»
Причем она не просто это говорила. Она стояла в том платье, которое она примерила в магазине. Она ведь обещала продавщице вернуться, когда будут деньги. Не зря же адрес запоминала.
И вот она стоит в этом платье, такая красивая, и Дедушка восхищенно смотрит на нее и быстро-быстро бормочет: «Я понял. Я осознал. Я научился. Я буду очень сильно тебя уважать. Я сделаю все, что ты захочешь».
Унесли капельницу.
– Можно к вам в гости? – сказала молодая девушка, размахивая во все стороны длинными русыми волосами, убранными на макушке в высокий хвост.
– Можно. – Оля встала.
– Вы любите конфеты? – спросила девушка.
– Конфеты? Очень! Но… у меня нет.
– Я вам принесу. Знаете… здесь до вас лежала моя подруга.
– Да? – Оля подумала: как, наверное, здорово дружить с такой замечательной девушкой!
– Она любила устрицы. Только здесь она отказывалась их есть. А вы любите устрицы?
– Я? Не знаю… – растерялась Оля. Ей так не хотелось разочаровывать девушку.
Девушка грустно вздохнула.
– До свидания, – сказала она. – Я иду на прогулку с моим другом. Так что мне некогда.
– До свидания, – сказала Оля.
Она подошла к журнальному столику и взяла из вазочки клубнику. Не отходила, пока не доела всю.
Оля никак не могла привыкнуть к тому, что в дверь стучали, прежде чем ее открыть.
Она все время забывала сказать «Войдите» и просто застывала посередине комнаты и не сводила с входа настороженного взгляда.
Константин Сергеевич в белом халате, одетом на черную майку, такую, как всегда носил Дедушка, спросил у Оли, как она себя чувствует.
Пока Оля думала, что ответить, он сообщил, что к ней приехали те самые сотрудники милиции, которые у нее уже были, и они что-то привезли.
Оля кивнула.
Тот, что с колючими усами, остался у двери, а тот, что с пушистыми, сел рядом с ней на диван.
– Мы проверили все машины с этими номерами, все иномарки, – уточнил он, – и принесли вам фотографии.
– Машин? – спросила Оля.
– Нет, владельцев. Может быть, нам повезет, и вы узнаете кого-нибудь из них.
Он стал показывать фотографии.
Он держал всю пачку у себя на коленях и по одной протягивал Оле.
Черно-белые фотографии незнакомых ей мужчин.
Сердце притаилось где-то глубоко в груди. В засаде. На кого?
Она часто просила Дедушку фотографироваться вместе с ней. Она бы поставила их фотографию у себя на полке. Дедушка отказывался. Всегда.
Она узнала его уже тогда, когда два пальца с неровно обстриженными ногтями вытягивали эту фотографию из толстой стопки всех остальных.
Она не сводила с нее глаз. Нет, не то чтобы она смотрела на фотографию. Она просто замерла. Она даже не дышала. А сердце стремительно падало вниз, ударяясь об обрывы и выступы. О ребра и селезенку.
Усатый переглянулся с товарищем.
– Оля, это он? – Голос Константина Сергеевича прозвучал откуда-то снизу, словно из-под земли.
Оля молчала.
Тот, кто держал фотографию, качнул ее из стороны в сторону перед Олиным лицом, словно привлекая ее внимание.
– Вы узнаёте его? – спросил он.
На фотографии Дедушка был совсем молодым. Она его таким не помнила. Или даже не знала. У него были длинные волосы и наглые глаза. Он всегда говорил, что девушкам его глаза больше всего нравятся.
– А… что ему будет? – прошептала Оля. Хотела задать этот вопрос запросто, но у нее не получилось. Голос унизительно дрожал.
– Суд решит. Это он? – Фотография снова заплясала в его руках.
Это он, Оля? Это Дедушка? – мягко спросил Константин Сергеевич и подошел к ней. – Ты ведь его узнала? Тебе не надо бояться. Просто скажи.
Оля опустила глаза и отрицательно качнула головой. Потом еще раз. И еще. Часто-часто, много-много раз.
– Оля! – Константин Сергеевич положил руку ей на плечо. – Ты не одна. Мы с тобой. Ты узнала его?
– Нет, – прошептала Оля. Подняла глаза. Медленно обвела взглядом окруживших ее мужчин. И повторила, громко и твердо: – Нет.
Тот, кто сидел, переглянулся с тем, кто стоял. С Константином Сергеевичем.
Константин Сергеевич развел руками.
– Мы все поняли, – сказал мужчина с колючими усами. – Официального признания нам пока не надо.
– Я хочу спать, – сказала Оля. Они вышли, прикрыв за собой дверь.
Оля легла в кровать, закрылась с головой одеялом. Она только что видела Дедушку.
Что они с ним сделают?
Дедушке не может быть плохо. Он так устроен. Бывают такие люди, которым не может быть плохо. Но другим же может?
Было же плохо ей?
Почему она не призналась, что узнала его?
Они бы его поймали. Посадили в тюрьму. Его бы там били и не давали есть.
Она бы приходила к нему в том платье из магазина и говорила: «Не плачь! Не смей у меня тут плакать! Улыбайся!»
И он бы валялся перед ней на грязном полу и улыбался, а она бы стояла и смотрела. И плакала.
Оля сама не заметила, как стала плакать. Беззвучно, без всхлипываний, но очень горько. Мокрыми были ее лицо и руки. Мокрой была простыня и одеяло, которым она укрывалась.
Ей так нравилось плакать.
Смотреть, как слезинки скатываются на руку и смешиваются с другими такими же, образуя лужицу.
Надо встать.
Выбежать в коридор, закричать: «Постойте! Я обманула вас! Я узнала его!»
Пусть они его арестуют.
Надо встать. Пока они еще здесь.
Оля сама не заметила, как заснула. Но даже во сне слезы еще долго текли по ее лицу, и их никто не вытирал рукой. Потому что они никому не мешали.
36
В «Costes» Аркаши не оказалось.
Ангелина Петровна поехала в «Георг V», протянула паспорт портье. Глупая затея – как найти человека в большом городе, если он не хочет, чтобы его нашли.
На всякий случай, без всякой надежды, Ангелина Петровна спросила про Аркашу.
Да, остановился. С сегодняшнего дня.
Не могу сказать, возможно, в номере. Мадам желает, чтобы я позвонил?
Нет. Нет. Спасибо. Я свяжусь с ним сама.
Как все легко и просто. Так и должно быть.
Легко и просто.
Рядом с нами люди постоянно сходят с ума, болеют и умирают в таких муках, что описания Гомера просто комиксы по сравнению с одной лишь историей болезни умершего от рака человека.
Нас предают друзья. Нас забывают дети. Наши родители начинают ходить под себя или нам в руки. Самолеты, на которых мы летаем, разбиваются об землю, а наши машины врезаются друг в друга, разрезая нас пополам и выворачивая суставы.
И при этом мы думаем, что ничего не знаем про ад.
Потому что, эволюционируя, мы научились забывать. Никакие не орудия производства сделали человека человеком. А его способность относиться ко всему легко и просто.
Действительно, что сложного в том, чтобы посередине дня сорваться с работы, отменив все важные встречи и не доделав начатые дела; примчаться по московским пробкам в аэропорт вовремя; купить билет в Париж бизнес-классом, хотя на эти деньги можно было вывезти в Анапу на месяц целую группу детского садика;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Причем она не просто это говорила. Она стояла в том платье, которое она примерила в магазине. Она ведь обещала продавщице вернуться, когда будут деньги. Не зря же адрес запоминала.
И вот она стоит в этом платье, такая красивая, и Дедушка восхищенно смотрит на нее и быстро-быстро бормочет: «Я понял. Я осознал. Я научился. Я буду очень сильно тебя уважать. Я сделаю все, что ты захочешь».
Унесли капельницу.
– Можно к вам в гости? – сказала молодая девушка, размахивая во все стороны длинными русыми волосами, убранными на макушке в высокий хвост.
– Можно. – Оля встала.
– Вы любите конфеты? – спросила девушка.
– Конфеты? Очень! Но… у меня нет.
– Я вам принесу. Знаете… здесь до вас лежала моя подруга.
– Да? – Оля подумала: как, наверное, здорово дружить с такой замечательной девушкой!
– Она любила устрицы. Только здесь она отказывалась их есть. А вы любите устрицы?
– Я? Не знаю… – растерялась Оля. Ей так не хотелось разочаровывать девушку.
Девушка грустно вздохнула.
– До свидания, – сказала она. – Я иду на прогулку с моим другом. Так что мне некогда.
– До свидания, – сказала Оля.
Она подошла к журнальному столику и взяла из вазочки клубнику. Не отходила, пока не доела всю.
Оля никак не могла привыкнуть к тому, что в дверь стучали, прежде чем ее открыть.
Она все время забывала сказать «Войдите» и просто застывала посередине комнаты и не сводила с входа настороженного взгляда.
Константин Сергеевич в белом халате, одетом на черную майку, такую, как всегда носил Дедушка, спросил у Оли, как она себя чувствует.
Пока Оля думала, что ответить, он сообщил, что к ней приехали те самые сотрудники милиции, которые у нее уже были, и они что-то привезли.
Оля кивнула.
Тот, что с колючими усами, остался у двери, а тот, что с пушистыми, сел рядом с ней на диван.
– Мы проверили все машины с этими номерами, все иномарки, – уточнил он, – и принесли вам фотографии.
– Машин? – спросила Оля.
– Нет, владельцев. Может быть, нам повезет, и вы узнаете кого-нибудь из них.
Он стал показывать фотографии.
Он держал всю пачку у себя на коленях и по одной протягивал Оле.
Черно-белые фотографии незнакомых ей мужчин.
Сердце притаилось где-то глубоко в груди. В засаде. На кого?
Она часто просила Дедушку фотографироваться вместе с ней. Она бы поставила их фотографию у себя на полке. Дедушка отказывался. Всегда.
Она узнала его уже тогда, когда два пальца с неровно обстриженными ногтями вытягивали эту фотографию из толстой стопки всех остальных.
Она не сводила с нее глаз. Нет, не то чтобы она смотрела на фотографию. Она просто замерла. Она даже не дышала. А сердце стремительно падало вниз, ударяясь об обрывы и выступы. О ребра и селезенку.
Усатый переглянулся с товарищем.
– Оля, это он? – Голос Константина Сергеевича прозвучал откуда-то снизу, словно из-под земли.
Оля молчала.
Тот, кто держал фотографию, качнул ее из стороны в сторону перед Олиным лицом, словно привлекая ее внимание.
– Вы узнаёте его? – спросил он.
На фотографии Дедушка был совсем молодым. Она его таким не помнила. Или даже не знала. У него были длинные волосы и наглые глаза. Он всегда говорил, что девушкам его глаза больше всего нравятся.
– А… что ему будет? – прошептала Оля. Хотела задать этот вопрос запросто, но у нее не получилось. Голос унизительно дрожал.
– Суд решит. Это он? – Фотография снова заплясала в его руках.
Это он, Оля? Это Дедушка? – мягко спросил Константин Сергеевич и подошел к ней. – Ты ведь его узнала? Тебе не надо бояться. Просто скажи.
Оля опустила глаза и отрицательно качнула головой. Потом еще раз. И еще. Часто-часто, много-много раз.
– Оля! – Константин Сергеевич положил руку ей на плечо. – Ты не одна. Мы с тобой. Ты узнала его?
– Нет, – прошептала Оля. Подняла глаза. Медленно обвела взглядом окруживших ее мужчин. И повторила, громко и твердо: – Нет.
Тот, кто сидел, переглянулся с тем, кто стоял. С Константином Сергеевичем.
Константин Сергеевич развел руками.
– Мы все поняли, – сказал мужчина с колючими усами. – Официального признания нам пока не надо.
– Я хочу спать, – сказала Оля. Они вышли, прикрыв за собой дверь.
Оля легла в кровать, закрылась с головой одеялом. Она только что видела Дедушку.
Что они с ним сделают?
Дедушке не может быть плохо. Он так устроен. Бывают такие люди, которым не может быть плохо. Но другим же может?
Было же плохо ей?
Почему она не призналась, что узнала его?
Они бы его поймали. Посадили в тюрьму. Его бы там били и не давали есть.
Она бы приходила к нему в том платье из магазина и говорила: «Не плачь! Не смей у меня тут плакать! Улыбайся!»
И он бы валялся перед ней на грязном полу и улыбался, а она бы стояла и смотрела. И плакала.
Оля сама не заметила, как стала плакать. Беззвучно, без всхлипываний, но очень горько. Мокрыми были ее лицо и руки. Мокрой была простыня и одеяло, которым она укрывалась.
Ей так нравилось плакать.
Смотреть, как слезинки скатываются на руку и смешиваются с другими такими же, образуя лужицу.
Надо встать.
Выбежать в коридор, закричать: «Постойте! Я обманула вас! Я узнала его!»
Пусть они его арестуют.
Надо встать. Пока они еще здесь.
Оля сама не заметила, как заснула. Но даже во сне слезы еще долго текли по ее лицу, и их никто не вытирал рукой. Потому что они никому не мешали.
36
В «Costes» Аркаши не оказалось.
Ангелина Петровна поехала в «Георг V», протянула паспорт портье. Глупая затея – как найти человека в большом городе, если он не хочет, чтобы его нашли.
На всякий случай, без всякой надежды, Ангелина Петровна спросила про Аркашу.
Да, остановился. С сегодняшнего дня.
Не могу сказать, возможно, в номере. Мадам желает, чтобы я позвонил?
Нет. Нет. Спасибо. Я свяжусь с ним сама.
Как все легко и просто. Так и должно быть.
Легко и просто.
Рядом с нами люди постоянно сходят с ума, болеют и умирают в таких муках, что описания Гомера просто комиксы по сравнению с одной лишь историей болезни умершего от рака человека.
Нас предают друзья. Нас забывают дети. Наши родители начинают ходить под себя или нам в руки. Самолеты, на которых мы летаем, разбиваются об землю, а наши машины врезаются друг в друга, разрезая нас пополам и выворачивая суставы.
И при этом мы думаем, что ничего не знаем про ад.
Потому что, эволюционируя, мы научились забывать. Никакие не орудия производства сделали человека человеком. А его способность относиться ко всему легко и просто.
Действительно, что сложного в том, чтобы посередине дня сорваться с работы, отменив все важные встречи и не доделав начатые дела; примчаться по московским пробкам в аэропорт вовремя; купить билет в Париж бизнес-классом, хотя на эти деньги можно было вывезти в Анапу на месяц целую группу детского садика;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37