В мирное время в долинах пасся скот, а крестьяне возделывали бесплодные почвы небольших полей, которые с трудом распахивали на каменистых склонах. Путешественника встречало поразительно суровое величие: горы извивались, хребет за хребтом уходя к горизонту, и их вершины возвышались так же высоко, как волны бесконечного морского пейзажа серых скал.
Эфиопия уникальна тем, что она была древнейшим африканским христианским государством. В четвертом веке н. э. греческие и римские торговцы принесли эту религию в портовые города Красного моря, а оттуда она проникла на высокогорье, укоренилась там и удивительно расцвела. Эфиопский правитель, негус, объявил себя прямым потомком царя Соломона и царицы Савской, и многие его подданные считали себя наследниками рассеянного по земле еврейского народа. Их христианство было жестоким и воинственным. Когда Эфиопии улыбалась фортуна, она спускалась со своих горных вершин и занимала низины, простираясь на северо-восток до побережья Красного моря. Во времена ее расцвета, как раз перед тем как европейцы открыли эту страну, говорилось, что негус ударял по земле бичом, призывая ее наслать новых врагов, ибо он уже со всеми расправился. Когда обстоятельства изменились и Эфиопия попала под удары судьбы, она просто вернулась в свои горные крепости, надежно укрывшись за огромным валом Великого восточного африканского разлома, изрезанным глубоким расщелинами, что образовывали ее восточную границу.

Библия, переписанная вручную монахами на местном эфиопском языке гыыз, до сих пор используется в школах страны
Здесь, на плато, эфиопское христианство странным образом видоизменилось и приобрело невиданный размах. Огромная часть населения страны так или иначе принадлежала к институту церкви: в качестве священников, оседлых или странствующих нищих монахов или мирских братьев. Женщины не отставали от мужей, становясь монахинями, а детей посвящали в диаконы еще в младенчестве. Фанатики предавались раскаянию, налагая на себя странные епитимьи: носили пояса, усеянные гвоздями, или неделями сидели в бочках с ледяной водой. Повсюду в городах и деревнях строились церковные здания: уединенные монастыри на горных вершинах и храмы, подобные церкви в Лалибеле, высеченной в скале. Церковь была мощным землевладельцем, и священники занимали ключевые места в правительстве. В целом эта система была основана на особом, почти буквальном прочтении Писания. Черпая вдохновение из Евангелия и проникаясь рассказом о жизни Христа, эфиопская христианская церковь процветала, принося экзотические плоды в искусстве и архитектуре, обрядах и вероучении. Появлялись величественные настенные росписи, с которых на верующих смотрели грустные глаза. Это были картины, изображавшие евангельское предание, при этом особое внимание уделялось Богоматери. Проходили невиданных размахов посвящения на открытом воздухе, во время которых абуна, или архиепископ страны, рукополагал за одну церемонию сотни священников. Яростные монахи со спутанными волосами, одетые в кожу, подобно берсеркам, сражались в государственной армии. Совершались таинственные крещения, во время которых все, начиная с самого негуса, вновь и вновь подтверждали свою веру, окунаясь в емкости с водой.

Священнослужители эфиопской ортодоксальной церкви поют под бой барабана в монастыре Ура-Киданемерт на озере Тана
За этим религиозным рвением стояли проблемы управления воинственным и неравномерно проживающим народом, разделенным на кланы и группировки. В центре пребывали придворные, приближенные к негусу. Он обладал абсолютной властью, но в такой неспокойной стране его династия оставалась в безопасности, лишь пока он мог управлять могущественными военачальниками, а поэтому его двор редко задерживался на одном месте. Шатры огромного лагеря перемещались по стране подобно фигурам в большой шахматной партии, готовые поставить соперникам негуса шах и мат, расстроив их планы при помощи могучей армии. Братья правителя, будучи потенциальными претендентами на трон, были пожизненно заточены в крепости на горной вершине, и любого, кто с ними общался, ждала смерть. Местных управляющих, приобретавших значительную власть, тут же смещали. Сам же негус поддерживал завесу тайны вокруг собственной персоны, окружая себя гонцами и львами – символами своей власти.
Но Эфиопия была изолирована не полностью. Традиционно абуна назначался Коптской Александрийской церковью и присылался из Египта. В Иерусалиме существовал дом для эфиопских паломников в Святую землю, а два религиозных посольства даже достигли Рима. С Европой поддерживалась связь, достаточная для того, чтобы там лелеяли надежды найти в Эфиопии пресвитера Иоанна, персонажа по-своему столь же притягательного, как Манса Муса со своим золотом. В итоге, когда европейцы серьезно принялись за исследования, португальские рыцари отправились на поиски таких подвигов и приключений, что грозили затмить достижения самих конкистадоров в Новом Свете.
Первое основательное португальское посольство, отправившееся на поиски пресвитера Иоанна, начало свою миссию с неудачи.
Они высадились на эфиопском берегу Красного моря в апреле 1520 года, и местный губернатор Барнагаст вышел со своей свитой встречать их на берег. В его честь, а также для демонстрации своей технической мощи корабли португальской эскадры, на которых прибыли посланцы, дали бортовой залп. Одно из их орудий продолжило стрельбу, и к всеобщему ужасу большое пушечное ядро со свистом пронеслось сквозь толпу сановников, окружавших Барнагаста. К счастью, никто не пострадал, хотя на своем пути ядро трижды срикошетило. Прибывшие, рассыпаясь в извинениях, пытались возместить убытки, но Барнагаст встретил их прохладным заявлением о том, что человек жив, покуда это угодно Господу, и заверил, что ядро не причинило никакого вреда. Португальцы пребывали в счастливом неведении, не подозревая, что спокойная философия Барнагаста основывалась на том, насколько дешево он и его соотечественники ценили человеческую жизнь. Гости отнюдь не стояли на пороге мирной процветающей страны пресвитера Иоанна, напротив, они вот-вот должны были окунуться в бурное африканское общество, странная смесь набожности и жестокости которого их вскоре потрясла.
Четырнадцать членов португальского посольства были не самыми лучшими представителями своей страны. Всем управлял Родриго да Лима. Его назначили лишь недавно, так как посол короля Мануэла, семидесятидвухлетний дипломат, умер за месяц до этого и был похоронен в песке одного из прибрежных островов. Да Лима был молод, раздражителен и бестактен и уже начал ссориться со своим заместителем, Жоржи д’Абреу, считавшим себя более достойным возглавить посольство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66