Их забрали тогда в один день. Увидев его, она почувствовала, что сейчас должно произойти то, чего она ждала все последние годы, ждала, как ждут приговора. Она могла пройти мимо и отсрочить приговор, но напротив, бросилась к этому человеку, как мотылек на огонь. Он не узнал ее. Она напомнила.
- Ах, это вы... - сказал он вяло и равнодушно. - Ну, вот видите, всё кончилось... Мне жена писала, что вы отреклись от мужа... Это правда?
Она молчала и ждала приговора.
- Его расстреляли за побег. Он напал на конвойного, ушел. Но кто-то выдал его на воле... А вы, извините, поторопились.
И он ушел от нее, не прощаясь.
А она долго стояла посередине тротуара. Люди обходили ее, оглядывались, но не останавливались. Она пугала...
7
Мама! Мама! Что же со мной такое было? Как мог я наговорить тебе такое! Откуда были во мне злость и жестокость? Кому я мстил и с кем сводил счеты?
Вчера я вдруг проснулся среди ночи. Мне показалось, будто снова слышу твой крик, как тогда, несколько лет назад, когда привел под ружьем собственного отца. Теперь только твой голос шел откуда-то издалека и звучал долго, и много раз повторялся. Я вскочил и почему-то бросился к двери. Мне показалось, что за дверью стоишь ты! Впечатление рассеялось, и я снова был один в каюте парохода, идущего на север, к чёрту на кулички, где я всерьез собирался свести счеты с жизнью.
Не буду говорить, что был трусом, готовясь к самоубийству. Я не был трусом. Трус на это не способен. Я - могу. Но и сейчас, когда рыбачий катер везет меня на юг, всё ближе и ближе к дому, сейчас, когда я передумал и решил жить, знаю, что не струсил.
...Не буду перечитывать всё, что написал в этой тетради за три дня. У меня еще будет время. И не пять дней. Я всё перечитаю, переосмыслю всё написанное и ненаписанное, всё сказанное и невысказанное. Но это потом.
А сейчас я молю судьбу только об одном - чтобы за эти дни ничего не случилось дома!
...Вот как странно было со мной! Мысль работала трезво и четко. Доводы были убедительны, чувства искренни. И вдруг среди ночи я увидел глаза матери, услышал голос ее - и всё перевернулось, и бросился я на ее зов, забыв обо всем. Я ведь ничего не опроверг, ничего не перерешил, просто подчинился зову...
Мама! Мы всё равно расстанемся. Но это случится не раньше, чем глаза твои забудут про слезы, не раньше, чем улыбка твоя снова и навсегда поселится в нашем доме! Я еще распрямлю твои морщины, я научу тебя снова смеяться. Я не позволю больше поседеть ни одному твоему волосу. Ты только дождись меня. Я много должен сказать тебе. Я должен сказать тебе что-то такое, что сразу снимет с нашей семьи печать проклятия, наложенную временем и событиями. Сейчас я не знаю, что скажу. Но когда увижу тебя, уверен, слова найдутся сами.
Мертвое - мертвым. О мертвых будет разговор особый! Но живым - жить! И я буду звать его отцом. А кто же он мне, в конце концов!
...А потом мы всё-таки расстанемся, мама! Но ты поймешь, что так нужно... Ты поймешь и благословишь меня.
Потому что я хочу быть честным! Хочу быть честным! Хочу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- Ах, это вы... - сказал он вяло и равнодушно. - Ну, вот видите, всё кончилось... Мне жена писала, что вы отреклись от мужа... Это правда?
Она молчала и ждала приговора.
- Его расстреляли за побег. Он напал на конвойного, ушел. Но кто-то выдал его на воле... А вы, извините, поторопились.
И он ушел от нее, не прощаясь.
А она долго стояла посередине тротуара. Люди обходили ее, оглядывались, но не останавливались. Она пугала...
7
Мама! Мама! Что же со мной такое было? Как мог я наговорить тебе такое! Откуда были во мне злость и жестокость? Кому я мстил и с кем сводил счеты?
Вчера я вдруг проснулся среди ночи. Мне показалось, будто снова слышу твой крик, как тогда, несколько лет назад, когда привел под ружьем собственного отца. Теперь только твой голос шел откуда-то издалека и звучал долго, и много раз повторялся. Я вскочил и почему-то бросился к двери. Мне показалось, что за дверью стоишь ты! Впечатление рассеялось, и я снова был один в каюте парохода, идущего на север, к чёрту на кулички, где я всерьез собирался свести счеты с жизнью.
Не буду говорить, что был трусом, готовясь к самоубийству. Я не был трусом. Трус на это не способен. Я - могу. Но и сейчас, когда рыбачий катер везет меня на юг, всё ближе и ближе к дому, сейчас, когда я передумал и решил жить, знаю, что не струсил.
...Не буду перечитывать всё, что написал в этой тетради за три дня. У меня еще будет время. И не пять дней. Я всё перечитаю, переосмыслю всё написанное и ненаписанное, всё сказанное и невысказанное. Но это потом.
А сейчас я молю судьбу только об одном - чтобы за эти дни ничего не случилось дома!
...Вот как странно было со мной! Мысль работала трезво и четко. Доводы были убедительны, чувства искренни. И вдруг среди ночи я увидел глаза матери, услышал голос ее - и всё перевернулось, и бросился я на ее зов, забыв обо всем. Я ведь ничего не опроверг, ничего не перерешил, просто подчинился зову...
Мама! Мы всё равно расстанемся. Но это случится не раньше, чем глаза твои забудут про слезы, не раньше, чем улыбка твоя снова и навсегда поселится в нашем доме! Я еще распрямлю твои морщины, я научу тебя снова смеяться. Я не позволю больше поседеть ни одному твоему волосу. Ты только дождись меня. Я много должен сказать тебе. Я должен сказать тебе что-то такое, что сразу снимет с нашей семьи печать проклятия, наложенную временем и событиями. Сейчас я не знаю, что скажу. Но когда увижу тебя, уверен, слова найдутся сами.
Мертвое - мертвым. О мертвых будет разговор особый! Но живым - жить! И я буду звать его отцом. А кто же он мне, в конце концов!
...А потом мы всё-таки расстанемся, мама! Но ты поймешь, что так нужно... Ты поймешь и благословишь меня.
Потому что я хочу быть честным! Хочу быть честным! Хочу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12