Потом Джим внезапно превращался в веселого школьника, дразнил Фиону, теребил ее волосы до тех пор, пока она не начинала просить пощады.
Они смеялись как дети, возились до изнеможения, легкие поцелуи, становясь долгими, напоминали им о глубине их чувства.
— Я люблю тебя, дорогая, бесценная, — бормотал Джим.
Его губы манили Фиону, в ней эхом отзывалось его жадное, безумное стремление, которое им обоим приходилось сдерживать.
Порой это давалось с большим трудом, горевшее в них пламя вдруг яростно вспыхивало, и тогда Джим отходил от Фионы, позволив ей отдышаться.
— Прости… — шептала она.
— О, милая, я так страстно жажду тебя! — отвечал он.
После долгих поисков Фиона нашла работу помощницы преподавателя в школе танцев. Это была крупная школа, где обучали всем видам танцев, а помощница требовалась в бальный класс.
Руководитель — тоже итальянец принял Фиону, дав ясно понять, что если она чем-либо не угодит, то будет уволена без предупреждения и без выходного пособия.
На радостях, что она нашла работу, Фиона быстро согласилась, а в результате оказалось, что за двадцать пять шиллингов в неделю придется работать каждый день с одиннадцати утра до пяти часов вечера. Впрочем, после изнурительной и малоприятной работы у Пальони эта работа казалась ей довольно легкой.
Близилось лето, Лондон пустел.
Фиона проработала почти три недели, после чего ее уведомили, что в августе школа на месяц закроется, и никто не гарантирует преподавателям возобновление контракта в сентябре.
Она расстроилась, так как у них с Джимом еще не было планов на август. Возникли опасения, как бы он не уехал в Шотландию, и тогда Фиона осталась бы в Лондоне одна-одинешенька.
Но Джим, выслушав Фиону, обрадовался.
— Думаю, мы могли бы поехать на юг, дорогая, — сказал он. — Я знаю одно маленькое местечко с симпатичным отелем на средиземноморском побережье недалеко от Канна. Там мы были бы совсем одни. Она восторженно улыбнулась.
— О, милый, чудесно! Это было бы просто великолепно. Я всегда мечтала побывать на юге Франции!
Ее готовность рассмешила Джима, потом он посерьезнел:
— Твой восторг превращает все в радость. О, милая, как я хотел принести тебе счастье. Почему нам нельзя пожениться, Фиона?
Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, чтобы я мог всюду ходить и ездить с тобой, чтобы все тебя видели и восхищались тобою так же, как и я. Терпеть не могу прятаться и притворяться перед друзьями!
Фиону удивил его взволнованный голос, и она увидела на лице Джима следы сильных переживаний.
«Наверное, он чем-то расстроен», — подумала она.
Они никогда не произносили имени Энн, но оба о ней помнили, оба знали, что она готова ворваться в их жизнь и Джим уйдет с нею.
«Что случилось? — гадала Фиона. — Почему Джим так взволнован? Может, виделся с Энн?»
При этой мысли на нее нахлынула волна ревности, но если бы Джим встретился с Энн, он сказал бы об этом. Фиона обняла его.
— Не надо, милый, — попросила она, — какой смысл бунтовать? Ничего тут не поделаешь, от наших переживаний, к сожалению, лучше не станет.
Он прижался щекой к ее мягким волосам и глубоко вздохнул. Больше они на эту тему не говорили.
Закончив занятия в школе, Фиона поехала в Челси на свою старую квартиру.
Она договорилась с хозяином о прекращении аренды и попросила, чтобы он где-нибудь пока подержал мебель.
Дома на нее обрушились воспоминания о Дональде, и Фиона решила, что нехорошо с ним обошлась, не повидавшись с ним ни разу за столь долгое время.
От Кэри она написала ему, сообщив об отъезде на отдых в деревню, но по возвращении в Лондон на встречу не отважилась.
Упаковав необходимые вещи, она медленно направилась домой.
Когда Фиона вернулась, в квартире никого не было, и тишина подействовала на нее угнетающе.
Фиона обвела глазами прекрасную гостиную с огромными букетами цветов, с красивыми шторами, колыхавшимися от легкого ветерка, который проникал через открытые окна.
Фиона снова вспомнила об утренней вспышке Джима.
«Почему он вдруг разгорячился?» — гадала она. Она вошла в его комнату, почти не раздумывая. Может быть, здесь обнаружится какой-то ключ к разгадке?
На столе лежала пачка писем и стояла ее фотография в коричневой кожаной рамке.
Неделю назад Фиона сделала Джиму сюрприз, преподнеся свой снимок в подарок, и сейчас у нее снова появилась нежная улыбка при воспоминании о том, как он обрадовался.
Она глянула на пачку писем, поспешно отвернулась, подумав: «Не могу же я в самом деле читать его письма». Она устыдилась самой этой мысли.
Она открыла ящик туалетного столика, навела там порядок, сложила носовые платки в аккуратные стопки, а галстуки разложила веером. Открыла другой ящик и изумленно ахнула.
В ящике лежало письмо без конверта.
Движимая непреодолимым любопытством, Фиона вытащила письмо и посмотрела на подпись в конце — «Энн».
Почему-то она знала, что найдет это письмо. Предчувствие и толкнуло ее на поиски.
Теперь, когда письмо было у нее, она побледнела и задрожала, пальцы ее затряслись, листок ходил ходуном в ее руках, пока девушка вглядывалась в первые строчки.
Она прочла письмо от начала и до конца. Затем перечитала еще раз. Положила на место и пошла к себе в комнату.
Там она долго сидела, не шевелясь, глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами. В мозгу ее повторялись прочитанные фразы. Ей уже никогда их не забыть, они навсегда останутся с ней — навсегда.
«Я получаю развод через три дня, — вот что она прочитала, и дальше: — Как я жажду увидеть тебя, дорогой мой Джим! Наконец-то мы сможем пожениться».
«Наконец-то мы сможем пожениться», — безмолвно шевелились губы Фионы, повторяя эти слова.
Ну вот… гром грянул. Энн получила свободу, а свобода Энн означает, что Фиона должна лишиться всего, что является смыслом ее жизни. Она не ожидала, что это будет так скоро.
Ведь знала, что это рано или поздно произойдет, мысль об этом всегда таилась в подсознании. И внутренний голос постоянно нашептывал:
«Будь счастлива, пока можешь. Радуйся, пока можешь. Завтра все может кончиться».
Что теперь делать? Какое будущее ждет ее без Джима? А потом пришла горькая мысль, что и Джима ждет будущее без нее.
«Через три дня».
И Фиона вдруг приняла решение не обсуждать это с Джимом. Что бы ни случилось, им надо расстаться, не прощаясь.
Есть вещи слишком интимные, чтобы их высказывать, слишком личные, чтобы их обнаруживать, слишком болезненные, чтобы их демонстрировать.
Точно так же, как люди отводят глаза от страшной раны, чувствительные натуры уклоняются от проявления чересчур сильных чувств.
«Джим не должен мне ничего говорить», — подумала про себя Фиона.
Она пошла к телефону и заказала два билета в театр на спектакль, который они оба хотели увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42