«Говоришь, их трое было, а?» — прорычал он.
— Да, сэр, — ответил я и кивнул.
— Хороший урок для тебя, парень. Крепче будешь.
— Да, сэр.
— Если хочешь, я могу тебе показать кое-какие приемчики — как себя вести, когда на тебя трое наваливаются.
— Пойдем-ка, я тебя помою, — сказала мама.
— Кажется, у него нос сломан, — сказала Бабка.
— Ты в порядке, Люк? — спросила Тэлли.
— Ага, — ответил я как можно тверже.
И меня повели как настоящего победителя.
Глава 23
Осенний Пикник всегда проводили в последнее воскресенье сентября, хотя никто не мог сказать, почему именно в этот день. Просто такая была традиция в Блэк-Оуке, ритуал, такой же, как приезд парка аттракционов или весенние молитвенные бдения. Пикник как бы соединял в себе праздник по случаю окончания сбора урожая и завершения бейсбольного сезона. Не совсем понятно, правда, можно ли это проделать за один пикник, но по крайней мере усилия в этом направлении предпринимались.
Мы отмечали этот день вместе с методистами, нашими друзьями, друзьями-соперниками. Здесь у нас не было других этнических групп — черных, евреев или азиатов, вообще никаких чужаков. Все мы были англо-ирландского происхождения, ну, может, еще примешалась пара капель немецкой крови, и все здесь занимались фермерством или поставками фермерам всяких товаров. И все были христиане — или считались таковыми. Разногласия начинались тогда, когда фэн команды «Кабз» начинал завираться в «Ти шопп» или когда какой-нибудь идиот заявлял, что «Джон Дир» работает хуже, чем трактор какой-нибудь другой фирмы. А в остальном наша жизнь по большей части протекала мирно. Мужчины помоложе и парни постарше любили по воскресеньям подраться позади кооператива, но в этих драках было гораздо больше просто спорта, чем чего бы то ни было другого. Избиения вроде того, что Хэнк устроил братьям Сиско, случались редко, так что в городе все еще продолжались разговоры на эту тему.
Но индивидуальные ссоры длились веками. Паппи тоже внес в это свой вклад. Настоящей вражды, правда, никогда не возникало. Существовала определенная и четкая социальная структура, где в самом низу располагались издольщики, а на самом верху — торговцы, и всем было положено знать свое место. Так вот и жили.
Граница между баптистами и методистами никогда не была ясной и четкой. Они молились немного по-другому, причем их обряд окропления младенцев, как это представлялось нам, был самым значительным отклонением от Священного Писания. И еще они не так часто встречались, что, конечно же, означало, что они не так серьезно относятся к своей религии, как мы. Никто так часто не собирался, как мы, баптисты. Мы очень гордились своими регулярными общими молебствиями. Перл Уотсон, которая мне больше всех нравилась среди методистов, говорила, что хотела бы стать баптисткой, но у нее просто не хватит на это физических сил.
Рики мне однажды сказал, когда мы с ним были вдвоем, что когда он уедет с фермы, то, может быть, станет католиком, потому что католики собираются всего раз в неделю. Я не знал, что такое католик, и он попытался мне это объяснить, но в теологии Рики был в лучшем случае не очень силен.
В то воскресное утро Бабка и мама потратили гораздо больше времени, чем обычно, на утюжку наших вещей. И конечно, меня отскребывали еще более целеустремленно. К моему разочарованию, оказалось, что нос у меня не сломан, он даже не распух, а порез на нем был едва заметен.
Мы хотели выглядеть нынче как можно лучше, потому что у дам из методистской общины платья были немного красивее. Несмотря на всю эту суматоху, я радовался и не мог дождаться, когда мы поедем.
Мы пригласили с собой Спруилов. Это было сделано из дружеских чувств и из соображений христианской заботы, хотя лично я приглашал бы их выборочно. Тэлли можно было пригласить, а остальные пускай себе остаются у нас на переднем дворе, мне все равно. Но когда я оглядел их лагерь после завтрака, то не заметил там особых передвижений. Они и не подумали отвязать от своего грузовика все бесчисленные веревки и бечевки, на которых держались их навесы и палатка. «Они не поедут», — сообщил я Паппи, который готовился к занятиям в воскресной школе.
— Вот и хорошо, — спокойно ответил он.
Перспектива видеть, как Хэнк болтается среди собравшихся на пикник, хапает еду со столов и нажирается, одновременно высматривая возможность подраться, была не слишком привлекательной.
Вот у мексиканцев никакого выбора не было. Мама передала Мигелю приглашение еще в начале недели, а потом еще пару раз мягко напомнила, поскольку воскресенье все приближалось. Отец разъяснил ему, что будет прочитана специальная молитва на испанском, а потом подадут кучу всякой вкусной еды. Да и делать им по воскресеньям после ленча было особенно нечего.
Девятеро мексиканцев набились в кузов нашего пикапа; не было только Ковбоя. Это разожгло мое воображение. Куда это он подевался и чем занимается? И где Тэлли? Когда мы отъезжали, на переднем дворе ее видно не было. У меня упало сердце, когда я подумал, что они опять ушли в поле и теперь прячутся там и делают все, что им вздумается. Вместо того чтобы поехать с нами в церковь, Тэлли, по всей вероятности, опять укрывается в хлопчатнике и занимается чем-нибудь дурным. А что, если она теперь использует Ковбоя в роли сторожа, пока сама купается в Сайлерз-Крик? Мне была невыносима эта мысль, и я всю дорогу до города беспокоился за нее.
* * *
Брат Эйкерс с улыбкой на лице — редкое зрелище! — взошел на кафедру. Церковь была полна народу, люди сидели даже в проходах и стояли возле задней стены. Окна были распахнуты настежь, а с северной стороны от церкви, под высоким дубом, собрались мексиканцы — стояли, сняв шляпы, и их темные головы образовывали целое море черного цвета.
Мы приветствовали наших гостей, приезжих с гор, а также и мексиканцев. Людей с гор собралось порядочно, но не слишком много. Как обычно, брат Эйкерс попросил их встать и назвать себя. Они были из разных мест — из Харди, из Маунтин-Хоум, из Калико-Рок, и все они тоже принарядились, как и мы.
В окно был выставлен динамик, чтобы слова брата Эйкерса доносились из церкви до мексиканцев, где мистер Карл Дур-бин переводил их на испанский. Мистер Дурбин был вышедшим на пенсию миссионером из Джонсборо. Он тридцать лет проработал в Перу среди настоящих индейцев высоко в горах, а теперь частенько заезжал к нам с проповедями и показывал фотографии и слайды, на которых были запечатлены разные пейзажи этой далекой страны, где он пробыл столько лет. Помимо испанского, он еще знал один из индейских диалектов, и это восхищало меня.
Мистер Дурбин стоял в тени дерева, а мексиканцы расселись на траве вокруг него. На нем был белый костюм и белая соломенная шляпа, а его голос доносился до церкви, почти такой же громкий, как и голос старины Эйкерса, усиленный динамиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Да, сэр, — ответил я и кивнул.
— Хороший урок для тебя, парень. Крепче будешь.
— Да, сэр.
— Если хочешь, я могу тебе показать кое-какие приемчики — как себя вести, когда на тебя трое наваливаются.
— Пойдем-ка, я тебя помою, — сказала мама.
— Кажется, у него нос сломан, — сказала Бабка.
— Ты в порядке, Люк? — спросила Тэлли.
— Ага, — ответил я как можно тверже.
И меня повели как настоящего победителя.
Глава 23
Осенний Пикник всегда проводили в последнее воскресенье сентября, хотя никто не мог сказать, почему именно в этот день. Просто такая была традиция в Блэк-Оуке, ритуал, такой же, как приезд парка аттракционов или весенние молитвенные бдения. Пикник как бы соединял в себе праздник по случаю окончания сбора урожая и завершения бейсбольного сезона. Не совсем понятно, правда, можно ли это проделать за один пикник, но по крайней мере усилия в этом направлении предпринимались.
Мы отмечали этот день вместе с методистами, нашими друзьями, друзьями-соперниками. Здесь у нас не было других этнических групп — черных, евреев или азиатов, вообще никаких чужаков. Все мы были англо-ирландского происхождения, ну, может, еще примешалась пара капель немецкой крови, и все здесь занимались фермерством или поставками фермерам всяких товаров. И все были христиане — или считались таковыми. Разногласия начинались тогда, когда фэн команды «Кабз» начинал завираться в «Ти шопп» или когда какой-нибудь идиот заявлял, что «Джон Дир» работает хуже, чем трактор какой-нибудь другой фирмы. А в остальном наша жизнь по большей части протекала мирно. Мужчины помоложе и парни постарше любили по воскресеньям подраться позади кооператива, но в этих драках было гораздо больше просто спорта, чем чего бы то ни было другого. Избиения вроде того, что Хэнк устроил братьям Сиско, случались редко, так что в городе все еще продолжались разговоры на эту тему.
Но индивидуальные ссоры длились веками. Паппи тоже внес в это свой вклад. Настоящей вражды, правда, никогда не возникало. Существовала определенная и четкая социальная структура, где в самом низу располагались издольщики, а на самом верху — торговцы, и всем было положено знать свое место. Так вот и жили.
Граница между баптистами и методистами никогда не была ясной и четкой. Они молились немного по-другому, причем их обряд окропления младенцев, как это представлялось нам, был самым значительным отклонением от Священного Писания. И еще они не так часто встречались, что, конечно же, означало, что они не так серьезно относятся к своей религии, как мы. Никто так часто не собирался, как мы, баптисты. Мы очень гордились своими регулярными общими молебствиями. Перл Уотсон, которая мне больше всех нравилась среди методистов, говорила, что хотела бы стать баптисткой, но у нее просто не хватит на это физических сил.
Рики мне однажды сказал, когда мы с ним были вдвоем, что когда он уедет с фермы, то, может быть, станет католиком, потому что католики собираются всего раз в неделю. Я не знал, что такое католик, и он попытался мне это объяснить, но в теологии Рики был в лучшем случае не очень силен.
В то воскресное утро Бабка и мама потратили гораздо больше времени, чем обычно, на утюжку наших вещей. И конечно, меня отскребывали еще более целеустремленно. К моему разочарованию, оказалось, что нос у меня не сломан, он даже не распух, а порез на нем был едва заметен.
Мы хотели выглядеть нынче как можно лучше, потому что у дам из методистской общины платья были немного красивее. Несмотря на всю эту суматоху, я радовался и не мог дождаться, когда мы поедем.
Мы пригласили с собой Спруилов. Это было сделано из дружеских чувств и из соображений христианской заботы, хотя лично я приглашал бы их выборочно. Тэлли можно было пригласить, а остальные пускай себе остаются у нас на переднем дворе, мне все равно. Но когда я оглядел их лагерь после завтрака, то не заметил там особых передвижений. Они и не подумали отвязать от своего грузовика все бесчисленные веревки и бечевки, на которых держались их навесы и палатка. «Они не поедут», — сообщил я Паппи, который готовился к занятиям в воскресной школе.
— Вот и хорошо, — спокойно ответил он.
Перспектива видеть, как Хэнк болтается среди собравшихся на пикник, хапает еду со столов и нажирается, одновременно высматривая возможность подраться, была не слишком привлекательной.
Вот у мексиканцев никакого выбора не было. Мама передала Мигелю приглашение еще в начале недели, а потом еще пару раз мягко напомнила, поскольку воскресенье все приближалось. Отец разъяснил ему, что будет прочитана специальная молитва на испанском, а потом подадут кучу всякой вкусной еды. Да и делать им по воскресеньям после ленча было особенно нечего.
Девятеро мексиканцев набились в кузов нашего пикапа; не было только Ковбоя. Это разожгло мое воображение. Куда это он подевался и чем занимается? И где Тэлли? Когда мы отъезжали, на переднем дворе ее видно не было. У меня упало сердце, когда я подумал, что они опять ушли в поле и теперь прячутся там и делают все, что им вздумается. Вместо того чтобы поехать с нами в церковь, Тэлли, по всей вероятности, опять укрывается в хлопчатнике и занимается чем-нибудь дурным. А что, если она теперь использует Ковбоя в роли сторожа, пока сама купается в Сайлерз-Крик? Мне была невыносима эта мысль, и я всю дорогу до города беспокоился за нее.
* * *
Брат Эйкерс с улыбкой на лице — редкое зрелище! — взошел на кафедру. Церковь была полна народу, люди сидели даже в проходах и стояли возле задней стены. Окна были распахнуты настежь, а с северной стороны от церкви, под высоким дубом, собрались мексиканцы — стояли, сняв шляпы, и их темные головы образовывали целое море черного цвета.
Мы приветствовали наших гостей, приезжих с гор, а также и мексиканцев. Людей с гор собралось порядочно, но не слишком много. Как обычно, брат Эйкерс попросил их встать и назвать себя. Они были из разных мест — из Харди, из Маунтин-Хоум, из Калико-Рок, и все они тоже принарядились, как и мы.
В окно был выставлен динамик, чтобы слова брата Эйкерса доносились из церкви до мексиканцев, где мистер Карл Дур-бин переводил их на испанский. Мистер Дурбин был вышедшим на пенсию миссионером из Джонсборо. Он тридцать лет проработал в Перу среди настоящих индейцев высоко в горах, а теперь частенько заезжал к нам с проповедями и показывал фотографии и слайды, на которых были запечатлены разные пейзажи этой далекой страны, где он пробыл столько лет. Помимо испанского, он еще знал один из индейских диалектов, и это восхищало меня.
Мистер Дурбин стоял в тени дерева, а мексиканцы расселись на траве вокруг него. На нем был белый костюм и белая соломенная шляпа, а его голос доносился до церкви, почти такой же громкий, как и голос старины Эйкерса, усиленный динамиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107