теперь нельзя было рассчитывать на осуществление задуманного ею плана. Она была уверена, что, приехав к ним в дом, герцог попросит у графа руки Фелисии.
«Я пыталась, по меня постигла неудача, — сказала себе Антония. — Больше я ничего сделать не могу».
Она поднялась и, сделав вежливый реверанс, произнесла:
— Я благодарна вам за то, что вы терпеливо выслушали меня, и сожалею, что испортила вам утреннюю прогулку.
— Я обещаю обдумать все, что вы сказали мне, леди Антония, — серьезным тоном произнес герцог. — Но каким бы ни оказалось мое окончательное решение, я надеюсь, что буду иметь удовольствие еще сегодня увидеть вас.
— А вот это, могу вас заверить, маловероятно, — ответила девушка. — Если, конечно, вы не осведомитесь обо мне сами.
Она бросила на герцога быстрый взгляд, и ему показалось, что в ее глазах мелькнул вызов.
Затем, прежде чем Донкастер успел подойти к двери, она сама открыла ее и через вестибюль поспешила туда, где ждала ее служанка.
Дворецкий проводил их к выходу, а герцог остался стоять с ошарашенным видом, глядя вслед уходящей Антонии, пока тяжелая дубовая дверь не закрылась за ней.
— Бог ты мой! — пробормотал он в полном недоумении.
Герцог отдавал себе отчет в том, что и внешность Антонии, и все, что она говорила, поразили его, ошеломили, привели в замешательство.
— Вся эта ситуация абсурдна! Совершенно абсурдна! — повторял он, уже очутившись в седле и отправляясь на свою обычную утреннюю прогулку.
Ему хотелось побыть одному, поэтому, опасаясь встречи с многочисленными знакомыми, Атол Донкастер направил лошадь в глубь леса, но, несмотря на то что после часовой прогулки он почувствовал себя лучше, все же еще не решил, чем завершится его визит к графу.
Когда Кларисса Норто уверяла его, что Фелисия Уиндом и есть та женщина, которая ему нужна, и уговаривала его написать графу Лемсфорду, все казалось очень просто.
Тогда и он считал само собой разумеющимся, что любая женщина, которой он сделает предложение, будет польщена и с радостью согласится постоянно жить в поместье, покидая загородную резиденцию лишь в редких и особых случаях, когда се присутствие рядом с супругом будет необходимо.
И все же им придется встречаться. Иногда неизбежно они окажутся вместе в доме в Хартфордшире, и он будет испытывать неловкость и дискомфорт, ибо число любопытных глаз и болтливых языков в деревне ничуть не меньше, чем в Лондоне.
Но сегодня, после странной беседы с молоденькой Антонией, все задуманное вдруг обрело реальные черты и предстало перед ним в виде целостной картины вовсе не прекрасного и счастливого будущего.
Впервые герцог задался вопросом, сможет ли он провести жизнь рядом с женщиной, к которой не будет испытывать никакого влечения и которая, даже если и не станет препятствовать его любовным похождениям, может оказаться невыносимой в других отношениях.
— Итак, о чем же речь? — громко спросил герцог сам себя, когда уставший жеребец перешел на шаг.
Если он женится на Антонии, рассуждал герцог, то, несомненно, все ее внимание будет отдано лошадям.
От него не укрылся ни огонек, мелькнувший в ее глазах, ни возбуждение, с которым она говорила о его скакунах.
Герцог, однако, не привык к тому, чтобы женщины в его присутствии интересовались чем-то другим, помимо него.
Женщины вспыхивали от желания, когда смотрели на него.
Их голоса менялись от возбуждений при одном взгляде на него.
Антония определенно не принадлежала к типу женщин, к которому, как он представлял себе, должна была принадлежать его будущая супруга.
Однако во внешности девушки было нечто такое, что не оставило герцога равнодушным и мешало ему не задумываясь отвергнуть ее предложение.
Платье на ней было в плачевном состоянии, но это ее совсем не смущало, хотя она отдавала себе отчет в его недостатках.
— Но она и выглядела, и вела себя нелепо, — вслух рассуждал герцог. — Разве можно жениться на девушке, которая без предупреждения врывается рано утром в дом холостого мужчины, чтобы предложить ему в жены себя вместо своей сестры?
А потом ему вдруг пришло в голову, что предложение Антонии не так уж и странно, особенно в сравнении с его собственным решением жениться на ее сестре, которой он, впрочем, никогда не видел.
К тому же ни он, ни маркиза ни на миг не подумали о том, что девушка, избранная ими на столь завидную роль, может быть не в восторге от данной идеи, хуже того — оказаться влюбленной в кого-то.
— Надо срочно отменить эту нелепую затею, — решил герцог, направляя лошадь в конюшню. — Я сейчас же напишу графу и извинюсь, сообщая, что обстоятельства мешают мне встретиться с ним и что я не имею ни малейшего желания видеть его дочь.
Но, разговаривая так сам с собой, герцог сознавал, что, поступив таким образом, он оскорбит графа беспричинно и непростительно.
Кроме того, ему не избежать объяснений с маркизой.
Она уже готовится занять вакантное место статс-дамы при королевском дворе и никогда не простит герцогу его отступничества, королева же не станет бросать слов на ветер — если уж намекнула, что ему надо жениться, то никогда не изменит своего решения.
— Проклятие! — воскликнул герцог. — Короли не должны иметь права вмешиваться в личную жизнь подданных!
Но, говоря это, он знал, что в обществе, к которому он принадлежал, короли всегда вмешивались и будут вмешиваться в личную жизнь своих подданных.
Друзья принца Уэльского, поскольку существовали жесткие правила и немалые ограничения, касающиеся жизни обитателей Букингемского дворца, всегда испытывали определенные трудности. О непреклонности королевы в вопросах морали всем давно было известно.
Стоило герцогу переступить порог дворца Мальборо и остаться наедине с наследником престола, как он обнаружил, что оказался в положении, требующем от него напряжения всех умственных способностей, чтобы оправдаться.
— Вы хороший друг, Атол. Не могу представить, что бы я делал без вас, — многократно повторял принц в течение последнего года.
И герцог знал, что по праву заслужил признательность принца.
В феврале он не по своей воле оказался вовлеченным в интриги — тогда его высочество принц Уэльский был вызван в суд по делу о разводе сэра Чарльза Морданта.
Двенадцать писем принца к леди Мордант, теперь находящейся в психиатрической лечебнице, зачитывалось в ходе процесса, и хотя письма эти были совершенно безобидными, а принц — полностью оправдан, причастность члена королевской семьи к бракоразводному процессу вызвала общественное возмущение.
Для герцога, защищавшего принца, как и для многих других его друзей, настали трудные времена.
Тогда он поклялся сам себе, что примет все меры предосторожности, чтобы никогда не оказаться в подобном положении, которое королева назвала «тягостным и унизительным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45