Эволюция сама по себе, а божьи дела сами по себе. Допытываться, трудился ли бог над своим созданием три миллиарда лет или работа над превращением обезьяны в человека совершена в мгновение, — это неприлично и означает непонимание духа современной религии. Что же касается изгнания из рая, то оно произошло тогда, когда… человек возгордился и вообразил себя богом. Детали с Адамом, Евой и змием несущественны.
Пастор соглашается, что интеллигентного человека XX века не устрашишь приближением судного дня. Не верит, и баста. Автор сокрушается по этому поводу, и призывает верить в конец вещей, и пытается доказать, будто это можно совместить с наукой.
Что же касается взглядов на сущность человека, то они мало изменились. Для церкви человек сочетает в себе образ бога, образ творения бога и образ грешника. Оправданием этого утверждения является человеческая история. (Можно пойти автору навстречу и рассматривать сию краткую характеристику человека как некоторую поэтическую мысль.)
Вот и всё, что нам смог предложить профессор Хатчисон. Скажем прямо — немного.
Физики показывают пример придирчивости
Перейдем теперь к другой теме. Речь пойдет об очень простых с виду утверждениях, касающихся самых различных событий, происходящих в мире.
Начнем с явных несуразностей. Сказать: его дом наводится слева — значит ничего не сказать. Так же точно бессмысленно утверждение: это дерево видно под углом тридцать градусов. Ясно, эти фразы бессмысленны по той причине, что не указана реальная обстановка, для которой такие утверждения делаются. Если мы не укажем, по отношению к чему слева расположен дом и с какого места дерево видно под углом тридцать градусов, то наши утверждения будут лишены содержания — в жизни им ничего не соответствует.
Разумеется, сказанное не вызывает сомнения даже у самого наивного читателя. Но уже фразы «Камень падает по вертикали» или «Друзья встречались всегда в одном и том же месте» кажутся вполне осмысленными. И это происходит лишь по той причине, что говорящий молчаливо предполагает вполне определенную обстановку наблюдения этих явлений. Он, скажем, сидит перед своим домом на крылечке и все события отмечает с этой естественной позиции.
Однако физики с давних времен стали подчеркивать, что всякие суждения о движении и о месте в пространстве становятся осмысленными лишь тогда, когда будет указана система координат, по отношению к которой фиксируется покой или движение тела. Указывать на это обстоятельство совершенно необходимо. Если этого не делать, то люди, мучающие семь мудрецов вопросами, будут приставать к ним, желая выяснить: «А как двигался камень на самом деле?»
Так, камень, падающий по вертикали, с точки зрения земного наблюдателя, будет описывать криволинейную траекторию для наблюдателя, находящегося в движущемся поезде. Я не стану останавливаться на этих азах физики и отошлю забывчивого читателя к другой книге (Л. Ландау и А. Китайгородский «Физика для вcех»).
Уже в гимназии прошлого века учили, что движение представляется разным с разных точек зрения. Поэтому с чепуховыми рассуждениями, забывающими про невозможность описать движение, не указав систему отсчета, приходится сталкиваться довольно редко.
Но в XX веке физикам пришлось с недоверчивостью отнестись к утверждениям, которые на первый взгляд носят совершенно невинный характер. Казалось бы, что надо добавлять к фразе: «Событие А произошло одновременно с событием Б» или: «Событие А произошло на 10 секунд раньше события Б». Кажется, совершенно очевидно: в одно время так в одно время; раньше так раньше. Не зависят же такие суждения от того, где находится и что делает наблюдатель?!
Оказывается, зависят. И чтобы это доказать, Альберту Эйнштейну пришлось с исключительной придирчивостью отнестись к, казалось бы, элементарно простым и очевидным суждениям о времени.
Впервые в истории науки отчетливо прозвучало требование докапываться до смысла утверждения, выясняя, что же оно означало бы, будучи воплощенным в опыте.
Положим, в середине огромного вагона зажигается электрическая лампочка. Свет от нее падает на фотореле, установленные в передней и задней (по ходу и против хода движения) дверях вагона и автоматически их открывает (пример из книжки Л. Ландау и Ю. Румера «Что такое теория относительности»). Реле отрегулированы так, чтобы двери открывались одновременно.
Ага, значит, можно говорить — одновременно.
Можно, но с добавлением — одновременно для наблюдателя в вагоне. А вот для наблюдателя, который находится на платформе, две двери откроются в разное время.
Арифметика несложная. Возьмем фантастические цифры, чтобы вычисления были более яркими. Длина вагона 5400000 километров, а скорость поезда, в котором и наш вагон, 240000 километров в секунду. В основе расчета лежит закон природы, установленный опытом Майкельсона: свет распространяется во все стороны с одинаковой скоростью 300000 километров в секунду, при этом скорость света одинакова по отношению к любому наблюдателю.
Для наблюдателя в вагоне время, которое затратит свет на то, чтобы добраться как до передней двери, так и до задней, равно 9 секундам (разделите 2 700 000 на 300000). Для наблюдателя на платформе скорость света та же самая. Но задняя дверь идет навстречу лучу. С ней свет встретится через 5 секунд (разделите те же 2700000 на сумму скоростей света и вагона). Напротив, луч догоняет переднюю дверь и доберется до нее через 45 секунд (делим ту же длину на разность скоростей света и вагона). Итак, передняя дверь откроется на 40 секунд позже задней.
Результат кажется поразительным. И всё же он строгое следствие опытных фактов. Может быть, кто-либо из физиков до Эйнштейна приходил к такому выводу, но отворачивался от него, считая более вероятным посомневаться в опытах Майкельсона, нежели согласиться с выводом, противоречащим вере (именно вере, а не знанию) в абсолютность времени.
Эйнштейн преподнес естествоиспытателям первый урок правильного обращения с суждениями о мире. Утверждения имеют смысл лишь тогда, когда они сами или их следствия могут быть в принципе подвергнуты опытной проверке. Утверждение, что между событиями прошло столько-то секунд; может быть проверено не вообще, а лишь при указании расположения и движения наблюдателя.
Итак, строго говоря, сказать «прошло пять секунд» — значит ничего не сказать. Чтобы фраза была осмысленной, надо добавить: «…с точки зрения такого-то наблюдателя». Но всё же с утверждениями о промежутках времени дело обстоит не совсем так, как с недоговоренными фразами (вроде: «Дерево видно под углом 30 градусов»), с которых мы начали этот раздел.
Недоговоренные фразы, в которых забыта относительность пространства (то есть необходимость указания, от какого места и в каком направлении отсчитываются расстояния), не несут никакой информации и полностью бесполезны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Пастор соглашается, что интеллигентного человека XX века не устрашишь приближением судного дня. Не верит, и баста. Автор сокрушается по этому поводу, и призывает верить в конец вещей, и пытается доказать, будто это можно совместить с наукой.
Что же касается взглядов на сущность человека, то они мало изменились. Для церкви человек сочетает в себе образ бога, образ творения бога и образ грешника. Оправданием этого утверждения является человеческая история. (Можно пойти автору навстречу и рассматривать сию краткую характеристику человека как некоторую поэтическую мысль.)
Вот и всё, что нам смог предложить профессор Хатчисон. Скажем прямо — немного.
Физики показывают пример придирчивости
Перейдем теперь к другой теме. Речь пойдет об очень простых с виду утверждениях, касающихся самых различных событий, происходящих в мире.
Начнем с явных несуразностей. Сказать: его дом наводится слева — значит ничего не сказать. Так же точно бессмысленно утверждение: это дерево видно под углом тридцать градусов. Ясно, эти фразы бессмысленны по той причине, что не указана реальная обстановка, для которой такие утверждения делаются. Если мы не укажем, по отношению к чему слева расположен дом и с какого места дерево видно под углом тридцать градусов, то наши утверждения будут лишены содержания — в жизни им ничего не соответствует.
Разумеется, сказанное не вызывает сомнения даже у самого наивного читателя. Но уже фразы «Камень падает по вертикали» или «Друзья встречались всегда в одном и том же месте» кажутся вполне осмысленными. И это происходит лишь по той причине, что говорящий молчаливо предполагает вполне определенную обстановку наблюдения этих явлений. Он, скажем, сидит перед своим домом на крылечке и все события отмечает с этой естественной позиции.
Однако физики с давних времен стали подчеркивать, что всякие суждения о движении и о месте в пространстве становятся осмысленными лишь тогда, когда будет указана система координат, по отношению к которой фиксируется покой или движение тела. Указывать на это обстоятельство совершенно необходимо. Если этого не делать, то люди, мучающие семь мудрецов вопросами, будут приставать к ним, желая выяснить: «А как двигался камень на самом деле?»
Так, камень, падающий по вертикали, с точки зрения земного наблюдателя, будет описывать криволинейную траекторию для наблюдателя, находящегося в движущемся поезде. Я не стану останавливаться на этих азах физики и отошлю забывчивого читателя к другой книге (Л. Ландау и А. Китайгородский «Физика для вcех»).
Уже в гимназии прошлого века учили, что движение представляется разным с разных точек зрения. Поэтому с чепуховыми рассуждениями, забывающими про невозможность описать движение, не указав систему отсчета, приходится сталкиваться довольно редко.
Но в XX веке физикам пришлось с недоверчивостью отнестись к утверждениям, которые на первый взгляд носят совершенно невинный характер. Казалось бы, что надо добавлять к фразе: «Событие А произошло одновременно с событием Б» или: «Событие А произошло на 10 секунд раньше события Б». Кажется, совершенно очевидно: в одно время так в одно время; раньше так раньше. Не зависят же такие суждения от того, где находится и что делает наблюдатель?!
Оказывается, зависят. И чтобы это доказать, Альберту Эйнштейну пришлось с исключительной придирчивостью отнестись к, казалось бы, элементарно простым и очевидным суждениям о времени.
Впервые в истории науки отчетливо прозвучало требование докапываться до смысла утверждения, выясняя, что же оно означало бы, будучи воплощенным в опыте.
Положим, в середине огромного вагона зажигается электрическая лампочка. Свет от нее падает на фотореле, установленные в передней и задней (по ходу и против хода движения) дверях вагона и автоматически их открывает (пример из книжки Л. Ландау и Ю. Румера «Что такое теория относительности»). Реле отрегулированы так, чтобы двери открывались одновременно.
Ага, значит, можно говорить — одновременно.
Можно, но с добавлением — одновременно для наблюдателя в вагоне. А вот для наблюдателя, который находится на платформе, две двери откроются в разное время.
Арифметика несложная. Возьмем фантастические цифры, чтобы вычисления были более яркими. Длина вагона 5400000 километров, а скорость поезда, в котором и наш вагон, 240000 километров в секунду. В основе расчета лежит закон природы, установленный опытом Майкельсона: свет распространяется во все стороны с одинаковой скоростью 300000 километров в секунду, при этом скорость света одинакова по отношению к любому наблюдателю.
Для наблюдателя в вагоне время, которое затратит свет на то, чтобы добраться как до передней двери, так и до задней, равно 9 секундам (разделите 2 700 000 на 300000). Для наблюдателя на платформе скорость света та же самая. Но задняя дверь идет навстречу лучу. С ней свет встретится через 5 секунд (разделите те же 2700000 на сумму скоростей света и вагона). Напротив, луч догоняет переднюю дверь и доберется до нее через 45 секунд (делим ту же длину на разность скоростей света и вагона). Итак, передняя дверь откроется на 40 секунд позже задней.
Результат кажется поразительным. И всё же он строгое следствие опытных фактов. Может быть, кто-либо из физиков до Эйнштейна приходил к такому выводу, но отворачивался от него, считая более вероятным посомневаться в опытах Майкельсона, нежели согласиться с выводом, противоречащим вере (именно вере, а не знанию) в абсолютность времени.
Эйнштейн преподнес естествоиспытателям первый урок правильного обращения с суждениями о мире. Утверждения имеют смысл лишь тогда, когда они сами или их следствия могут быть в принципе подвергнуты опытной проверке. Утверждение, что между событиями прошло столько-то секунд; может быть проверено не вообще, а лишь при указании расположения и движения наблюдателя.
Итак, строго говоря, сказать «прошло пять секунд» — значит ничего не сказать. Чтобы фраза была осмысленной, надо добавить: «…с точки зрения такого-то наблюдателя». Но всё же с утверждениями о промежутках времени дело обстоит не совсем так, как с недоговоренными фразами (вроде: «Дерево видно под углом 30 градусов»), с которых мы начали этот раздел.
Недоговоренные фразы, в которых забыта относительность пространства (то есть необходимость указания, от какого места и в каком направлении отсчитываются расстояния), не несут никакой информации и полностью бесполезны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52