Уходите, Кэролайн, уезжайте, пока вы еще достаточно молоды и можете забыть о нашей встрече. Ваша жизнь впереди: вы юны и прекрасны, а если вам нужны деньги, я дам вам, сколько нужно и даже больше, но уезжайте. Бога ради, уезжайте!
В голосе лорда Брекона звучали такие боль и страдание, что первым побуждением Кэролайн было подойти к нему и утешить.
— Позвольте мне помочь вам, — сказала она умоляюще. — Доверьтесь мне, пожалуйста, доверьтесь. Вместе мы найдем выход из любой ситуации!
— Выхода нет, — безнадежно сказал лорд Брекон, — уйти от этого нельзя, Кэролайн. Если бы выход существовал, я бы нашел его давным-давно. — Он пристально посмотрел на нее и выпрямился. — Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он почти возмущенно. — Вы думаете, я трус — вы один раз уже мне это сказали. Но в этот раз, Кэролайн, вы ошибаетесь. Отсылая вас, я совершаю самый отважный поступок за всю свою жизнь. Я, кроме того, поступаю порядочно, хотя вам и трудно в это поверить.
Внезапно Кэролайн почувствовала, что больше не может с ним спорить. В его уверенности было что-то непоколебимое, его твердость была пугающей. Неожиданно слезы подступили к ее глазам и горло перехватило так, что она не могла вымолвить ни слова.
Она повернулась к двери. На минуту решимость покинула ее. Она была всего-навсего женщина, которая предложила себя мужчине и была им отвергнута. Очень медленно она ступала по мягкому ковру, чуть опустив голову, с силой сплетая пальцы и пытаясь сдержать слезы. Она боялась оглянуться, думая лишь об одном: найти какое-то убежище, где она сможет овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Кэролайн стыдилась плакать и теперь хотела скрыть свои слезы и унижение от человека, который стал их причиной.
Она уже дошла до двери, когда голос лорда Брекона заставил ее остановиться. Он по-прежнему стоял у камина, сдерживая себя невероятным усилием, которое выдавали только его руки, сжатые в кулаки, и лицо, напряженное, как у человека, который сражается с многократно превосходящими силами противника. Но наконец с его уст сорвалось ее имя.
— Кэролайн! — позвал он, стремительно шагнув к ней. — Как могу я так расстаться с вами! О, моя нежная любовь, я боготворю вас!
Он схватил ее в объятия и прижал к груди с такой силой, что она едва могла дышать. Несколько долгих мгновений он просто держал ее, крепко прижимая к груди, и ее глаза, затуманенные слезами, смотрели в его лицо, а губы дрожали. Она чувствовала, что в нем разгорается страсть, бушующая в его груди, подобно буре.
— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя!
Его голос звучал хрипло, и он снова начал целовать ее — безудержно, яростно, властно. Казалось, его поцелуи призваны были самое ее душу извлечь из ее уст. Кэролайн ощутила прикосновение его губ к ее глазам, ко впадинкам у основания шеи, к тонким голубым жилкам у груди.
Кэролайн была слишком измучена пережитым и не могла ни ответить на его страсть, ни отвергнуть ее. Она только покорно отдавалась его жадным поцелуям, чувствуя себя слабой перед той силой, о существовании которой у мужчин она и не подозревала.
— Ты моя! — услышала она его возглас. — Моя! Я не позволю судьбе отнять тебя!
Он поднял ее на руки. Она прижалась к его груди, беспомощная, как младенец, вглядываясь в его лицо, отмечая, как он преобразился, как лицо его зажглось восторгом и торжеством. В этот момент он казался ей богом — юным богом, самое страстное желание которого осуществилось. Она почувствовала невыразимую радость — и тут же снова увидела, что выражение лица его изменилось, как будто кто-то задул в нем огонь.
Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки, и не успела она сообразить, что происходит, как почувствовала, что стоит на ногах, а опора его рук исчезла. Дверь за ней закрылась. Она услышала, как в замке повернулся ключ, и осталась одна в тускло освещенном коридоре.
Секунду она стояла, прислонившись к стене, не в силах двинуться, слишком измученная, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей, царившем в ее душе. Потом медленно, очень медленно, как человек, впервые поднявшийся с постели после долгой болезни, она пошла по коридору в сторону холла.
Она услышала взрывы хохота и звук громких голосов, доносившихся из гостиной и комнаты для карт. Лакей с тяжело нагруженным подносом обогнал ее, но она его даже не заметила. Она шла, как сомнамбула, по широкой лестнице и коридорам, ведущим к ее комнате.
И только добравшись наконец до своего прибежища, Кэролайн бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Наконец ее чувства нашли выход.
— Вэйн! Вэйн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я люблю тебя! — Слезы струились по ее лицу.
Так ее и застала утром Мария: Кэролайн уснула в полном изнеможении, после долгих слез и бесконечных рыданий; подобного еще не знало ее сердце.
— Миледи! — в ужасе вскричала Мария. — Вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы больны, миледи? Почему вы меня не позвали?
— Нет, я не больна, — ответила Кэролайн. — По крайней мере мне так кажется. Только голова болит, и… Ох, Мария, я так несчастна!
Слова вырвались у нее невольно, прежде чем она успела осознать их смысл, и Мария взглянула на нее с изумлением и ужасом.
— Несчастны, миледи? Тогда мы сейчас же уезжаем в Мэндрейк! Мы не останемся ни секунды там, где вы несчастны, даже если речь будет идти о спасении его королевского величества. Мы отправимся домой, миледи, и все будет в порядке.
— Не будет! — горько возразила Кэролайн, поднявшись, чтобы Мария могла расстегнуть измятое вечернее платье.
— Вы замерзли, миледи, — укоризненно проговорила Мария, увидев, что Кэролайн чуть вздрогнула. — И надо ли удивляться, раз вы так и спали всю ночь. Может, погода и теплая, но не настолько. Закутайтесь-ка в шаль, миледи, и ложитесь в кровать. Пейте шоколад, пока он не остыл, а я сейчас же начну складывать вещи.
— Нет, не делай этого, Мария, — сказала Кэролайн устало. — Если ты помнишь, мы приехали сюда с определенной целью, и эта цель по-прежнему существует.
Мария вздохнула.
— Право, миледи, я не знаю, что и делать. Я бы выполнила свой долг, как я его понимаю, если бы увезла вас сейчас же домой, как бы вы ни спорили. Но я никогда не умела отказывать вашей светлости, как вы прекрасно знаете.
— Не делай этого и сейчас, — сказала Кэролайн. Она допила шоколад и откинулась на подушки. — У меня есть время поспать, Мария?
— Конечно есть, миледи. Мисс Доркас только что сказала мне, что ее светлости ваши услуги не понадобятся до полудня, потому что она плохо провела ночь.
Засните, миледи, а когда проснетесь, позвоните, и я принесу вам что-нибудь на завтрак.
— Спасибо, Мария, — отозвалась Кэролайн. — Мне что-то захотелось спать. Но прежде чем уйдешь, скажи мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В голосе лорда Брекона звучали такие боль и страдание, что первым побуждением Кэролайн было подойти к нему и утешить.
— Позвольте мне помочь вам, — сказала она умоляюще. — Доверьтесь мне, пожалуйста, доверьтесь. Вместе мы найдем выход из любой ситуации!
— Выхода нет, — безнадежно сказал лорд Брекон, — уйти от этого нельзя, Кэролайн. Если бы выход существовал, я бы нашел его давным-давно. — Он пристально посмотрел на нее и выпрямился. — Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он почти возмущенно. — Вы думаете, я трус — вы один раз уже мне это сказали. Но в этот раз, Кэролайн, вы ошибаетесь. Отсылая вас, я совершаю самый отважный поступок за всю свою жизнь. Я, кроме того, поступаю порядочно, хотя вам и трудно в это поверить.
Внезапно Кэролайн почувствовала, что больше не может с ним спорить. В его уверенности было что-то непоколебимое, его твердость была пугающей. Неожиданно слезы подступили к ее глазам и горло перехватило так, что она не могла вымолвить ни слова.
Она повернулась к двери. На минуту решимость покинула ее. Она была всего-навсего женщина, которая предложила себя мужчине и была им отвергнута. Очень медленно она ступала по мягкому ковру, чуть опустив голову, с силой сплетая пальцы и пытаясь сдержать слезы. Она боялась оглянуться, думая лишь об одном: найти какое-то убежище, где она сможет овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Кэролайн стыдилась плакать и теперь хотела скрыть свои слезы и унижение от человека, который стал их причиной.
Она уже дошла до двери, когда голос лорда Брекона заставил ее остановиться. Он по-прежнему стоял у камина, сдерживая себя невероятным усилием, которое выдавали только его руки, сжатые в кулаки, и лицо, напряженное, как у человека, который сражается с многократно превосходящими силами противника. Но наконец с его уст сорвалось ее имя.
— Кэролайн! — позвал он, стремительно шагнув к ней. — Как могу я так расстаться с вами! О, моя нежная любовь, я боготворю вас!
Он схватил ее в объятия и прижал к груди с такой силой, что она едва могла дышать. Несколько долгих мгновений он просто держал ее, крепко прижимая к груди, и ее глаза, затуманенные слезами, смотрели в его лицо, а губы дрожали. Она чувствовала, что в нем разгорается страсть, бушующая в его груди, подобно буре.
— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя!
Его голос звучал хрипло, и он снова начал целовать ее — безудержно, яростно, властно. Казалось, его поцелуи призваны были самое ее душу извлечь из ее уст. Кэролайн ощутила прикосновение его губ к ее глазам, ко впадинкам у основания шеи, к тонким голубым жилкам у груди.
Кэролайн была слишком измучена пережитым и не могла ни ответить на его страсть, ни отвергнуть ее. Она только покорно отдавалась его жадным поцелуям, чувствуя себя слабой перед той силой, о существовании которой у мужчин она и не подозревала.
— Ты моя! — услышала она его возглас. — Моя! Я не позволю судьбе отнять тебя!
Он поднял ее на руки. Она прижалась к его груди, беспомощная, как младенец, вглядываясь в его лицо, отмечая, как он преобразился, как лицо его зажглось восторгом и торжеством. В этот момент он казался ей богом — юным богом, самое страстное желание которого осуществилось. Она почувствовала невыразимую радость — и тут же снова увидела, что выражение лица его изменилось, как будто кто-то задул в нем огонь.
Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки, и не успела она сообразить, что происходит, как почувствовала, что стоит на ногах, а опора его рук исчезла. Дверь за ней закрылась. Она услышала, как в замке повернулся ключ, и осталась одна в тускло освещенном коридоре.
Секунду она стояла, прислонившись к стене, не в силах двинуться, слишком измученная, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей, царившем в ее душе. Потом медленно, очень медленно, как человек, впервые поднявшийся с постели после долгой болезни, она пошла по коридору в сторону холла.
Она услышала взрывы хохота и звук громких голосов, доносившихся из гостиной и комнаты для карт. Лакей с тяжело нагруженным подносом обогнал ее, но она его даже не заметила. Она шла, как сомнамбула, по широкой лестнице и коридорам, ведущим к ее комнате.
И только добравшись наконец до своего прибежища, Кэролайн бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Наконец ее чувства нашли выход.
— Вэйн! Вэйн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я люблю тебя! — Слезы струились по ее лицу.
Так ее и застала утром Мария: Кэролайн уснула в полном изнеможении, после долгих слез и бесконечных рыданий; подобного еще не знало ее сердце.
— Миледи! — в ужасе вскричала Мария. — Вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы больны, миледи? Почему вы меня не позвали?
— Нет, я не больна, — ответила Кэролайн. — По крайней мере мне так кажется. Только голова болит, и… Ох, Мария, я так несчастна!
Слова вырвались у нее невольно, прежде чем она успела осознать их смысл, и Мария взглянула на нее с изумлением и ужасом.
— Несчастны, миледи? Тогда мы сейчас же уезжаем в Мэндрейк! Мы не останемся ни секунды там, где вы несчастны, даже если речь будет идти о спасении его королевского величества. Мы отправимся домой, миледи, и все будет в порядке.
— Не будет! — горько возразила Кэролайн, поднявшись, чтобы Мария могла расстегнуть измятое вечернее платье.
— Вы замерзли, миледи, — укоризненно проговорила Мария, увидев, что Кэролайн чуть вздрогнула. — И надо ли удивляться, раз вы так и спали всю ночь. Может, погода и теплая, но не настолько. Закутайтесь-ка в шаль, миледи, и ложитесь в кровать. Пейте шоколад, пока он не остыл, а я сейчас же начну складывать вещи.
— Нет, не делай этого, Мария, — сказала Кэролайн устало. — Если ты помнишь, мы приехали сюда с определенной целью, и эта цель по-прежнему существует.
Мария вздохнула.
— Право, миледи, я не знаю, что и делать. Я бы выполнила свой долг, как я его понимаю, если бы увезла вас сейчас же домой, как бы вы ни спорили. Но я никогда не умела отказывать вашей светлости, как вы прекрасно знаете.
— Не делай этого и сейчас, — сказала Кэролайн. Она допила шоколад и откинулась на подушки. — У меня есть время поспать, Мария?
— Конечно есть, миледи. Мисс Доркас только что сказала мне, что ее светлости ваши услуги не понадобятся до полудня, потому что она плохо провела ночь.
Засните, миледи, а когда проснетесь, позвоните, и я принесу вам что-нибудь на завтрак.
— Спасибо, Мария, — отозвалась Кэролайн. — Мне что-то захотелось спать. Но прежде чем уйдешь, скажи мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81