашел…
Что? Порядочную женщину? Стефани никогда не была такой. Непритязательную женщину? Никоим образом. Женщину, которая любит его? Ничего подобного. Она даже не уверяла его, что любит.
Все дело в том, что он просто не может забыть. Ее смех. Ее улыбку. Свет, вспыхивающий в ее глазах, когда она встает ему навстречу…
То, как она шептала его имя, когда они занимались любовью… То, как отвечала на его поцелуи. То, как уютно прижималась к нему во сне, положив голову ему на плечо и обняв рукой, словно не хотела отпускать…
– Проклятие! – прорычал он и пришпорил коня.
Он будет скакать до тех пор, пока от усталости уже не сможет думать ни о чем.
Такие скачки помогали.
Помогало и то, что он работал – каждый день, от рассвета до заката. Он знал, что его люди недоуменно переговаривались за его спиной. Даже старший конюх, хорошо его знавший, стал как-то странно поглядывать на него.
Никто не задавал никаких вопросов, потому что он был хозяином, но главное – потому что это не принято. На Западном побережье никто не лезет в душу другого человека. И это хорошо, говорил себе Дэвид.
И что его дернуло пойти на свадьбу Куперов?
Как угораздило сесть за стол номер семь? Почему он позволил Джеку уговорить себя поехать в Джорджию?
– Дэвид?
Он поднял глаза. Его старший конюх стоял перед ним, уперев руки в бока.
– Что? – рявкнул он.
– Тебе звонят. – Конюх хмыкнул. – Ты сейчас воткнешь лопату себе в ногу.
Дэвид выругался, отбросил лопату и отер пот с глаз.
– Последнее время я что-то не в духе, – сказал он.
Конюх поднял брови:
– Это заметно.
В доме было прохладно и тихо. Дэвид кивнул экономке и сделал знак рукой, что возьмет трубку в библиотеке. Закрыв за собой дверь, он снял трубку.
– Надеюсь, что ты с хорошими новостями, Джек.
Он услышал, как его партнер рассмеялся.
– Вот это приветствие, Дэвид. Откуда ты знаешь, что звоню я?
– Ни у кого другого не хватит ума искать меня здесь. – Дэвид присел на краешек стола. – В чем дело, Джек? Я говорил тебе, уезжая, что хочу отдохнуть пару недель.
– Я знаю, но… – Джек откашлялся. – Я подумал, тебе небезынтересно будет узнать… – Джек снова кашлянул. – Речь идет об Уиллингхэм.
У Дэвида упало сердце.
– Что такое? С ней что-нибудь случилось? Она…
– Нет, нет. Это не о ней. То есть не совсем о ней. Пришел рапорт…
– Какой рапорт?
– Тот, от Дэна Ноулэна. Ты просил проверить ее, помнишь?
Дэвид закрыл глаза.
– Да, – сказал он, потирая переносицу. – Помню. Слушай, сделай мне одолжение, Джек. Сожги его.
– Понимаешь, я уже собирался, Дэвид, но потом позвонил Дэн… Тебе может быть интересно то, что он выяснил.
– Нет. Возьми этот рапорт и…
– Я послал тебе его сегодня утром, Дэвид. С курьером.
Дэвид вздохнул.
– Нет проблем. Я разорву его, когда получу.
Но он не сделал этого.
Рапорт прибыл на следующий день рано утром. Дэвид принес его в библиотеку вместе с кофейником черного кофе. Откинувшись на стуле, он задрал ноги на стол и изучающе посмотрел на лежавший на столе конверт. Стандартный желтый конверт, ничем не отличающийся от тысячи других таких же…
Он страшился вскрывать его.
– Черт возьми, Чэмберс, не будь ничтожеством.
Быстрым движением он схватил конверт и оторвал край. Внутри оказалась тонкая белая папка. Вот она, перед ним. История жизни Стефани. Не так много страниц, как он предполагал, но главное не количество, а качество.
Он горько улыбнулся.
«Прочти, – сказал он себе, – и избавься от наваждения».
Он открыл папку…
Через час он все еще сидел, разложив перед собой на столе листочки рапорта.
– О, Стефани… – шептал он. – Стефани, любовь моя.
В середине дня Дэвид уже был в кабине самолета, летевшего чартерным рейсом в Уиллингхэм-Корнерс, штат Джорджия.
Стефани сидела на крылечке дома, в котором выросла, и чистила горох.
Был теплый ленивый день. Жирные пчелы кружили над розами, на нижней ветке магнолии распевала иволга. Чудесный июньский день… вернее, он был бы таким, если бы на душе у Стефани не было так скверно.
– Идиотка, – пробормотала она, очистила стручок и швырнула горох в миску, стоящую у нее на коленях.
Стефани была не просто злой, она была в ярости. Вот уже несколько недель злилась на себя.
Она напрасно теряла время, оплакивая потерю Дэвида, но наконец опомнилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36