OCR&Spellcheck — Alonzo
«Камень огня»: АСТ; Москва; 2000
ISBN 5-17-002206-9
Оригинал: Tanya Sue Huff, “The Fire's Stone”
Перевод: Ю. А. Кряклина
Аннотация
Их было трое. Трое тех, что никогда не знали друг друга, пока однажды, в грозный час опасности, их жизни не сплелись воедино в нить меча и магии. Их было трое… Юноша, променявший, во имя мести за погубленную любовь, роскошь и богатство на лихую воровскую «профессию». Принц без надежды на корону — веселый и беспутный повеса, менее всего годный для исполнения высокого жребия героя. Юная девушка, обладающая великим даром власти над ЛЮБЫМИ магией и колдовством, сколько ни есть их в подлунном мире. Их было трое — ровно столько, сколько предначертала Судьба, дабы отыскать похищенный кем-то магический Камень огня, хранящий людские земли от страшной гибели. Отыскать — или погибнуть в пути.
Таня Хафф
Камень огня
1
Когда процессия остановилась у края вулкана, воровка, презрев гордыню, истошно закричала. Безучастные к человеческим слабостям, жрецы монотонно бубнили свои молитвы, в то время как толпа, овладев нависшими над кратером галереями, возбужденно перешептывалась — она затем и нахлынула сюда, чтобы насладиться человеческим страданием.
— Говорят, она держала Камень в руках, — пропыхтел пухлый торговец, прикладывая к потному лбу надушенный платок. Зной, льющийся сверху, соединяясь с жаром расплавленного камня, идущим снизу, создавал на галереях невыносимую атмосферу. — Говорят, она подошла ближе всех за последние двадцать лет.
— Говорят, — машинально повторил юноша с холодным презрением.
Он перевел взгляд вниз, где в тридцати футах от галерей находился тот самый Камень. Красно-золотой, величиной с голову ребенка, он покоился в золотой чаше, венчая золотой шпиль, вздымавшийся из клокочущей лавы. В его сердце горел таинственный огонь, олицетворяющий власть. Этот Камень хранил Ишию — столицу королевства Сизали — от гибели в потоке огня и пепла, не давал ей задохнуться в серном дыхании живого вулкана. «И говорят, воровка держала его в руках». Юноша отдал должное ее мастерству, если не ее уму.
Молитвы кончились.
Жрецы Четвертого, чьи мрачно-красные мантии как пятна крови темнели на фоне скалы, отступили назад, и два могучих прислужника подняли связанное, корчившееся тело, чтобы водворить в клетку.
Зрители на публичных галереях дружно исторгли вздох, и юноша задался вопросом, насколько религиозным событием является эта казнь.
Религия этих мест — не только Сизали, но и соседних стран — включала множество объектов и церемоний. Здесь были и жрецы, и чародеи; помимо обрядов, посвященных божествам, существовали и мирские обряды. Одна Внизу — насколько юноша мог понять, что-то вроде матери-богини, — родила девять сыновей, Девять Наверху. Все они не имели имен. Четвертый был богом правосудия.
Крики возобновились с утроенной силой.
Юноша обратил взор к Королевской галерее. Присутствовали только близнецы. Значит, спуск будет медленным. В народе говорили, что близнецы тоже связаны с Четвертым, хотя они никогда не посвящались в жрецы и уж точно не были чародеями.
«Правосудие», — скривил он губы.
— Ты не из Ишии. — Торговец явно больше интересовался соседом, чем событием дня.
Медные волосы, подстриженные короче, нежели требовала нынешняя мода, бледная кожа, острые черты лица и хрупкое телосложение — все выдавало в нем чужеземца. Среди безмятежных, любящих удовольствия горожан он выделялся недовольным выражением лица и замкнутостью. В Ишии было мало чужеземцев. Проводимая королем политика отбивала у них охоту оставаться здесь.
— Ты в первый раз видишь Госпожу?
Юноша только хмыкнул, подумав, что местное прозвище вулкана звучит нелепо.
Торговец облизал губы и неуверенно протянул ему руку.
— Может, позволишь угостить тебя?
— Нет.
Рука не дождалась ответа — юноша излучал отвращение.
Торговец разочарованно пожал плечами, но, утешив себя философским изречением: «Чужеземцы, кто их поймет!» — снова повернулся к кратеру.
От мягких кожаных башмаков воровки поднимался дым.
Искусно лавируя в шумной толпе, юноша спускался по ступеням террасы и размышлял об участи воров в королевском городе. На прощание он прихватил, повинуясь инстинкту, кошелек торговца и теперь подбросил его в руке. Уголки тонких губ юноши приподнялись в улыбке. Что ж, толстяк сам предложил угостить его.
— Аарон!
Чужеземец поднял голову, прекратив теребить кошелек белыми пальцами; над серебристо-серыми глазами взметнулись густые, кустистые брови.
— Не махай на меня своими демонскими крыльями, парень! Я третий раз тебя зову. Чем это ты так увлекся, что не слышишь меня в моем собственном доме?
— Я ходил сегодня на гору. Посмотреть казнь.
— И что? Разочаровался? — фыркнула старуха, сидевшая на диване.
Аарон нахмурился и сунул кошелек в карман своих широких штанов.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, Фахарра.
— Да неужели? Нет, парень, я еще не лишилась рассудка. — Старуха выразительно засмеялась, но смех ее прервался кашлем. Задыхаясь, она гневно посмотрела на чужеземца. — Я вижу больше, чем ты думаешь. Подай мне вина!
Когда юноша направился к столику у дивана, Фахарра ухватилась за край его туники.
— Только не эту дрянь! Моя внучка так его разбавляет, что им можно умываться. В сундуке есть бутыль хорошего вина.
Массивный сундук из черного дерева, сплошь покрытый костяной инкрустацией, был заперт. Но Аарон легко справился с замком.
— Однажды ты убьешь себя этой гадостью, — заметил он, протягивая старухе полный кубок.
— Имею полное право! — Фахарра жадно отпила и облизала пересохшие губы. Ее костлявые руки дрожали мелкой дрожью, но она не пролила ни единой капли. — Шестьдесят два года я была лучшей гранильщицей драгоценных камней в Ишии. — Она сделала еще глоток. — Я огранила тот изумруд, что украшает верхушку королевского посоха. Нелегко огранить такой огромный изумруд, позволь сказать тебе.
— Ты уже говорила, — тоскливо перебил ее юноша. Он снова наполнил кубок темно-красным вином до металлического ободка.
— И еще скажу, если будешь хорошо себя вести.
Пока старуха молчаливо попивала, Аарон убрал на место пустую бутыль и запер сундук. Пусть внучка удивляется. Стерев едва заметные следы пальцев на черном дереве, он вернулся на широкий мраморный подоконник и стал глядеть поверх крошечного садика на город.
— Ты обгорел на солнце, — промолвила наконец Фахарра. — Хорошо, что ты обычно работаешь ночью.
Бледные пальцы юноши коснулись высокой скулы. Вздрогнув от боли, он возвел глаза к красно-золотому сиянию над крышами верхнего города.
— Не волнуйся, парень, — снисходительно молвила старуха, — ты получишь причитающуюся тебе порку. В Госпожу бросают только тех, кто покушается на Камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80