— Тебе промывают мозги?
— Именно так.
Поскольку приехал Рэй исключительно для того, чтобы навсегда разрешить проблему денег, его следующий вопрос касался именно их:
— И что они тебе обещали за семьсот долларов в день?
— Новую жизнь.
Рэй одобрительно кивнул. Форрест безучастно смотрел на брата, как если бы разговор шел с абсолютно посторонним человеком.
— Через двенадцать месяцев?
— Не раньше.
— Это обойдется в двести пятьдесят тысяч долларов.
Форрест едва заметно пожал плечами: какая разница — год, два, три.
— Сидишь на транквилизаторах?— попытался спровоцировать его Рэй.
— Нет.
— А похоже.
— Нет. Их здесь не применяют. Не поверишь, но это так.— Голос Форреста чуть повысился.
Рэй вспомнил о тикающих часах: ровно через тридцать минут сюда войдет Эллисон, чтобы проводить его до машины. К делу, к делу! Посмотрим, что Форрест согласится признать.
— Я еще раз взглянул на завещание,— раздельно произнес он,— и сравнил его с повесткой, которой судья призывал нас к себе седьмого мая. Подписи здорово отличались.
— И?..
— Не знаю, чья там действовала рука, но почти уверен — твоя.
— Обратись в суд.
— Ты ничего не отрицаешь?
— Зачем?
«Зачем?» — с отвращением мысленно повторил Рэй. Последовала долгая-долгая пауза.
— Повестку я получил в четверг. Отправлена она была из Клэнтона в понедельник, в тот самый день, когда ты повез отца к Тафту. Вопрос: как ты умудрился справиться со старым «Ундервудом»?
— Я не обязан отвечать на твои вопросы.
— Ошибаешься. Ты должен рассказать мне все. Ты выиграл. Судья мертв, особняк превратился в пепел, деньги — твои. Интересует все это только меня, но ведь и мне осталось совсем недолго. Рассказывай.
— Пачка ампул морфия у судьи уже была.
— И ты отвез его к Тафту на инъекцию, тут нет никаких вопросов.
— Но это важно.
— Почему?
— Потому что отец почти не мог двигаться.— По лицу Форреста скользнула неясная тень.
— Его мучили боли,— напомнил Рэй, надеясь разбудить в душе брата хоть какое-то чувство.
— Да,— бесстрастно подтвердил тот.
— И если бы одна доза морфия оказалась чуть больше, особняк остался бы в твоем распоряжении?
— Примерно так.
— Когда ты объявился в Клэнтоне?
— Мне еще в школе плохо давались даты.
— Не валяй дурака, Форрест, пожалуйста. Умер он в воскресенье.
— Я выехал туда в субботу.
— За восемь дней до его смерти?
— По-видимому.
— Для чего?
Брат опустил подбородок, прикрыл веки.
— Он позвал меня к себе. Я и представить не мог, как он постарел, каким стал беспомощным.— Форрест глубоко вздохнул, раскрыл глаза.— Боли были ужасными, лекарства не помогали. Мы сидели на крыльце, рассуждали о войне и о том, как все изменилось бы, не погибни Джексон в Ченселлорсвилле. Судья все время дергался, так докучали ему боли. Временами у него перехватывало дыхание. Но все же он говорил и говорил. Мир между нами так и не установился, но в этом уже не было нужды. Я приехал, а другого ему и не требовалось. Однажды ночью, когда я спал на кушетке в кабинете, меня разбудил дикий крик. Я бросился в спальню — отец лежал на полу, скрючившись от невыносимой боли. Я уложил его в постель, помог ввести в вену морфий, и он успокоился. Шел четвертый час утра. Сон как рукой сняло, я отправился бродить по дому…
Повествование прервалось, но запущенный Эллисон хронометр продолжал отсчитывать минуты.
— …и нашел деньги,— договорил Рэй.
— Какие деньги?
— Те, которыми ты оплачиваешь свое пребывание здесь.
— А-а, вот ты о чем.
— Об этом, Форрест, об этом.
— Да. Я обнаружил их там же, где и ты. Двадцать семь коробок. В первой лежали сто тысяч долларов. Произведя примитивный подсчет, я растерялся. Что делать? Просидел до рассвета, глядя на пачки банкнот, боясь, что судья вдруг встанет, зайдет в кабинет — и надеясь на это. По крайней мере я услышал бы какое-то объяснение.— Форрест повел рукой.— К восходу солнца у меня созрел план. Почему бы не позволить тебе распорядиться деньгами? Ты — первенец, ты — любимый сын, блестящий знаток права, ты — единственный, кто пользовался доверием отца. «Не буду спускать с Рэя глаз,— сказал я себе,— потому что он лучше меня знает, как поступить». Закрыл шкаф, придвинул кушетку и чуть было не отправился просить у судьи совета, но понял: хотел бы отец поставить меня в известность, так бы и сделал.
— Когда ты сел за машинку?
— Где-то после обеда. Отец спал в кресле под старым платаном на заднем дворе. К тому времени ему стало гораздо лучше, морфий все же помог.
— А в понедельник ты повез его в Тьюпело.
— Да. Он намеревался даже сам сесть за руль, но я не дал.
— И спрятался возле клиники в кустах жасмина.
— Много же ты успел разузнать.
— Почти ничего. У меня в голове только вопросы. Ты позвонил, сказал, что тоже получил весточку, и поинтересовался, не намерен ли я звонить судье. Допустим, я ответил бы: да, непременно!
— Телефоны в особняке все равно не работали.
— Почему?
— На щитке в подвале был разъем.
Рэй кивнул. Открыта еще одна маленькая тайна.
— К тому же судья и так поднимал трубку не чаще раза в месяц,— добавил Форрест.
— Когда ты переписал завещание?
— За день до его смерти. Нашел старое, оно мне не понравилось, и я решил разделить имущество поровну. Смешно, правда? Поровну! Я думал, являясь единственными наследниками, мы поделим отцовское достояние пятьдесят на пятьдесят. Я не знал, что юристов учат на все накладывать лапу, красть у брата, прятать то, что они обязаны охранять. Я хотел быть честным. Какая глупость…
— Когда он умер?
— За два часа до твоего приезда.
— Это ты его убил?
Молчание.
— Ты?
— Его убил рак.
— Подожди, подожди.— Рэй подался вперед, готовясь нанести очередной удар.— Восемь дней ты торчишь рядом, заботишься, а за два часа до моего появления судья благополучно умирает?
— Совершенно верно.
— Лжешь.
— Я помог ему сделать укол, доволен? Он кричал от боли, не мог есть, пить, пойти в туалет и ходил под себя. А тебя там не было. Там был я. Я одел его, переложил на кушетку, побрил. Он не сумел сломать головку ампулы. Я ввел морфий, и он уснул. Мне оставалось только покинуть дом. Потом пришел ты, увидел отца мертвым, обнаружил деньги. Продолжение тебе известно.
— Ты знаешь, откуда они взялись?
— Нет. Откуда-то с побережья скорее всего. На это мне наплевать.
— Кто сжег самолет?
— Поджог самолета — это преступление. Мне о нем ничего не известно.
— Не тот ли человек, что преследовал меня целый месяц?
— Он. Вернее, они, поскольку их было двое. Познакомился я с ними давно, еще в тюрьме. Они действовали как профессионалы, а ты вел себя слишком легкомысленно. Под задним бампером «ауди» находился «жучок», и все твои перемещения отслеживались благодаря прибору «Джи-пи-эс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72