Встал и Джон. Сдвинув старомодные очки поглубже к переносице, он взял Дженни за руку и двинулся за Гаретом, спешащим к выстроившейся вдоль Галереи шеренге придворных.
В дальнем конце отворились бронзовые двери. Порог переступил плотный, розовый, облаченный в слепящую великолепием ало-золотую ливрею распорядитель Бадегамус.
— Милорды, миледи — король!
Взяв за руку Гарета, Дженни ощутила нервную дрожь в его пальцах. Все-таки он украл печать отца и нарушил его приказ. Блаженное неведение, свойственное героям баллад, никогда не думающим о последствиях своих подвигов, оставило Гарета. Дженни почувствовала, как он двинулся, готовый исполнить надлежащий приветственный поклон, принять ответ отца и приглашение к приватному разговору.
Голова короля маячила над толпой; он был даже выше своего сына. И волосы у него были как у Гарета, только погуще — теплое ячменное золото, выгоревшее до бледных соломенных оттенков. Словно ровный рокот прибоя, голоса повторяли:
— Милорд… Милорд…
Дженни мгновенно вспомнила Уинтерлэнд. Она ожидала, что почувствует обиду при виде человека, лишившего защиты ее родной край, обрекши его на гибель, или, может быть, благоговейный трепет перед тем самым королем, за чьи законы всю жизнь сражался Джон. Но ничего такого она не почувствовала
— Уриен Белмари не отзывал войск из Уинтерлэнда, и законы тоже установил не он. Этот человек был всего лишь наследник тех, кто сделал это. Подобно Гарету до его путешествия на север он вряд ли даже думал о таких вещах, зазубренных в детстве и благополучно забытых.
Король приближался, кивая то одному, то другому просителю, с кем бы он хотел поговорить наедине, и Дженни вдруг ощутила, насколько чужд ей этот высокий мужчина в темно-красных королевских одеждах. Ее родиной был Уинтерлэнд, а ее народом — жители севера. Правда, был еще и Джон, связанный с королем древними узами верности, Джон, посвятивший этому человеку свою преданность, свой меч и свою жизнь.
Дженни ясно чувствовала, как растет некое напряжение по мере того, как король приближается к ним. Все поглядывали украдкой в их сторону, гадая, как-то встретит король своего блудного сына.
Гарет выступил вперед, зажав вырезанный подобно дубовому листу край мантии между вторым и третьим пальцами правой руки. С удивительной грацией он сложил свое длинное неуклюжее тело в совершенном поклоне Сармендеса-В-Силах, которым может приветствовать только наследник и только монарха.
— Милорд…
Король Уриен Второй Белмари, Сюзерен Марча, Лорд Вира, Наста и Семи Островов секунду смотрел на сына пустыми бесцветными глазами, глубоко вдавленными в изможденное костистое лицо. Затем, не произнеся ни слова, повернулся, чтобы кивнуть следующему просителю.
От такого молчания могла бы пойти пузырями краска на деревянных панелях. Как черная отрава, брошенная в чистую воду, тишина разошлась до самых дальних углов Галереи. Голоса последних просителей разнеслись так ясно, словно они не говорили, а кричали. Звук сомкнувшихся бронзовых в позолоте дверей, за которыми скрылся король, прозвучал подобно удару грома. Дженни сознавала, что все теперь избегают на них смотреть и все же, не выдержав, взглядывают украдкой на лицо Гарета, такое же белое, как его кружевной воротник.
Мягкий голос сзади произнес:
— Не сердись на него, Гарет.
Это была Зиерн, вся в темно-сливовых, почти черных шелках; просторные рукава украшены розоватыми бантами. В глазах цвета меда — беспокойство.
— Сам же знаешь, ты взял его печать и отбыл без разрешения.
Громко заговорил Джон:
— Чуточку дорогостоящий шлепок по рукам, ты не находишь? Я имею в виду: там дракон и все такое, а мы здесь будем ждать позволения с ним сразиться?
Губы Зиерн сжались было, но тут же раздвинулись в улыбке. В ближнем конце Королевской Галереи в огромных дверях открылась маленькая дверца, и Бадегамус негромко назвал первого просителя, с которым пожелал беседовать король.
— Дракон не представляет для нас никакой реальной опасности, ты же знаешь. Он слишком занят разорением крестьянских дворов вдоль Злого Хребта.
— А-а, — понимающе сказал Джон. — Тогда, конечно, все в порядке. Ты так и объяснишь это крестьянам, чьи дворы дракон, ты говоришь, разоряет?
Глаза колдуньи вспыхнули таким гневом, как будто (подумала Дженни) никто с ней раньше не говорил в таком тоне. А если и говорил, то очень давно. С видимым усилием Зиерн взяла себя в руки и объяснила как ребенку:
— Ты должен понимать. У короля существуют куда более важные дела…
— Более важные, чем дракон у порога? — оскорбленно спросил Гарет.
Зиерн звонко расхохоталась.
— Не стоит разыгрывать здесь балаганных трагедий по этому поводу, знаешь ли. Я тебе уже говорила, дорогой, это лишь прибавляет морщин.
Откинув голову, Гарет уклонился от ее игривого прикосновения.
— Морщин? Мы говорим о гибнущих людях!
— Фи, Гарет! — протянул Бонд Клерлок, вяло прогуливающийся неподалеку. — Ты ведешь себя хуже старины Поликарпа.
Рядом с блистающим великолепием Зиерн его лицо под архаической раскраской выглядело даже более утомленным, чем раньше. Тщетно пытаясь обрести свою прежнюю легкость, он продолжил:
— Не жалей этих бедных пейзан, дракон — это единственная изюминка в их тусклой жизни.
— Изюминка… — начал Гарет, и Зиерн сердито сжала его руку.
— Только не вздумай читать нам проповеди о любви к ближнему. Это было бы так утомительно! — Она улыбнулась. — И мой тебе совет, — добавила она более серьезно. — Не делай ничего, что могло бы рассердить отца. Будь терпелив и попытайся понять.
Вновь вернувшийся в галерею Бадегамус миновал группу гномов, одиноко расположившуюся в тени рифленой резной арки у западной стены. Один из гномов поднялся навстречу распорядителю; зашуршала странная шелковая одежда; пряди молочно-белых волос растекались струйками по сгорбленной спине старика. Гарет уже шепнул Дженни, что это — Азуилкартушерандс, хотя люди, которым никогда не хватало терпения следовать в точности языку гномов, называют его просто Дромар. Долгое время он был послом Бездны Ильфердина при дворе в Беле. Распорядитель узнал старика и заметил его движение, затем быстро взглянул на Зиерн. Та качнула головой. Распорядитель отвернулся и прошел мимо гномов, как бы не видя их.
— Совсем обнаглели, — заметила колдунья. — Прислать сюда послов, в то время как сами переметнулись на сторону изменников из Халната!
— А что им еще оставалось делать, — заметил Джон, — если второй туннель Бездны выводит в Цитадель?
— Они могли бы открыть ворота Цитадели королевским войскам.
Джон задумчиво почесал свой длинный нос.
— Я, конечно, варвар и все такое, — сказал он. — Откуда мне знать, как это называется в цивилизованных землях!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В дальнем конце отворились бронзовые двери. Порог переступил плотный, розовый, облаченный в слепящую великолепием ало-золотую ливрею распорядитель Бадегамус.
— Милорды, миледи — король!
Взяв за руку Гарета, Дженни ощутила нервную дрожь в его пальцах. Все-таки он украл печать отца и нарушил его приказ. Блаженное неведение, свойственное героям баллад, никогда не думающим о последствиях своих подвигов, оставило Гарета. Дженни почувствовала, как он двинулся, готовый исполнить надлежащий приветственный поклон, принять ответ отца и приглашение к приватному разговору.
Голова короля маячила над толпой; он был даже выше своего сына. И волосы у него были как у Гарета, только погуще — теплое ячменное золото, выгоревшее до бледных соломенных оттенков. Словно ровный рокот прибоя, голоса повторяли:
— Милорд… Милорд…
Дженни мгновенно вспомнила Уинтерлэнд. Она ожидала, что почувствует обиду при виде человека, лишившего защиты ее родной край, обрекши его на гибель, или, может быть, благоговейный трепет перед тем самым королем, за чьи законы всю жизнь сражался Джон. Но ничего такого она не почувствовала
— Уриен Белмари не отзывал войск из Уинтерлэнда, и законы тоже установил не он. Этот человек был всего лишь наследник тех, кто сделал это. Подобно Гарету до его путешествия на север он вряд ли даже думал о таких вещах, зазубренных в детстве и благополучно забытых.
Король приближался, кивая то одному, то другому просителю, с кем бы он хотел поговорить наедине, и Дженни вдруг ощутила, насколько чужд ей этот высокий мужчина в темно-красных королевских одеждах. Ее родиной был Уинтерлэнд, а ее народом — жители севера. Правда, был еще и Джон, связанный с королем древними узами верности, Джон, посвятивший этому человеку свою преданность, свой меч и свою жизнь.
Дженни ясно чувствовала, как растет некое напряжение по мере того, как король приближается к ним. Все поглядывали украдкой в их сторону, гадая, как-то встретит король своего блудного сына.
Гарет выступил вперед, зажав вырезанный подобно дубовому листу край мантии между вторым и третьим пальцами правой руки. С удивительной грацией он сложил свое длинное неуклюжее тело в совершенном поклоне Сармендеса-В-Силах, которым может приветствовать только наследник и только монарха.
— Милорд…
Король Уриен Второй Белмари, Сюзерен Марча, Лорд Вира, Наста и Семи Островов секунду смотрел на сына пустыми бесцветными глазами, глубоко вдавленными в изможденное костистое лицо. Затем, не произнеся ни слова, повернулся, чтобы кивнуть следующему просителю.
От такого молчания могла бы пойти пузырями краска на деревянных панелях. Как черная отрава, брошенная в чистую воду, тишина разошлась до самых дальних углов Галереи. Голоса последних просителей разнеслись так ясно, словно они не говорили, а кричали. Звук сомкнувшихся бронзовых в позолоте дверей, за которыми скрылся король, прозвучал подобно удару грома. Дженни сознавала, что все теперь избегают на них смотреть и все же, не выдержав, взглядывают украдкой на лицо Гарета, такое же белое, как его кружевной воротник.
Мягкий голос сзади произнес:
— Не сердись на него, Гарет.
Это была Зиерн, вся в темно-сливовых, почти черных шелках; просторные рукава украшены розоватыми бантами. В глазах цвета меда — беспокойство.
— Сам же знаешь, ты взял его печать и отбыл без разрешения.
Громко заговорил Джон:
— Чуточку дорогостоящий шлепок по рукам, ты не находишь? Я имею в виду: там дракон и все такое, а мы здесь будем ждать позволения с ним сразиться?
Губы Зиерн сжались было, но тут же раздвинулись в улыбке. В ближнем конце Королевской Галереи в огромных дверях открылась маленькая дверца, и Бадегамус негромко назвал первого просителя, с которым пожелал беседовать король.
— Дракон не представляет для нас никакой реальной опасности, ты же знаешь. Он слишком занят разорением крестьянских дворов вдоль Злого Хребта.
— А-а, — понимающе сказал Джон. — Тогда, конечно, все в порядке. Ты так и объяснишь это крестьянам, чьи дворы дракон, ты говоришь, разоряет?
Глаза колдуньи вспыхнули таким гневом, как будто (подумала Дженни) никто с ней раньше не говорил в таком тоне. А если и говорил, то очень давно. С видимым усилием Зиерн взяла себя в руки и объяснила как ребенку:
— Ты должен понимать. У короля существуют куда более важные дела…
— Более важные, чем дракон у порога? — оскорбленно спросил Гарет.
Зиерн звонко расхохоталась.
— Не стоит разыгрывать здесь балаганных трагедий по этому поводу, знаешь ли. Я тебе уже говорила, дорогой, это лишь прибавляет морщин.
Откинув голову, Гарет уклонился от ее игривого прикосновения.
— Морщин? Мы говорим о гибнущих людях!
— Фи, Гарет! — протянул Бонд Клерлок, вяло прогуливающийся неподалеку. — Ты ведешь себя хуже старины Поликарпа.
Рядом с блистающим великолепием Зиерн его лицо под архаической раскраской выглядело даже более утомленным, чем раньше. Тщетно пытаясь обрести свою прежнюю легкость, он продолжил:
— Не жалей этих бедных пейзан, дракон — это единственная изюминка в их тусклой жизни.
— Изюминка… — начал Гарет, и Зиерн сердито сжала его руку.
— Только не вздумай читать нам проповеди о любви к ближнему. Это было бы так утомительно! — Она улыбнулась. — И мой тебе совет, — добавила она более серьезно. — Не делай ничего, что могло бы рассердить отца. Будь терпелив и попытайся понять.
Вновь вернувшийся в галерею Бадегамус миновал группу гномов, одиноко расположившуюся в тени рифленой резной арки у западной стены. Один из гномов поднялся навстречу распорядителю; зашуршала странная шелковая одежда; пряди молочно-белых волос растекались струйками по сгорбленной спине старика. Гарет уже шепнул Дженни, что это — Азуилкартушерандс, хотя люди, которым никогда не хватало терпения следовать в точности языку гномов, называют его просто Дромар. Долгое время он был послом Бездны Ильфердина при дворе в Беле. Распорядитель узнал старика и заметил его движение, затем быстро взглянул на Зиерн. Та качнула головой. Распорядитель отвернулся и прошел мимо гномов, как бы не видя их.
— Совсем обнаглели, — заметила колдунья. — Прислать сюда послов, в то время как сами переметнулись на сторону изменников из Халната!
— А что им еще оставалось делать, — заметил Джон, — если второй туннель Бездны выводит в Цитадель?
— Они могли бы открыть ворота Цитадели королевским войскам.
Джон задумчиво почесал свой длинный нос.
— Я, конечно, варвар и все такое, — сказал он. — Откуда мне знать, как это называется в цивилизованных землях!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81