– не поверил Сережа.
– Айда, – ответил Колька и, не оглядываясь, побежал.
Трактор оказался тот самый, колесный, на котором ехал Валентин, и тут выяснилось, что Колька – сын Валентина, а трактор водить научился в школе, у них есть уроки механизации, да и отец недаром тракторист.
Колька уселся на сиденье, пристроил рядом Сережу, включил фары. Трактор затарахтел, застрелял, рванулся с места.
– А вдруг отец услышит? – крикнул, тревожась, Сережа.
– Не, – мотнул головой Колька, – он на гармошке себе все звуки заглушает.
Трактор вырвался за околицу, помчался по пыльной, мягкой дороге.
– Как легковушка шпарит! – крикнул, щурясь, Колька. И вдруг свистнул – протяжно, по-ухарски. Сережа засмеялся, приставил ко рту два пальца. Теперь они свистели вдвоем, и звук, смешанный с тракторным треском, получился ужасный. Похожий на вой доисторического животного.
– Колька! – крикнул Сережа симпатичному родственнику. – Давай в город приезжай!
– Я был! – ответил Колька.
– Нет, ко мне приезжай. Я тебе все покажу! В киношки походим! В зоопарк!
– Договорились! – крикнул Колька и повернулся к Сереже. Стриженая голова его в отраженном свете фар походила на круглого ежика.
Сережа рассмеялся. Ему захотелось сделать что-нибудь хорошее этому Кольке. Что-нибудь подарить, к примеру, щедро. Какое-нибудь сказать словечко, чтобы Колька понял его расположение, сердечность и дружбу.
Все ему нравилось в этот миг: и добрый родственник, который так лихо водит трактор, и пыльная дорога впереди, и мелькающие сбоку березы.
– Ну так приедешь? – воскликнул Сережа.
– Железно! – ответил Колька.
Как приятно, думал Сережа, узнавать новых людей. Вот вчера еще не знал он Кольку, даже не подозревал, что у него родственник есть. А сегодня у него прибавился еще один друг.
– По рукам? – крикнул, веселясь, Сережа.
– По рукам! – ответил Колька. И, повернувшись, протянул Сереже свою ладошку.
Пожать ее Сережа не успел.
Раздался треск, и он как бы очутился во сне: под ним не было земли, он летел куда-то.
4
Теперь Сережа – «самолет».
Левая рука торчит на отлете. От нее к плечам тянутся металлические мачты, обтянутые марлей. Рука гипсом укутана. Посмотришь со стороны – в самом деле одно крыло.
В палате, где он лежит, два «самолета» – он и молодой парень, «пушкарь» – серый дядька с мешками у глаз. Он сломал ногу и лежит на деревянной доске, а нога, как пушка, торчит вверх, прицепленная через колесики к тяжелому противовесу. Есть «рыцарь». Шутейный мужик, балагур, дядя Ваня. «Рыцарем» он стал потому, что сел на подоконник, спиной к улице, покачнулся, вылетел вниз с третьего этажа. Ладно, повезло, упал на клумбу – сломал только шею. Теперь лежит, закованный в броню от затылка до пояса.
Невеселая компания, что и говорить.
Времени много, а девать его некуда. Придет врач с утра, постучит по гипсам, похмыкает, уйдет, ничего не сказав, а что тут скажешь, теперь время нужно, пока переломанные кости под гипсом в покое срастутся.
Сережа читает «Графа Монте-Кристо», толстенный том – мама достала. Кино он смотрел, но книги вот не читал, а в ней, оказывается, поинтереснее. Потом товарищам своим новым пересказывает. Они внимательно слушают. Довольны, что Сережа время убить помогает. «Укокошить», – балагур говорит.
Он слово берет, когда всем все надоест и уж невмоготу станет. Когда уж и «Граф Монте-Кристо» не помогает.
– Кхе, кхе, – начинает, – однако, вот выпишусь, в космонавты пойду. А что? – сам себе удивляется. – Там мягкая посадка, а я и твердую испытал, возьмут…
От тоски да скуки больным любая шутка мила. Самая малая.
– Хотя нет, – говорит дядя Ваня. – Надо еще себя испытать. Этажа с десятого бы жахнуть.
– Ты хоть испугаться-то успел? – спрашивает его «пушкарь».
– Зачем пугаться? – отвечает «рыцарь». – Я, может, к этому прыжку всю жизнь готовился.
Сережа покатывается.
У дяди Вани трое пацанов. И жена – худенькая, замотанная. Они приходят в конце дня: жена с работы забегает в магазин, потом за ребятами, и все вместе они приходят к отцу. Жена перед ним отчитывается долго, подробно: чего купила, куда ходила, кто из соседей чего сказал, как ведут себя дети – каждый в отдельности. Дядя Ваня делается серьезным, все строго слушает, потом внушительно разговаривает с пацанами – наказывает, кто как вести себя должен, но под конец не удерживается.
– А то брякнетесь, – говорит, – как ваш папка, с третьего этажа. Да коли не на клумбу!
Сережа прыскает, жена балагура уходит, рассерженная, но на другой день они снова все вместе являются с тощенькими гостинцами: яблоком или банкой компота.
Дядя Ваня работает на асфальтовом катке, делает дороги. Каток все-таки напоминает трактор, и Сережа рассказывает ему, как катался он ночью с дальним родственником, стриженым Колькой, как врезались в березу и Сережа пролетел вперед метров на семь, пока не приземлился, потеряв память.
– Тоже, значит, летун, – роднит его с собой дядя Ваня. А про память объясняет коротко: – Замыкание! У меня тоже было.
Серый «пушкарь» хоть и смеется дяди Ваниным шуткам, но осуждает его, когда тот из палаты по нужде выйдет.
– Балабол! – говорит он.
– Откуда вы знаете? – возмущается Сережа.
– Хе, – машет рукой унылый «пушкарь», – да по специальности видать! На катках бабы работают.
Это Сережу не убеждает. Ему дядя Ваня нравится. Если бы не он, совсем они тут посохли.
Два раза в день – утром и вечером – к Сереже приходит мама. И оттого, что видит он ее с перерывами, а не подряд, изменения в маме Сереже лучше заметны.
Главное изменение в том, что она красивее стала. Лицо глаже – чуточку пополнела. Платья у мамы новые появились – цветастые, яркие, они ей идут, молодят. Туфли на высоких каблуках носит – выше ростом стала, приподнялась. А главное – улыбается все время.
– Ох ты, горюшко мое, – говорит Сереже, а сама улыбается. Видно, что горюшка нет, хоть он и в больнице оказался.
Тогда, после тракторной катастрофы, Сережу в районную больницу повезли. На большаке машину остановили и помчались. Пока до райцентра ехали, мама у шофера узнала, что он в город едет. Ну, вместо райцентра его сразу сюда доставили.
Так что быстро свадебное путешествие закончилось. И велосипеды у бабушки остались. Но не это Сережу волнует. Интересно, как у Кольки дела? Он маму спрашивал, она ответила уклончиво – ничего. Трактор не сильно побился, только большая вмятина в радиаторе и фары – вдребезги.
– Попало ему? – спрашивает Сережа. Мама плечами пожимает, улыбается неопределенно.
– Наверное, – говорит, – немножко…
Сереже жаль Кольку. Он же знает – тот его катал от чистого сердца, в благодарность за велосипед.
Сережа просит, чтобы мама принесла листок бумаги, ручку, она приносит, и он пишет письмо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Айда, – ответил Колька и, не оглядываясь, побежал.
Трактор оказался тот самый, колесный, на котором ехал Валентин, и тут выяснилось, что Колька – сын Валентина, а трактор водить научился в школе, у них есть уроки механизации, да и отец недаром тракторист.
Колька уселся на сиденье, пристроил рядом Сережу, включил фары. Трактор затарахтел, застрелял, рванулся с места.
– А вдруг отец услышит? – крикнул, тревожась, Сережа.
– Не, – мотнул головой Колька, – он на гармошке себе все звуки заглушает.
Трактор вырвался за околицу, помчался по пыльной, мягкой дороге.
– Как легковушка шпарит! – крикнул, щурясь, Колька. И вдруг свистнул – протяжно, по-ухарски. Сережа засмеялся, приставил ко рту два пальца. Теперь они свистели вдвоем, и звук, смешанный с тракторным треском, получился ужасный. Похожий на вой доисторического животного.
– Колька! – крикнул Сережа симпатичному родственнику. – Давай в город приезжай!
– Я был! – ответил Колька.
– Нет, ко мне приезжай. Я тебе все покажу! В киношки походим! В зоопарк!
– Договорились! – крикнул Колька и повернулся к Сереже. Стриженая голова его в отраженном свете фар походила на круглого ежика.
Сережа рассмеялся. Ему захотелось сделать что-нибудь хорошее этому Кольке. Что-нибудь подарить, к примеру, щедро. Какое-нибудь сказать словечко, чтобы Колька понял его расположение, сердечность и дружбу.
Все ему нравилось в этот миг: и добрый родственник, который так лихо водит трактор, и пыльная дорога впереди, и мелькающие сбоку березы.
– Ну так приедешь? – воскликнул Сережа.
– Железно! – ответил Колька.
Как приятно, думал Сережа, узнавать новых людей. Вот вчера еще не знал он Кольку, даже не подозревал, что у него родственник есть. А сегодня у него прибавился еще один друг.
– По рукам? – крикнул, веселясь, Сережа.
– По рукам! – ответил Колька. И, повернувшись, протянул Сереже свою ладошку.
Пожать ее Сережа не успел.
Раздался треск, и он как бы очутился во сне: под ним не было земли, он летел куда-то.
4
Теперь Сережа – «самолет».
Левая рука торчит на отлете. От нее к плечам тянутся металлические мачты, обтянутые марлей. Рука гипсом укутана. Посмотришь со стороны – в самом деле одно крыло.
В палате, где он лежит, два «самолета» – он и молодой парень, «пушкарь» – серый дядька с мешками у глаз. Он сломал ногу и лежит на деревянной доске, а нога, как пушка, торчит вверх, прицепленная через колесики к тяжелому противовесу. Есть «рыцарь». Шутейный мужик, балагур, дядя Ваня. «Рыцарем» он стал потому, что сел на подоконник, спиной к улице, покачнулся, вылетел вниз с третьего этажа. Ладно, повезло, упал на клумбу – сломал только шею. Теперь лежит, закованный в броню от затылка до пояса.
Невеселая компания, что и говорить.
Времени много, а девать его некуда. Придет врач с утра, постучит по гипсам, похмыкает, уйдет, ничего не сказав, а что тут скажешь, теперь время нужно, пока переломанные кости под гипсом в покое срастутся.
Сережа читает «Графа Монте-Кристо», толстенный том – мама достала. Кино он смотрел, но книги вот не читал, а в ней, оказывается, поинтереснее. Потом товарищам своим новым пересказывает. Они внимательно слушают. Довольны, что Сережа время убить помогает. «Укокошить», – балагур говорит.
Он слово берет, когда всем все надоест и уж невмоготу станет. Когда уж и «Граф Монте-Кристо» не помогает.
– Кхе, кхе, – начинает, – однако, вот выпишусь, в космонавты пойду. А что? – сам себе удивляется. – Там мягкая посадка, а я и твердую испытал, возьмут…
От тоски да скуки больным любая шутка мила. Самая малая.
– Хотя нет, – говорит дядя Ваня. – Надо еще себя испытать. Этажа с десятого бы жахнуть.
– Ты хоть испугаться-то успел? – спрашивает его «пушкарь».
– Зачем пугаться? – отвечает «рыцарь». – Я, может, к этому прыжку всю жизнь готовился.
Сережа покатывается.
У дяди Вани трое пацанов. И жена – худенькая, замотанная. Они приходят в конце дня: жена с работы забегает в магазин, потом за ребятами, и все вместе они приходят к отцу. Жена перед ним отчитывается долго, подробно: чего купила, куда ходила, кто из соседей чего сказал, как ведут себя дети – каждый в отдельности. Дядя Ваня делается серьезным, все строго слушает, потом внушительно разговаривает с пацанами – наказывает, кто как вести себя должен, но под конец не удерживается.
– А то брякнетесь, – говорит, – как ваш папка, с третьего этажа. Да коли не на клумбу!
Сережа прыскает, жена балагура уходит, рассерженная, но на другой день они снова все вместе являются с тощенькими гостинцами: яблоком или банкой компота.
Дядя Ваня работает на асфальтовом катке, делает дороги. Каток все-таки напоминает трактор, и Сережа рассказывает ему, как катался он ночью с дальним родственником, стриженым Колькой, как врезались в березу и Сережа пролетел вперед метров на семь, пока не приземлился, потеряв память.
– Тоже, значит, летун, – роднит его с собой дядя Ваня. А про память объясняет коротко: – Замыкание! У меня тоже было.
Серый «пушкарь» хоть и смеется дяди Ваниным шуткам, но осуждает его, когда тот из палаты по нужде выйдет.
– Балабол! – говорит он.
– Откуда вы знаете? – возмущается Сережа.
– Хе, – машет рукой унылый «пушкарь», – да по специальности видать! На катках бабы работают.
Это Сережу не убеждает. Ему дядя Ваня нравится. Если бы не он, совсем они тут посохли.
Два раза в день – утром и вечером – к Сереже приходит мама. И оттого, что видит он ее с перерывами, а не подряд, изменения в маме Сереже лучше заметны.
Главное изменение в том, что она красивее стала. Лицо глаже – чуточку пополнела. Платья у мамы новые появились – цветастые, яркие, они ей идут, молодят. Туфли на высоких каблуках носит – выше ростом стала, приподнялась. А главное – улыбается все время.
– Ох ты, горюшко мое, – говорит Сереже, а сама улыбается. Видно, что горюшка нет, хоть он и в больнице оказался.
Тогда, после тракторной катастрофы, Сережу в районную больницу повезли. На большаке машину остановили и помчались. Пока до райцентра ехали, мама у шофера узнала, что он в город едет. Ну, вместо райцентра его сразу сюда доставили.
Так что быстро свадебное путешествие закончилось. И велосипеды у бабушки остались. Но не это Сережу волнует. Интересно, как у Кольки дела? Он маму спрашивал, она ответила уклончиво – ничего. Трактор не сильно побился, только большая вмятина в радиаторе и фары – вдребезги.
– Попало ему? – спрашивает Сережа. Мама плечами пожимает, улыбается неопределенно.
– Наверное, – говорит, – немножко…
Сереже жаль Кольку. Он же знает – тот его катал от чистого сердца, в благодарность за велосипед.
Сережа просит, чтобы мама принесла листок бумаги, ручку, она приносит, и он пишет письмо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41