..
— Разве это имеет значение? — промолвил Рейберн. — Главное — вы на свободе, и нам не угрожает ни судебное разбирательство, ни сплетни, ни скандал… И теперь чем скорее вы забудете о леди Давенпорт, тем лучше!
Когда Рейберн произносил это имя, ставшее для него ненавистным, в его голосе зазвучали резкие нотки.
Тем временем Виола усилием воли заставила себя высвободиться из его объятий. Если бы это зависело только от нее, она могла бы простоять так целую вечность.
Щеки ее были мокры от слез, но она даже не делала попытки их вытереть.
— Я должна кое-что сказать вам…
— И я должен многое вам сказать, — перебил ее Рейберн, — но только после вас. Начинайте!
— Вы были так… добры ко мне, — запинаясь, начала Виола. — Я никогда не забуду, из какого ужасного положения вы спасли меня, объявив о нашей помолвке! Но ведь это… может повредить вам и… положить конец вашей карьере!..
Рейберн молча слушал, не сводя глаз с лица Виолы.
— На этот раз вам удалось… разрушить козни леди Давенпорт, — продолжала Виола, — но ведь есть еще моя мачеха… Я уверена — она не оставит попыток снова втянуть меня в суфражистское движение, невзирая на мои протесты…
— И что же вы предлагаете? — спросил Рейберн.
— Я предлагаю… расторгнуть нашу так называемую помолвку! Тогда вы навсегда освободитесь от меня…
Виола с трудом выговорила эти слова — ей казалось, что, предлагая такой шаг, она словно позволяет отрезать себе руку, ногу или, того хуже, частицу сердца.
«Если наша помолвка и в самом деле будет расторгнута, — в отчаянии подумала Виола, — моя жизнь превратится в будничное, серое существование, лишенное надежд на будущее». Но чего бы ей это ни стоило, она должна в первую очередь позаботиться о Рейберне, который столько раз приходил к ней на помощь.
— Так вы беспокоитесь обо мне? — словно прочтя ее мысли, спросил он.
— Ну конечно! — с жаром подтвердила Виола. — Вы такой умный, способный, образованный… Вы можете принести много пользы нашему обществу! Как же я могу позволить, чтобы вы пренебрегли всем этим ради того, чтобы… спасти меня от какого-то лорда Кроксдейла?..
— А если он снова начнет вас преследовать? — спросил Рейберн. — Неужели вы станете его женой, Виола?
От него не ускользнула дрожь, которая при этих словах прошла по телу Виолы, и то, как она судорожно сжала пальцы.
— Нет, это-то не будет никогда… Ну что же… — с напускной храбростью проговорила она, — постараюсь как-нибудь справиться сама… Уеду в Шотландию или еще куда-нибудь, где он не сможет меня найти!..
— И вы думаете, что это сделает вас счастливой?
Какое-то мгновение Виола боролась с искушением сказать Рейберну всю правду — что только он может сделать ее счастливой, что весь мир опустеет для нее, станет грозным и пугающим, если его не будет рядом…
Однако вместо этого она, горделиво вздернув свой маленький подбородок, произнесла следующее:
— Не беспокойтесь обо мне! Теперь вы наконец должны подумать и о себе…
— Именно это я и намерен сделать, Виола! — несколько загадочно ответил Рейберн. — Но прежде я должен вам кое-что объяснить. Эта мысль пришла мне в голову сегодня вечером, когда мы расстались, и я начал отчаянно пытаться спасти нас обоих из той щекотливой ситуации, в которой мы оказались не по нашей воле…
Виола взглянула на Рейберна и отвела с лица упавшую прядь волос. Только тут она почувствовала, что ее щеки до сих пор мокры от слез.
Поспешно поднеся ладонь к лицу, она принялась вытирать их. И вдруг Рейберн, улыбнувшись, подал ей носовой платок — кусочек тонкого мягкого полотна, приятно пахнувшего лавандой.
То ли от этого запаха, то ли оттого, что Виолу тронула забота Рейберна, но, так или иначе, она вдруг почувствовала, как любовь теплой волной накрывает ее всю, и снова заплакала.
В ту же секунду ей стало стыдно. Ну что он о ней подумает? Мало ему хлопот с ней, так она еще, в довершение всего, и разревелась, как дура! И Виола, скомкав драгоценный платочек, принялась поспешно вытирать щеки.
— Теперь вы похожи на фиалку, над которой пронесся ливень, — шутливо заметил Рейберн.
Его слова вернули Виолу к действительности, и она нервно затеребила пояс халатика.
— Извините, что я перед вами в таком виде… — начала оправдываться она. — Но если бы я осталась в вечернем платье, горничная наверняка сочла бы это странным и могла бы сообщить об этом мачехе…
— Не стоит извиняться, — успокоил ее Рейберн. — Если честно, то так вы выглядите еще прелестнее, чем в своем обычном наряде.
Услышав эти слова, Виола зарделась. А Рейберн неожиданно произнес:
— Поскольку нам предстоит долгий разговор, может быть, мы присядем?
Виола послушно уселась на диван.
Рейберн поместился рядом с нею, причем настолько близко, что их плечи соприкасались. Виола почувствовала легкое смущение, но тут же напомнила себе, что скорее всего сегодня они видятся в последний раз. Вероятно, сейчас Рейберн скажет, что он согласен расторгнуть помолвку…
Итак, она покорно ждала приговора, и несколько секунд, в течение которых Рейберн собирался с мыслями, показались ей вечностью.
— Я уже говорил вам, что после того, как мы с вами расстались сегодня вечером, я кое-что понял, — начал он. — Точнее, я знал это уже давно, только не мог выразить…
Он умолк. Виола догадалась, что он ждет ее реакции, и рискнула робко спросить:
— И что же вы… поняли?..
— Что я люблю вас!
Рейберн почувствовал, как она вздрогнула, а затем, повернув голову, посмотрела на него, словно не веря своим ушам.
— Да, это правда, — мягко произнес он. — Я люблю тебя, моя дорогая! Но только сегодня, когда мне пришлось в очередной раз спасать тебя, я понял, как много ты для меня значишь. Я не могу без тебя жить!..
Глаза Виолы озарились необыкновенным внутренним светом, придававшим ее лицу одухотворенность и чистоту.
Рейберн обнял ее и прижал к себе.
— И все же это не может быть правдой!.. — попыталась возразить Виола.
— Нет, это правда! — настойчиво произнес Рейберн, и их уста слились в поцелуе.
Никогда прежде он не прикасался к губам столь нежным, сладким, невинным. По телу Виолы пробежала сладостная дрожь, она теснее прижалась к Рейберну, и тут его рот стал более требовательным и настойчивым.
Виола была на седьмом небе от счастья. Стоило Рейберну поцеловать ее, как она почувствовала, что весь мир перестал существовать. Остались только он и она…
По мере того как его поцелуй становился все настойчивее, Виола чувствовала, что ее былые страхи отступают, а то, о чем она прежде осмеливалась только мечтать, становится реальностью.
В этом поцелуе слились воедино нечто возвышенное и духовное, нечто сродни ее самым горячим молитвам, и в то же время самый откровенный чувственный восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Разве это имеет значение? — промолвил Рейберн. — Главное — вы на свободе, и нам не угрожает ни судебное разбирательство, ни сплетни, ни скандал… И теперь чем скорее вы забудете о леди Давенпорт, тем лучше!
Когда Рейберн произносил это имя, ставшее для него ненавистным, в его голосе зазвучали резкие нотки.
Тем временем Виола усилием воли заставила себя высвободиться из его объятий. Если бы это зависело только от нее, она могла бы простоять так целую вечность.
Щеки ее были мокры от слез, но она даже не делала попытки их вытереть.
— Я должна кое-что сказать вам…
— И я должен многое вам сказать, — перебил ее Рейберн, — но только после вас. Начинайте!
— Вы были так… добры ко мне, — запинаясь, начала Виола. — Я никогда не забуду, из какого ужасного положения вы спасли меня, объявив о нашей помолвке! Но ведь это… может повредить вам и… положить конец вашей карьере!..
Рейберн молча слушал, не сводя глаз с лица Виолы.
— На этот раз вам удалось… разрушить козни леди Давенпорт, — продолжала Виола, — но ведь есть еще моя мачеха… Я уверена — она не оставит попыток снова втянуть меня в суфражистское движение, невзирая на мои протесты…
— И что же вы предлагаете? — спросил Рейберн.
— Я предлагаю… расторгнуть нашу так называемую помолвку! Тогда вы навсегда освободитесь от меня…
Виола с трудом выговорила эти слова — ей казалось, что, предлагая такой шаг, она словно позволяет отрезать себе руку, ногу или, того хуже, частицу сердца.
«Если наша помолвка и в самом деле будет расторгнута, — в отчаянии подумала Виола, — моя жизнь превратится в будничное, серое существование, лишенное надежд на будущее». Но чего бы ей это ни стоило, она должна в первую очередь позаботиться о Рейберне, который столько раз приходил к ней на помощь.
— Так вы беспокоитесь обо мне? — словно прочтя ее мысли, спросил он.
— Ну конечно! — с жаром подтвердила Виола. — Вы такой умный, способный, образованный… Вы можете принести много пользы нашему обществу! Как же я могу позволить, чтобы вы пренебрегли всем этим ради того, чтобы… спасти меня от какого-то лорда Кроксдейла?..
— А если он снова начнет вас преследовать? — спросил Рейберн. — Неужели вы станете его женой, Виола?
От него не ускользнула дрожь, которая при этих словах прошла по телу Виолы, и то, как она судорожно сжала пальцы.
— Нет, это-то не будет никогда… Ну что же… — с напускной храбростью проговорила она, — постараюсь как-нибудь справиться сама… Уеду в Шотландию или еще куда-нибудь, где он не сможет меня найти!..
— И вы думаете, что это сделает вас счастливой?
Какое-то мгновение Виола боролась с искушением сказать Рейберну всю правду — что только он может сделать ее счастливой, что весь мир опустеет для нее, станет грозным и пугающим, если его не будет рядом…
Однако вместо этого она, горделиво вздернув свой маленький подбородок, произнесла следующее:
— Не беспокойтесь обо мне! Теперь вы наконец должны подумать и о себе…
— Именно это я и намерен сделать, Виола! — несколько загадочно ответил Рейберн. — Но прежде я должен вам кое-что объяснить. Эта мысль пришла мне в голову сегодня вечером, когда мы расстались, и я начал отчаянно пытаться спасти нас обоих из той щекотливой ситуации, в которой мы оказались не по нашей воле…
Виола взглянула на Рейберна и отвела с лица упавшую прядь волос. Только тут она почувствовала, что ее щеки до сих пор мокры от слез.
Поспешно поднеся ладонь к лицу, она принялась вытирать их. И вдруг Рейберн, улыбнувшись, подал ей носовой платок — кусочек тонкого мягкого полотна, приятно пахнувшего лавандой.
То ли от этого запаха, то ли оттого, что Виолу тронула забота Рейберна, но, так или иначе, она вдруг почувствовала, как любовь теплой волной накрывает ее всю, и снова заплакала.
В ту же секунду ей стало стыдно. Ну что он о ней подумает? Мало ему хлопот с ней, так она еще, в довершение всего, и разревелась, как дура! И Виола, скомкав драгоценный платочек, принялась поспешно вытирать щеки.
— Теперь вы похожи на фиалку, над которой пронесся ливень, — шутливо заметил Рейберн.
Его слова вернули Виолу к действительности, и она нервно затеребила пояс халатика.
— Извините, что я перед вами в таком виде… — начала оправдываться она. — Но если бы я осталась в вечернем платье, горничная наверняка сочла бы это странным и могла бы сообщить об этом мачехе…
— Не стоит извиняться, — успокоил ее Рейберн. — Если честно, то так вы выглядите еще прелестнее, чем в своем обычном наряде.
Услышав эти слова, Виола зарделась. А Рейберн неожиданно произнес:
— Поскольку нам предстоит долгий разговор, может быть, мы присядем?
Виола послушно уселась на диван.
Рейберн поместился рядом с нею, причем настолько близко, что их плечи соприкасались. Виола почувствовала легкое смущение, но тут же напомнила себе, что скорее всего сегодня они видятся в последний раз. Вероятно, сейчас Рейберн скажет, что он согласен расторгнуть помолвку…
Итак, она покорно ждала приговора, и несколько секунд, в течение которых Рейберн собирался с мыслями, показались ей вечностью.
— Я уже говорил вам, что после того, как мы с вами расстались сегодня вечером, я кое-что понял, — начал он. — Точнее, я знал это уже давно, только не мог выразить…
Он умолк. Виола догадалась, что он ждет ее реакции, и рискнула робко спросить:
— И что же вы… поняли?..
— Что я люблю вас!
Рейберн почувствовал, как она вздрогнула, а затем, повернув голову, посмотрела на него, словно не веря своим ушам.
— Да, это правда, — мягко произнес он. — Я люблю тебя, моя дорогая! Но только сегодня, когда мне пришлось в очередной раз спасать тебя, я понял, как много ты для меня значишь. Я не могу без тебя жить!..
Глаза Виолы озарились необыкновенным внутренним светом, придававшим ее лицу одухотворенность и чистоту.
Рейберн обнял ее и прижал к себе.
— И все же это не может быть правдой!.. — попыталась возразить Виола.
— Нет, это правда! — настойчиво произнес Рейберн, и их уста слились в поцелуе.
Никогда прежде он не прикасался к губам столь нежным, сладким, невинным. По телу Виолы пробежала сладостная дрожь, она теснее прижалась к Рейберну, и тут его рот стал более требовательным и настойчивым.
Виола была на седьмом небе от счастья. Стоило Рейберну поцеловать ее, как она почувствовала, что весь мир перестал существовать. Остались только он и она…
По мере того как его поцелуй становился все настойчивее, Виола чувствовала, что ее былые страхи отступают, а то, о чем она прежде осмеливалась только мечтать, становится реальностью.
В этом поцелуе слились воедино нечто возвышенное и духовное, нечто сродни ее самым горячим молитвам, и в то же время самый откровенный чувственный восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45