С чувством глубокого облегчения, только слегка подпорченного досадой — «Лифс» все-таки находились в самом низу таблицы НХЛ, — он сунул газету под мышку, повернулся и только тогда понял, что солнце вот-вот выползет из-за горизонта.
Фицрой почувствовал, как оно подрагивает на его краю, и ему понадобились собрать в кулак всю свою волю, чтобы не запаниковать.
Сначала лифт, потом светофор, газетные заголовки — на все ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Теперь уже не важно, как он допустил такой промах, хотя до этого четыреста пятьдесят лет благополучно скрывался от солнца. Он ощущал солнечный жар краем своего сознания; не важно, что светило еще не взошло — это только пока, восход и последующий за ним ожог не заставят себя ждать, он ощущал угрозу, чувствовал, как близко находится от смерти.
На светофоре опять горел красный свет, этакое маленькое насмешливое солнышко в ящике. Громкий стук сердца отсчитывал последние секунды, и Генри бросился на проезжую часть. Заскрежетали тормоза, крыло вильнувшего фургона слегка задело его бок. Фицрой, не обращая внимания на внезапную боль и проклятия шофера, оперся ладонью о капот какой-то машины-букашки, перепрыгнул через нее и нырнул в узкий просвет, едва протиснувшись между автомобилями.
Небо стало серым, затем окрасилось розовым и, наконец, золотым.
Генри с топотом несся по тротуару, прижимаясь к домам, чтобы оставаться в тени. Он понимал, что огонь за его спиной пожирает эту тень, облизывая каблуки его кожаных туфель. Ужас в его душе боролся с летаргией, окутывавшей всех его соплеменников при свете дня, и ужас победил. Фицрой добежал до темной стеклянной двери своего дома, обогнав солнце на несколько секунд.
Оно коснулось только кисти его руки, недостаточно проворно отдернутой в безопасную тень.
Прижимая к груди обожженную до пузырей руку, Генри, раздираемый болью, едва передвигая ноги, побрел к лифту.
— Вы не заболели, мистер Фицрой? — озабоченно нахмурился охранник, открывший входную дверь.
Не в силах сфокусировать зрение, Генри просто повернул голову в его сторону.
— Сильная мигрень, — прошептал он и, шатаясь, сделал несколько шагов.
Искусственное освещение в лифте немного привело Фицроя в чувство, он даже умудрился пройти по коридору, только слегка опираясь на стену. На секунду Генри испугался, что ему не хватит сил достать ключи, но тем не менее он кое-как открыл тяжелую дверь, потом захлопнул за собой и щелкнул замком. Долгожданная безопасность.
Безопасность. Одно это слово привело его в спальню, в которой толстые шторы не пропускали солнца. Генри покачнулся, вздохнул и наконец отпустил вожжи, рухнув поперек кровати и позволив дню взять над ним верх.
* * *
— Вики, прошу вас!
Вики насупилась, посещение офтальмолога никогда не приводило ее в хорошее расположение духа, а от всех этих «посмотрите правым глазом, посмотрите левым» сильно разболелась голова.
— Что? — промычала она сквозь сжатые зубы.
— Вы смотрите прямо на цель.
— Ну и что?
Доктор Андерсон подавила вздох и с терпением, выработанным за время общения со своими двумя детьми, пустилась в объяснения уже в который раз, перейдя на бесстрастный и спокойный тон.
— Это сводит на нет результаты теста, и нам придется начать сначала.
Полицейским тоже. Снова и снова, если понадобится. Сдержавшись, чтобы не отпустить колкость, Вики поджала губы и попробовала прислушаться к наставлениям врача.
— Ну, что? — не выдержала она, когда доктор Андерсон выключила прибор для определения поля зрения и знаком показала, что теперь можно поднять голову.
— Хуже не стало...
Вики откинулась назад, внимательно вглядываясь в лицо офтальмолога.
— А лучше? — напрямик спросила она.
На этот раз доктор Андерсон даже не попыталась скрыть вздох.
— Вики, как я говорила раньше, retinitis pigmentosa улучшений не дает. Никогда. Может быть только хуже. Или, — она откатила прибор обратно к стене, — если повезет, болезнь достигает определенной точки и дальше не прогрессирует.
— А я достигла этой точки?
— Время покажет. Вы еще не в таком плохом положении, — продолжила она, жестом останавливая следующее замечание Вики, — во многих случаях эта болезнь сопровождается другими нейродегенеративными процессами.
— Глухотой, замедленной реакцией, преждевременным одряхлением и общим ожирением, — презрительно хмыкнула Вики. — Мы все это проходили в самом начале, а факт по-прежнему остается фактом: я ничего не вижу в темноте, мое периферийное зрение сузилось до двадцати пяти градусов и я вдруг ни с того ни с сего стала близорукой.
— Последнее в любом случае могло произойти.
Вики поправила съехавшие очки.
— Очень утешительно. Ну и когда я ослепну?
Доктор Андерсон забарабанила ногтями по рецептурному блокноту.
— Вполне возможно, вы никогда не ослепнете, несмотря на свое состояние, а на текущий момент у вас вполне функциональное зрение. И не стоит по этому поводу так злиться.
— Мое состояние, — рявкнула Вики, вставая и протягивая руку за пальто, — как вы его называете, вынудило меня бросить любимую работу, не позволявшую этому городу окончательно превратиться в отстойник, и если вы не против, то я все-таки предпочту злиться.
Уходя, она не хлопнула дверью, хотя ей страшно этого хотелось.
* * *
— Что случилось, милая? Почему такая грустная?
— День выдался не самый удачный, миссис Кополус.
Пожилая продавщица пощелкала языком и покачала головой при виде большого пакета сырных клецок, который Вики выложила на прилавок.
— Все понятно. Вам, милая моя, нужна настоящая еда, если хотите чувствовать себя лучше. Эта дрянь вам не годится. От нее только пальцы желтеют.
Вики сгребла сдачу и бросила монетки в необъятные глубины своей сумки. Скоро придется заняться тем небольшим кладом, что звенит на дне.
— Бывает настроение, миссис Кополус, с которым справится только суррогатная жратва.
Когда она добралась до квартиры, там разрывался телефон.
— Да, что?
— Есть что-то в звуке твоего сладкого голоска, от чего хочется жить в этот проклятый день.
— Заткнись, Селуччи. — Зажав трубку подбородком, Вики пыталась вылезти из пальто. — Чего тебе надо?
— Ого, похоже, кто-то сегодня встал не с той ноги.
Вики невольно улыбнулась. Когда Майк прибегал к этому выражению в их перепалках, она всякий раз улыбалась, и он это знал.
— Нет, сегодня утром я встала с правой ноги, — сказала она, оседлав офисный стул. — О чем ты очень хорошо знаешь. Просто я только что вернулась после визита к офтальмологу.
— А-а. — Она мысленно представила, как Селуччи, откинувшись назад, кладет ноги на стол. Все его начальники по очереди пытались отучить Майка от этой привычки, но без видимого успеха. — И каково же судьбоносное решение эскулапа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Фицрой почувствовал, как оно подрагивает на его краю, и ему понадобились собрать в кулак всю свою волю, чтобы не запаниковать.
Сначала лифт, потом светофор, газетные заголовки — на все ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Теперь уже не важно, как он допустил такой промах, хотя до этого четыреста пятьдесят лет благополучно скрывался от солнца. Он ощущал солнечный жар краем своего сознания; не важно, что светило еще не взошло — это только пока, восход и последующий за ним ожог не заставят себя ждать, он ощущал угрозу, чувствовал, как близко находится от смерти.
На светофоре опять горел красный свет, этакое маленькое насмешливое солнышко в ящике. Громкий стук сердца отсчитывал последние секунды, и Генри бросился на проезжую часть. Заскрежетали тормоза, крыло вильнувшего фургона слегка задело его бок. Фицрой, не обращая внимания на внезапную боль и проклятия шофера, оперся ладонью о капот какой-то машины-букашки, перепрыгнул через нее и нырнул в узкий просвет, едва протиснувшись между автомобилями.
Небо стало серым, затем окрасилось розовым и, наконец, золотым.
Генри с топотом несся по тротуару, прижимаясь к домам, чтобы оставаться в тени. Он понимал, что огонь за его спиной пожирает эту тень, облизывая каблуки его кожаных туфель. Ужас в его душе боролся с летаргией, окутывавшей всех его соплеменников при свете дня, и ужас победил. Фицрой добежал до темной стеклянной двери своего дома, обогнав солнце на несколько секунд.
Оно коснулось только кисти его руки, недостаточно проворно отдернутой в безопасную тень.
Прижимая к груди обожженную до пузырей руку, Генри, раздираемый болью, едва передвигая ноги, побрел к лифту.
— Вы не заболели, мистер Фицрой? — озабоченно нахмурился охранник, открывший входную дверь.
Не в силах сфокусировать зрение, Генри просто повернул голову в его сторону.
— Сильная мигрень, — прошептал он и, шатаясь, сделал несколько шагов.
Искусственное освещение в лифте немного привело Фицроя в чувство, он даже умудрился пройти по коридору, только слегка опираясь на стену. На секунду Генри испугался, что ему не хватит сил достать ключи, но тем не менее он кое-как открыл тяжелую дверь, потом захлопнул за собой и щелкнул замком. Долгожданная безопасность.
Безопасность. Одно это слово привело его в спальню, в которой толстые шторы не пропускали солнца. Генри покачнулся, вздохнул и наконец отпустил вожжи, рухнув поперек кровати и позволив дню взять над ним верх.
* * *
— Вики, прошу вас!
Вики насупилась, посещение офтальмолога никогда не приводило ее в хорошее расположение духа, а от всех этих «посмотрите правым глазом, посмотрите левым» сильно разболелась голова.
— Что? — промычала она сквозь сжатые зубы.
— Вы смотрите прямо на цель.
— Ну и что?
Доктор Андерсон подавила вздох и с терпением, выработанным за время общения со своими двумя детьми, пустилась в объяснения уже в который раз, перейдя на бесстрастный и спокойный тон.
— Это сводит на нет результаты теста, и нам придется начать сначала.
Полицейским тоже. Снова и снова, если понадобится. Сдержавшись, чтобы не отпустить колкость, Вики поджала губы и попробовала прислушаться к наставлениям врача.
— Ну, что? — не выдержала она, когда доктор Андерсон выключила прибор для определения поля зрения и знаком показала, что теперь можно поднять голову.
— Хуже не стало...
Вики откинулась назад, внимательно вглядываясь в лицо офтальмолога.
— А лучше? — напрямик спросила она.
На этот раз доктор Андерсон даже не попыталась скрыть вздох.
— Вики, как я говорила раньше, retinitis pigmentosa улучшений не дает. Никогда. Может быть только хуже. Или, — она откатила прибор обратно к стене, — если повезет, болезнь достигает определенной точки и дальше не прогрессирует.
— А я достигла этой точки?
— Время покажет. Вы еще не в таком плохом положении, — продолжила она, жестом останавливая следующее замечание Вики, — во многих случаях эта болезнь сопровождается другими нейродегенеративными процессами.
— Глухотой, замедленной реакцией, преждевременным одряхлением и общим ожирением, — презрительно хмыкнула Вики. — Мы все это проходили в самом начале, а факт по-прежнему остается фактом: я ничего не вижу в темноте, мое периферийное зрение сузилось до двадцати пяти градусов и я вдруг ни с того ни с сего стала близорукой.
— Последнее в любом случае могло произойти.
Вики поправила съехавшие очки.
— Очень утешительно. Ну и когда я ослепну?
Доктор Андерсон забарабанила ногтями по рецептурному блокноту.
— Вполне возможно, вы никогда не ослепнете, несмотря на свое состояние, а на текущий момент у вас вполне функциональное зрение. И не стоит по этому поводу так злиться.
— Мое состояние, — рявкнула Вики, вставая и протягивая руку за пальто, — как вы его называете, вынудило меня бросить любимую работу, не позволявшую этому городу окончательно превратиться в отстойник, и если вы не против, то я все-таки предпочту злиться.
Уходя, она не хлопнула дверью, хотя ей страшно этого хотелось.
* * *
— Что случилось, милая? Почему такая грустная?
— День выдался не самый удачный, миссис Кополус.
Пожилая продавщица пощелкала языком и покачала головой при виде большого пакета сырных клецок, который Вики выложила на прилавок.
— Все понятно. Вам, милая моя, нужна настоящая еда, если хотите чувствовать себя лучше. Эта дрянь вам не годится. От нее только пальцы желтеют.
Вики сгребла сдачу и бросила монетки в необъятные глубины своей сумки. Скоро придется заняться тем небольшим кладом, что звенит на дне.
— Бывает настроение, миссис Кополус, с которым справится только суррогатная жратва.
Когда она добралась до квартиры, там разрывался телефон.
— Да, что?
— Есть что-то в звуке твоего сладкого голоска, от чего хочется жить в этот проклятый день.
— Заткнись, Селуччи. — Зажав трубку подбородком, Вики пыталась вылезти из пальто. — Чего тебе надо?
— Ого, похоже, кто-то сегодня встал не с той ноги.
Вики невольно улыбнулась. Когда Майк прибегал к этому выражению в их перепалках, она всякий раз улыбалась, и он это знал.
— Нет, сегодня утром я встала с правой ноги, — сказала она, оседлав офисный стул. — О чем ты очень хорошо знаешь. Просто я только что вернулась после визита к офтальмологу.
— А-а. — Она мысленно представила, как Селуччи, откинувшись назад, кладет ноги на стол. Все его начальники по очереди пытались отучить Майка от этой привычки, но без видимого успеха. — И каково же судьбоносное решение эскулапа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78