Поль стал так называемым щеголем. Все же, несмотря на всю свою расточительность, он никак не мог сделаться законодателем вкуса. Если сравнить причудливую толпу светских людей с армией, то законодатель вкуса играет роль маршала Франции, а щеголь соответствует генерал-лейтенанту.
Итак, у Поля была скромная репутация щеголя; он умел ее поддержать. Его лакеи были прекрасно одеты, экипажи вызывали одобрение; ужины, которые он давал, имели немалый успех; наконец его дом принадлежал к числу семи — восьми холостых домов, не уступавших по роскоши обстановки лучшим семейным домам Парижа. Но он еще не успел сделать несчастной ни одну женщину, он не проигрывал в карты кучи денег, не блистал в свете, был слишком честен, чтобы обмануть кого бы то ни было, даже девушку; получаемые им любовные письма не валялись у него повсюду и не хранились в особой шкатулке, куда могли бы заглядывать его друзья, пока он повязывал галстук или брился; он не собирался распродавать свои земли в Гюйенне, не обладал смелостью, необходимой для решительных поступков и привлекающей всеобщее внимание к молодому человеку; наконец он ни у кого не занимал денег, а, напротив, сам имел глупость давать взаймы друзьям, которые после этого исчезали и забывали о его существовании. Он как будто сам сознавал всю нескладность своего характера. Она объяснялась отцовским деспотизмом, сделавшим его каким-то половинчатым существом.
И вот как-то утром он сказал одному из своих друзей по имени де Марсе, который впоследствии приобрел большую известность:
— Мой друг, в жизни должен быть смысл!
— Неужели надо было дожить до двадцати семи лет, чтобы постичь это? — насмешливо спросил де Марсе.
— Да, мне двадцать семь лет, и как раз поэтому я решил обосноваться в Ланстраке и стать помещиком. Я поселюсь в Бордо, в старом отцовском особняке, перевезу туда свою мебель из Парижа, но парижскую квартиру оставлю за собой и буду ежегодно жить в ней три зимних месяца.
— И женишься?
— И женюсь.
— Я тебе друг, славный мой Поль, ты это знаешь, — сказал де Марсе, с минуту подумав. — Ну что ж! Стань отцом семейства и примерным супругом; ты будешь посмешищем до конца своих дней. Если бы ты мог быть не только смешон, но и счастлив — еще куда ни шло; но ты не будешь счастлив. У тебя недостаточно твердая рука, чтобы удержать бразды правления в семейной жизни. Надо отдать тебе справедливость; ты прекрасно ездишь верхом, никто лучше тебя не умеет вовремя натянуть или отпустить поводья, поднять лошадь на дыбы, оставаясь точно приросшим к седлу. Но женитьба, дорогой мой, дело другое. Я уже предвижу, как норовистая госпожа де Манервиль рысью, а больше галопом, помчит тебя во весь опор, и вскоре ты будешь выбит из седла, да так, что очутишься в канаве с переломанными ногами. Послушай! У тебя остались поместья в департаменте Жиронды, приносящие сорок с чем-то тысяч дохода. Прекрасно! Отошли в Бордо своих лошадей и лакеев, обставь там свой особняк; ты станешь властителем бордоской моды, к твоему мнению будут прислушиваться и в Париже, мы же будем сообщать тебе обо всех наших чудачествах. Веселись в провинции, дурачься там — может быть, эти дурачества тебя прославят, — только не женись! Кто женится в наше время? Коммерсанты — ради денежных выгод или же для того, чтобы вместе с женой тянуть лямку; крестьяне — чтобы народить побольше детей, потому что им нужны рабочие руки; биржевые маклеры или нотариусы, которым надо платить за контору; злополучные короли — для продолжения своих злополучных династий. Только мы одни свободны от этой обузы, а ты хочешь подставить шею под ярмо! Ну зачем тебе жениться? Поделись своими соображениями с лучшим другом. Допустим, что твоя жена будет так же богата, как и ты; но восемьдесят тысяч ливров дохода для двоих — далеко не то, что сорок тысяч для одного, потому что пойдут дети — и вот вас уже не двое, а трое или четверо. Неужели ты возымел нелепое желание продолжать род Манервилей? Это не принесет тебе ничего, кроме неприятностей. Видно, ты не знаешь, что быть отцом или матерью — дело не легкое. Брак, друг мой, — глупейшая жертва, которую мы приносим обществу; она идет на пользу только нашим детям, да и то лишь тогда, когда их лошади уже щиплют траву на наших могилах. Разве ты жалеешь об отце, этом деспоте, загубившем твою молодость? И ты воображаешь, что тебе удастся завоевать любовь своих детей? Твои заботы об их воспитании, попечение об их счастье, вынужденные строгости лишь оттолкнут их от тебя. Дети любят только щедрого и слабовольного отца, которого сами впоследствии будут презирать. Итак, тебя будут либо бояться, либо презирать. Не всякому дано быть хорошим отцом. Посмотри на наших друзей, о ком из них ты мог бы сказать:
«Вот бы мне такого сына!» Подобные отпрыски только покрыли бы позором твое имя. С детьми, дорогой мой, не оберешься хлопот. Но пусть даже твои дети будут ангелами. Имеешь ли ты представление о пропасти, отделяющей жизнь холостяка от жизни женатого человека? Так слушай. Оставаясь холостым, ты можешь решать:
«Я позволю себе быть смешным лишь до известного предела; публика будет думать обо мне лишь то, что я захочу». Женившись, ты будешь смешон беспредельно. Пока ты холост, счастье зависит от тебя самого: сегодня ты наслаждаешься им, завтра обходишься без него; женившись, ты должен довольствоваться тем, что есть, а когда тебе захочется счастья — ты его не найдешь. Женившись, ты превратишься в тупицу, станешь присматривать невесток с приданым, рассуждать о религии и морали, считать, что молодые люди безнравственны, опасны; словом, станешь брюзгой — действительным членом академии житейской мудрости. Мне жаль тебя. Старый холостяк, от которого нетерпеливо ждут наследства, который до последнего вздоха воюет со своей сиделкой, тщетно умоляя дать ему напиться, — счастливец по сравнению с женатым человеком. Не стану говорить, как надоедливы, скучны, несносны, мучительны, неприятны, стеснительны, глупы вечные стычки между двумя людьми, которые вынуждены постоянно быть вместе, навсегда связаны между собою и сами себя обманули, думая, что подходят друг к другу. Как эти стычки одуряют, как парализуют волю! Говорить об этом — значит повторять сатиру Буало против женщин, а мы и так знаем ее наизусть. Я простил бы тебе эту смешную затею, если бы ты собирался жениться, как подобает настоящему вельможе: учредить майорат, не упустить времени и в первые годы брака обзавестись парочкой законных детей, а затем жить раздельно с женой, встречаясь с нею только на людях, и возвращаться из путешествий не иначе, как заранее известив о своем приезде. Для такого образа жизни требуются двести тысяч дохода; твое имя позволит тебе легко осуществить мой план, женившись на какой-нибудь богатой англичанке, — ведь они без ума от титулов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Итак, у Поля была скромная репутация щеголя; он умел ее поддержать. Его лакеи были прекрасно одеты, экипажи вызывали одобрение; ужины, которые он давал, имели немалый успех; наконец его дом принадлежал к числу семи — восьми холостых домов, не уступавших по роскоши обстановки лучшим семейным домам Парижа. Но он еще не успел сделать несчастной ни одну женщину, он не проигрывал в карты кучи денег, не блистал в свете, был слишком честен, чтобы обмануть кого бы то ни было, даже девушку; получаемые им любовные письма не валялись у него повсюду и не хранились в особой шкатулке, куда могли бы заглядывать его друзья, пока он повязывал галстук или брился; он не собирался распродавать свои земли в Гюйенне, не обладал смелостью, необходимой для решительных поступков и привлекающей всеобщее внимание к молодому человеку; наконец он ни у кого не занимал денег, а, напротив, сам имел глупость давать взаймы друзьям, которые после этого исчезали и забывали о его существовании. Он как будто сам сознавал всю нескладность своего характера. Она объяснялась отцовским деспотизмом, сделавшим его каким-то половинчатым существом.
И вот как-то утром он сказал одному из своих друзей по имени де Марсе, который впоследствии приобрел большую известность:
— Мой друг, в жизни должен быть смысл!
— Неужели надо было дожить до двадцати семи лет, чтобы постичь это? — насмешливо спросил де Марсе.
— Да, мне двадцать семь лет, и как раз поэтому я решил обосноваться в Ланстраке и стать помещиком. Я поселюсь в Бордо, в старом отцовском особняке, перевезу туда свою мебель из Парижа, но парижскую квартиру оставлю за собой и буду ежегодно жить в ней три зимних месяца.
— И женишься?
— И женюсь.
— Я тебе друг, славный мой Поль, ты это знаешь, — сказал де Марсе, с минуту подумав. — Ну что ж! Стань отцом семейства и примерным супругом; ты будешь посмешищем до конца своих дней. Если бы ты мог быть не только смешон, но и счастлив — еще куда ни шло; но ты не будешь счастлив. У тебя недостаточно твердая рука, чтобы удержать бразды правления в семейной жизни. Надо отдать тебе справедливость; ты прекрасно ездишь верхом, никто лучше тебя не умеет вовремя натянуть или отпустить поводья, поднять лошадь на дыбы, оставаясь точно приросшим к седлу. Но женитьба, дорогой мой, дело другое. Я уже предвижу, как норовистая госпожа де Манервиль рысью, а больше галопом, помчит тебя во весь опор, и вскоре ты будешь выбит из седла, да так, что очутишься в канаве с переломанными ногами. Послушай! У тебя остались поместья в департаменте Жиронды, приносящие сорок с чем-то тысяч дохода. Прекрасно! Отошли в Бордо своих лошадей и лакеев, обставь там свой особняк; ты станешь властителем бордоской моды, к твоему мнению будут прислушиваться и в Париже, мы же будем сообщать тебе обо всех наших чудачествах. Веселись в провинции, дурачься там — может быть, эти дурачества тебя прославят, — только не женись! Кто женится в наше время? Коммерсанты — ради денежных выгод или же для того, чтобы вместе с женой тянуть лямку; крестьяне — чтобы народить побольше детей, потому что им нужны рабочие руки; биржевые маклеры или нотариусы, которым надо платить за контору; злополучные короли — для продолжения своих злополучных династий. Только мы одни свободны от этой обузы, а ты хочешь подставить шею под ярмо! Ну зачем тебе жениться? Поделись своими соображениями с лучшим другом. Допустим, что твоя жена будет так же богата, как и ты; но восемьдесят тысяч ливров дохода для двоих — далеко не то, что сорок тысяч для одного, потому что пойдут дети — и вот вас уже не двое, а трое или четверо. Неужели ты возымел нелепое желание продолжать род Манервилей? Это не принесет тебе ничего, кроме неприятностей. Видно, ты не знаешь, что быть отцом или матерью — дело не легкое. Брак, друг мой, — глупейшая жертва, которую мы приносим обществу; она идет на пользу только нашим детям, да и то лишь тогда, когда их лошади уже щиплют траву на наших могилах. Разве ты жалеешь об отце, этом деспоте, загубившем твою молодость? И ты воображаешь, что тебе удастся завоевать любовь своих детей? Твои заботы об их воспитании, попечение об их счастье, вынужденные строгости лишь оттолкнут их от тебя. Дети любят только щедрого и слабовольного отца, которого сами впоследствии будут презирать. Итак, тебя будут либо бояться, либо презирать. Не всякому дано быть хорошим отцом. Посмотри на наших друзей, о ком из них ты мог бы сказать:
«Вот бы мне такого сына!» Подобные отпрыски только покрыли бы позором твое имя. С детьми, дорогой мой, не оберешься хлопот. Но пусть даже твои дети будут ангелами. Имеешь ли ты представление о пропасти, отделяющей жизнь холостяка от жизни женатого человека? Так слушай. Оставаясь холостым, ты можешь решать:
«Я позволю себе быть смешным лишь до известного предела; публика будет думать обо мне лишь то, что я захочу». Женившись, ты будешь смешон беспредельно. Пока ты холост, счастье зависит от тебя самого: сегодня ты наслаждаешься им, завтра обходишься без него; женившись, ты должен довольствоваться тем, что есть, а когда тебе захочется счастья — ты его не найдешь. Женившись, ты превратишься в тупицу, станешь присматривать невесток с приданым, рассуждать о религии и морали, считать, что молодые люди безнравственны, опасны; словом, станешь брюзгой — действительным членом академии житейской мудрости. Мне жаль тебя. Старый холостяк, от которого нетерпеливо ждут наследства, который до последнего вздоха воюет со своей сиделкой, тщетно умоляя дать ему напиться, — счастливец по сравнению с женатым человеком. Не стану говорить, как надоедливы, скучны, несносны, мучительны, неприятны, стеснительны, глупы вечные стычки между двумя людьми, которые вынуждены постоянно быть вместе, навсегда связаны между собою и сами себя обманули, думая, что подходят друг к другу. Как эти стычки одуряют, как парализуют волю! Говорить об этом — значит повторять сатиру Буало против женщин, а мы и так знаем ее наизусть. Я простил бы тебе эту смешную затею, если бы ты собирался жениться, как подобает настоящему вельможе: учредить майорат, не упустить времени и в первые годы брака обзавестись парочкой законных детей, а затем жить раздельно с женой, встречаясь с нею только на людях, и возвращаться из путешествий не иначе, как заранее известив о своем приезде. Для такого образа жизни требуются двести тысяч дохода; твое имя позволит тебе легко осуществить мой план, женившись на какой-нибудь богатой англичанке, — ведь они без ума от титулов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44