«И ему достается, похлеще, чем нам, грешным». И радовался, что он правильно, по его мнению, решил трудную задачу: «Нет, я не только не хуже других» (думать, что он лучше, все ж не решился). Чем больше он думал об этом, тем уверенней себя чувствовал, убеждаясь, что он должен, обязан руководить другими – ведь даже старшина допускает командирские ошибки. Он бы таких ошибок не допустил. Он бы навел порядок. И незаметно образ строгого старшины, до сих пор, несмотря на явные недостатки, все-таки уважаемого Сенниковым, померк, стушевался. Старшина казался ему почти таким же мужиковатым, как Почуйко, и Сенников его ничуть не боялся.
Солнце село, и над сопкой нависли зеленовато-розовые сумерки. Все вокруг казалось таинственным и призрачным. Голоса людей стали звучать тише, приглушенней, точно что-то настораживало их. Эта необычная обстановка возбуждала, подстегивала Сенникова, и он отрывисто – как ему казалось, по-командирски – спросил Лазарева:
– А что вы, собственно, делаете в тайге?
Ни притихшие солдаты, ни озабоченный Пряхин, ни, вероятно, Николай Иванович не заметили в его словах подозрительности и легкой пренебрежительности. Только Вася удивленно посмотрел на Аркадия, но промолчал. Аркадий лукаво прищурил глаза, покосился на Лазарева, словно разыгрывал несерьезного человека. Лазарев же ответил очень серьезно:
– А вы смеяться не будете?
Ему давно хотелось изменить обстановку, разрядить напряжение. Сенников помог ему, и, смягчая его вызывающую неловкость, Лазарев свел разговор к шутке:
– А то ведь некоторые ученые люди не верят нам с Васей, даже смеются над нами. Говорят, что мы неисправимые фантазеры.
– Нет, что вы! – воскликнул Губкин. – Мы не будем смеяться.
Он так покраснел, так по-мальчишески горячо и взволнованно блеснули его карие глаза, что Пряхин и Почуйко усмехнулись, а Сенников посмотрел на Сашу почти с презрением и засмеялся.
– Вот видите… – развел руками Николай Иванович. – Я еще не начал рассказывать, а уже смеются…
– Не всем же плакать, – вставил Сенников и покосился на Пряхина.
На мгновение Лазарева озадачила сенниковская двусмысленность, хотя он быстро справился с собой:
– Ладно! Плакать будете или смеяться, а я расскажу.
Государство Бохай и его наследство
Почуйко подкинул в очаг щепок, и, прежде чем они вспыхнули, ночная тьма словно сжала маленький гарнизон. Зажигались первые звезды. От реки поднимался белесый туман, подчеркивающий глубокую и таинственную темноту горной тайги, величавую молчаливость сопок. Было тихо. И в этой тишине неторопливый рассказ Лазарева казался особенно убедительным.
– Начало этой истории в Маньчжурии. В августе тысяча девятьсот сорок пятого года часть, в которой я командовал танковой ротой, с трудом форсировала бурную реку Муданьцзян и остановилась в китайском местечке Нингута. Здесь я случайно разговорился со старым китайским учителем, он когда-то работал во Владивостоке и неплохо говорил по-русски. Он-то и рассказал мне любопытную легенду об истории древнего государства Бохай, существовавшего когда-то вот в этих самых отрогах и долинах Сихотэ-Алиня.
«Как всегда бывало в прошлом, – сказал мне тогда китаец, – и как, я надеюсь, не случится в будущем, несчастья бохайцев начались в войне. Вначале на них напали соседи, потом обрушились полчища Чингис-хана. На месте единого могучего и богатого государства образовалось несколько царств. Они стали враждовать между собой. Древние рукописи и легенды по-разному объясняют эту вражду. Одни говорят, что дело было в желании захватить рудники и мастерские, где добывали и изготовляли необыкновенный бохайский металл, который никогда не ржавел и не тупился, другие – что несчастья начались из-за любви одного царя к жене другого. Так или иначе, а войны беспрерывно гуляли по стране, разрушая города и уничтожая жителей.
И только мастера и добытчики знаменитого по всему Востоку бохайского металла были надежно скрыты в горах и лесах. Их не касалась война. Но в самый ее разгар в стране появилась страшная и до тех пор не известная «черная болезнь». Она не знала пощады и косила и смелых воинов, и малых детей. В конце концов война прекратилась, потому что некому было воевать – погибли все. В живых остались лишь бохайские мастера.
Самый мудрый, но не самый старший из них сказал своим товарищам:
– Наше могучее государство погибло, опустели дома, поля остались неубранными. Долгие годы люди будут бояться «черной болезни» и не появятся в этих местах. А ведь нигде нет таких красивых и богатых гор, могучих рек и тучных долин. И потому рано или поздно, но люди вернутся в этот благословенный край.
– Да, это так, – сказали его товарищи.
– Но тот, кто придет после нас, ничего не найдет.
– Почему? – удивились товарищи мудреца. – Разве «черная болезнь» унесет горы и реки? Разве оскудеют долины и рудники?
– Они зарастут, – ответил мудрец. – Здесь много солнца и влаги, и все растет очень быстро. И леса, которые мы так долго вырубали, опять поднимут свои вершины к небу и скроют от людского глаза наши богатства. Правда сказано, что забота об идущих позади отличает человека от животного. Значит, нам нужно передать открытые нашими предками богатства тем, кто придет после нас. Как это сделать?
Долго думали мудрецы и наконец решили:
– На местах, где лежат наши богатства, мы напишем огромные иероглифы семенами долголетних деревьев. Здесь вырастет все. Прорастут и семена. Они будуть жить долго и покажут людям будущего все, что мы захотим.
– Но как люди будущего узнают наш язык? Как они прочтут наши иероглифы? – спросил самый молодой.
– Если люди будущего будут любознательными, – ответил самый старый, – если они будут так любить наш край, как любили его мы, они постараются разгадать тайну иероглифов и найдут наши, богатства. Если же они будут ленивы, не любопытны, не полюбят наш край, они ничего не найдут. И хорошо сделают, – махнул рукой самый старый мудрец. – Таким людям незачем давать в руки счастье. Они все равно упустят его.
Все согласились с ним. Но когда стали решать, какими семенами высевать иероглифы, мнения разделились. Оказывается, у каждого было свое любимое дерево. У одних – дуб, у других – кедр, а третьи предпочитали железное дерево. Но умелые мастера мудры. Они подумали, что не в одной этой горе заключалось народное богатство. В других местах были целебные источники, в третьих добывали драгоценные металлы, а в четвертых – камни. И все это нужно было передать потомкам. Тогда оставшиеся в живых бохайцы разделились и пошли отмечать нужные места семенами своих любимых деревьев.
Никто из них не вернулся назад – всех скосила «черная болезнь».
Триста лет люди боялись показываться там, где некогда было государство Бохай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Солнце село, и над сопкой нависли зеленовато-розовые сумерки. Все вокруг казалось таинственным и призрачным. Голоса людей стали звучать тише, приглушенней, точно что-то настораживало их. Эта необычная обстановка возбуждала, подстегивала Сенникова, и он отрывисто – как ему казалось, по-командирски – спросил Лазарева:
– А что вы, собственно, делаете в тайге?
Ни притихшие солдаты, ни озабоченный Пряхин, ни, вероятно, Николай Иванович не заметили в его словах подозрительности и легкой пренебрежительности. Только Вася удивленно посмотрел на Аркадия, но промолчал. Аркадий лукаво прищурил глаза, покосился на Лазарева, словно разыгрывал несерьезного человека. Лазарев же ответил очень серьезно:
– А вы смеяться не будете?
Ему давно хотелось изменить обстановку, разрядить напряжение. Сенников помог ему, и, смягчая его вызывающую неловкость, Лазарев свел разговор к шутке:
– А то ведь некоторые ученые люди не верят нам с Васей, даже смеются над нами. Говорят, что мы неисправимые фантазеры.
– Нет, что вы! – воскликнул Губкин. – Мы не будем смеяться.
Он так покраснел, так по-мальчишески горячо и взволнованно блеснули его карие глаза, что Пряхин и Почуйко усмехнулись, а Сенников посмотрел на Сашу почти с презрением и засмеялся.
– Вот видите… – развел руками Николай Иванович. – Я еще не начал рассказывать, а уже смеются…
– Не всем же плакать, – вставил Сенников и покосился на Пряхина.
На мгновение Лазарева озадачила сенниковская двусмысленность, хотя он быстро справился с собой:
– Ладно! Плакать будете или смеяться, а я расскажу.
Государство Бохай и его наследство
Почуйко подкинул в очаг щепок, и, прежде чем они вспыхнули, ночная тьма словно сжала маленький гарнизон. Зажигались первые звезды. От реки поднимался белесый туман, подчеркивающий глубокую и таинственную темноту горной тайги, величавую молчаливость сопок. Было тихо. И в этой тишине неторопливый рассказ Лазарева казался особенно убедительным.
– Начало этой истории в Маньчжурии. В августе тысяча девятьсот сорок пятого года часть, в которой я командовал танковой ротой, с трудом форсировала бурную реку Муданьцзян и остановилась в китайском местечке Нингута. Здесь я случайно разговорился со старым китайским учителем, он когда-то работал во Владивостоке и неплохо говорил по-русски. Он-то и рассказал мне любопытную легенду об истории древнего государства Бохай, существовавшего когда-то вот в этих самых отрогах и долинах Сихотэ-Алиня.
«Как всегда бывало в прошлом, – сказал мне тогда китаец, – и как, я надеюсь, не случится в будущем, несчастья бохайцев начались в войне. Вначале на них напали соседи, потом обрушились полчища Чингис-хана. На месте единого могучего и богатого государства образовалось несколько царств. Они стали враждовать между собой. Древние рукописи и легенды по-разному объясняют эту вражду. Одни говорят, что дело было в желании захватить рудники и мастерские, где добывали и изготовляли необыкновенный бохайский металл, который никогда не ржавел и не тупился, другие – что несчастья начались из-за любви одного царя к жене другого. Так или иначе, а войны беспрерывно гуляли по стране, разрушая города и уничтожая жителей.
И только мастера и добытчики знаменитого по всему Востоку бохайского металла были надежно скрыты в горах и лесах. Их не касалась война. Но в самый ее разгар в стране появилась страшная и до тех пор не известная «черная болезнь». Она не знала пощады и косила и смелых воинов, и малых детей. В конце концов война прекратилась, потому что некому было воевать – погибли все. В живых остались лишь бохайские мастера.
Самый мудрый, но не самый старший из них сказал своим товарищам:
– Наше могучее государство погибло, опустели дома, поля остались неубранными. Долгие годы люди будут бояться «черной болезни» и не появятся в этих местах. А ведь нигде нет таких красивых и богатых гор, могучих рек и тучных долин. И потому рано или поздно, но люди вернутся в этот благословенный край.
– Да, это так, – сказали его товарищи.
– Но тот, кто придет после нас, ничего не найдет.
– Почему? – удивились товарищи мудреца. – Разве «черная болезнь» унесет горы и реки? Разве оскудеют долины и рудники?
– Они зарастут, – ответил мудрец. – Здесь много солнца и влаги, и все растет очень быстро. И леса, которые мы так долго вырубали, опять поднимут свои вершины к небу и скроют от людского глаза наши богатства. Правда сказано, что забота об идущих позади отличает человека от животного. Значит, нам нужно передать открытые нашими предками богатства тем, кто придет после нас. Как это сделать?
Долго думали мудрецы и наконец решили:
– На местах, где лежат наши богатства, мы напишем огромные иероглифы семенами долголетних деревьев. Здесь вырастет все. Прорастут и семена. Они будуть жить долго и покажут людям будущего все, что мы захотим.
– Но как люди будущего узнают наш язык? Как они прочтут наши иероглифы? – спросил самый молодой.
– Если люди будущего будут любознательными, – ответил самый старый, – если они будут так любить наш край, как любили его мы, они постараются разгадать тайну иероглифов и найдут наши, богатства. Если же они будут ленивы, не любопытны, не полюбят наш край, они ничего не найдут. И хорошо сделают, – махнул рукой самый старый мудрец. – Таким людям незачем давать в руки счастье. Они все равно упустят его.
Все согласились с ним. Но когда стали решать, какими семенами высевать иероглифы, мнения разделились. Оказывается, у каждого было свое любимое дерево. У одних – дуб, у других – кедр, а третьи предпочитали железное дерево. Но умелые мастера мудры. Они подумали, что не в одной этой горе заключалось народное богатство. В других местах были целебные источники, в третьих добывали драгоценные металлы, а в четвертых – камни. И все это нужно было передать потомкам. Тогда оставшиеся в живых бохайцы разделились и пошли отмечать нужные места семенами своих любимых деревьев.
Никто из них не вернулся назад – всех скосила «черная болезнь».
Триста лет люди боялись показываться там, где некогда было государство Бохай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35