Для меня в женщине важна изысканность, а насколько я смог заметить, Ле Мир не имела об этом понятия.
Многие часы поездки мы провели в приятном общении, она даже сказала, что находит беседу со мной занимательной, и, в конце концов, она была, бесспорно, прелестной женщиной. Она с очевидной искренностью просила меня посетить ее в Нью-Йорке, но я еще не воспользовался этим приглашением.
Я не думал тогда и теперь не верю, что с моей стороны было глупо взять с собой Гарри. В любом случае он увидел бы ее рано или поздно, и, поскольку нам суждено рано или поздно встретиться со всеми искушениями, пусть лучше с ним это случится как можно раньше. Тогда у меня не возникло по этому поводу никаких сомнений, но если бы они были, мне не следовало колебаться.
В поддень следующего дня мы пришли к ней на чай, и я должен признать, что, увидев ее,, был сражен наповал. Я понял тогда, что на судне все было не в ее пользу, она была совершенно не в своей тарелке и к тому же плохо переносила плавание.
Здесь все было по-другому. Нарочито чопорные гостиничные апартаменты, ее собственными усилиями или ее горничной, были преображены в нечто почти безупречное. Я был изумлен превосходным вкусом, с которым обставлены комнаты, и эта обстановка была явно не гостиничная. Определенно, женщина вкладывает всю себя, когда она в силах изменить или создать свою собственную среду.
Гарри был очарован, и я едва ли могу винить его.
Но, бедный юноша, он так откровенно выдавал себя!
Хотя я предполагаю, что Ле Мир было не привыкать к мгновенным победам.
В тот день, по крайней мере, у нее были причины этого ожидать. Она радовала глаз, а что может быть более высокой оценкой женской красоты, в полном смысле этого слова?
Сияющая, восхитительная, неотразимая. Я должен был признать, что мое первое впечатление оказалось слишком слабым.
Мы провели в беседе около часа. Гарри особенно нечего было говорить, он сидел, пожирая Ле Мир глазами, и с трудом сохранял самообладание, когда она обращалась к нему с вопросом или просила подтвердить ее суждения. Никогда, я полагаю, не было у женщины более ясного и приятного свидетельства своей власти, потому как Гарри был отнюдь не дурак, готовый позабыть все на свете ради первого же милого личика, встретившегося на его пути.
Она просто ошеломила его, и я повторяю, что для меня в этом не было ничего удивительного, поскольку и мое сердце билось неровно. Она предложила нам отобедать с ней.
Я сослался на встречу в клубе и подавал Гарри знаки, чтобы он поступил так же. Но он был совершенно потерян и не обращал на меня никакого внимания. Он с благодарностью принял приглашение, с откровенным восторгом, и я оставил их вдвоем.
Он пришел домой вечером, около десяти часов. Я был в библиотеке и, услышав, что он вошел в прихожую, позвал его.
Что за лицо у него было! Его губы нервно дрожали, глаза горели, словно у сумасшедшего. Я в изумлении привстал с кресла.
- У меня нет времени, - возразил он в ответ на мое предложение скоротать часок-другой за бутылкой вина. - Мне нужно написать пару писем и... и немного поспать.
- Ты только что от Ле Мир?
- Да.
Я посмотрел на часы:
- И о чем же вы говорили?
- О, обо всем и ни о чем. Я говорю, она очаровательна.
Он был забавен в своей попытке изобразить безразличие.
- Ты так считаешь?
- Конечно.
- Она, кажется, увлеклась тобой.
Гарри заметно покраснел.
- Едва ли, - сказал он, но в словах его была различима надежда.
- Она вряд ли подходит тебе, Гарри. Ты знаешь это.
Ты ведь не собираешься ничего такого предпринимать?
- Такого... Не знаю, что ты имеешь в виду.
- Да, собираешься... Тебе прекрасно известно, что я имею в виду. Сказать откровенно, Ле Мир - опасная женщина. Во всем мире нет подобной ей, и, Гарри, мой мальчик, сохраняй спокойствие и действуй осмотрительно.
Он стоял некоторое время, глядя на меня молча и почти сердито, затем открыл рот, словно хотел заговорить, но в конце концов развернулся и, не говоря ни слова, направился к двери. Там он снова нерешительно остановился и, немного помявшись, промолвил:
- Утром я уезжаю с Дезире. - И в следующий миг его уже не было.
- Дезире!
Он назвал ее Дезире!
Думаю, я улыбался в течение часа, вспоминая об этом, однако мои размышления не были свободны от опасений, я действительно чувствовал некоторое беспокойство. Не то чтобы я недооценивал обаяние и власть Ле Мир. Признаться, мой душевный покой был результатом моего собственного тщеславия. Она позволила мне поверить в то, что стала моим другом.
Прошла неделя... Унылая неделя, в течение которой я не часто видел Гарри и ни разу - Ле Мир. В то время, помню, меня интересовали некоторые химические эксперименты, и я редко выходил из дому. Тогда - это было в пятницу - Гарри нашел меня в лаборатории, чтобы сказать, что уходит. В ответ на мой вопрос "Куда?" он сказал:
- Я не знаю.
- Надолго?
- О, на неделю, возможно, на месяц.
Я смотрел на него строго, но не сказал ничего. Этого и не следовало делать, чтобы не вынуждать его уклоняться от вопросов. Рано утром он уехал, с тремя чемоданами, избавив меня от прощания. Как только он ушел, я направился к телефону, чтобы позвонить Ле Мир, но, поразмыслив, вернулся в лабораторию, пожимая плечами.
В следующий понедельник Ле Мир должна была в первый раз появиться в Стьювезанте. Я не думал о том, чтобы пойти, но в полдень понедельника позвонил Билли де Монт и сказал, что у него есть лишний билет и он приглашает меня составить ему компанию.
Мне действительно было довольно интересно увидеть выступление Ле Мир и то, как ее примут.
Мы обедали в клубе и пришли в театр довольно поздно. Публика была блестящая, и, хотя я в своей неопытной юности года два был постоянным посетителем театральных премьер, думаю, никогда не видел такого представления моды и гения в Америке, кроме как в опере.
Мы с Билли расположились в партере, где-то в двенадцатом ряду, и лица многих из сидевших вокруг были мне знакомы. Была ли Ле Мир хорошей танцовщицей или нет - не важно, но у нее, несомненно, был хороший рекламный агент или она сама была им. Мы должны были скоро получить хотя бы частичное подтверждение опережавшей ее славы.
Множество гневных слов обрушилось на голову балерины в тот памятный вечер. Миссис Фредерик Марстон, я помню, назвала ее наглой девкой, но миссис Марстон никогда не бывала оригинальна. Еще слышалось: опрометчивая, нахальная, дерзкая, вызывающая - и все это непременно сопровождалось угрозами.
Нет ничего удивительного, что люди светские, богатые и значительные негодовали и возмущались. Ведь они оделись, наскоро пообедали и проделали весь этот путь в центр города, чтобы увидеть Ле Мир. Они сидели, ожидая ее два с половиной часа в душном театре, а балерина так и не появилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63