Но такой она должна была быть – там, в Увалихе, вместе с ним. Каждое утро просыпаться под бабы Дусино пение, пить парное молоко и до одури бродить по лесу, а иногда – уходить с палаткой или даже без, просто так, с одеялом в скатке, чтобы ночевать у костра где-нибудь на берегу Щучьего озера… Отпуск! Если бы он получился таким!
– Нет, – повторил Аракелов. – Ничего я еще не решил. А ты? У тебя ведь тоже отпуск?
Марийка кивнула.
– Не знаю… Море – надоело. В горы податься, что ли? Вот ребята на Памир зовут… Искупаемся, а? – Это было сказано безо всякого перехода, с естественной для Марийки не последовательностью.
– Давай, – сказал Аракелов. – В бассейне, по-моему, никого.
– Ага, – отозвалась Марийка. – Сейчас. Лень вот что-то. Уходить не хочется. Да и разговор у нас с тобой увлекательный. Интеллектуальный.
– Просто на диво интеллектуальный, – согласился Аракелов. – Душу радует и умы волнует. Так что давай иди.
– И пойду. Вот только посижу еще немного.
– Сиди, – милостиво разрешил Аракелов. – У тебя программа когда кончается?
– Через две недели.
– И в институт?
– Конечно.
– Ясно… – Аракелов помолчал. – Я тебя встречу, пожалуй. Если, конечно, в городе буду. Ты самолетом?
– Самолетом.
Они помолчали. Потом Марийка спросила:
– Ты уже завтракал?
– Нет еще. А ты?
– Тоже нет. А неплохо бы…
Аракелов посмотрел на часы.
– Еще минут сорок.
– Да, сейчас бы… Чего бы это такого? Котлет, например, картофельных с грибным соусом, а? Как ты думаешь?
– Не знаю. Я их последний раз пробовал года четыре назад. В Таллине. В столовой на Виру.
– Никогда не была в Таллине.
– Кстати, о котлетах. Я, между прочим, по пельменям большой специалист. Как ты к ним относишься?
– Положительно.
– Это хорошо. Терпеть не могу, когда усладу желудка приносят в жертву сохранению фигуры.
– Ничего с моей фигурой не будет.
– Так придешь ко мне на пельмени?
– В шесть часов вечера после отчета?
– Точно.
– Я подумаю.
– Только не слишком долго. Мне ведь всего два дня осталось. Даже полтора, собственно.
Если она согласится прямо сейчас, загадал Аракелоз, то все будет. И то, что было, и то, чего не было. И Увалиха будет. И отпуск. И все, все, все…
Но прежде чем Марийка успела открыть рот, наверху, на ботдеке, всхрапнув, проснулся громкоговоритель:
– Аракелова на мостик! Аракелова на мостик!
Аракелов чертыхнулся.
– Иди, – сказала Марийка. – Иди. Мастер ждать не любит.
– Что там еще стряслось?
– Вот потом и расскажешь. Иди. А я пока смесь твою допью. Договорились?
– Договорились, – кивнул Аракелов. – Так как насчет пельменей?
– Я подумаю.
– Подумай, – сказал Аракелов. Он безнадежно вздохнул и встал. – Ну, я пошел.
Марийка смотрела на него снизу вверх, и лицо у нее было… Аракелов так и не успел определить какое, потому что вдруг – неожиданно для самого себя – наклонился и поцеловал ее. Губы у нее были мягкие, прохладные, чуть горьковатые от сока.
– Убирайся, – шепотом сказала Марийка, отталкивая его.
Но интонация совсем не соответствовала смыслу слов.
Аракелов выпрямился и, не оборачиваясь, зашагал по палубе. Не оборачиваясь, потому что обернуться было страшно.
Уже у самого трапа на мостик он нос к носу столкнулся с одним из трех радистов «Руслана».
– Что там стряслось, Боря?
– Мэйдэй, – коротко ответил тот и, довольно бесцеремонно отодвинув Аракелова, побежал дальше.
Мэйдэй! Только этого не хватало! Что там еще стряслось?
II
– Еще кофе, капитан? – Кора держала в руке кофейник – удлиненный, изящный, с эмблемой «Транспасифика» на боку: стилизованное кучевое облачко, кумула-нимбус, намеченное небрежными, округлыми голубыми линиями, на нем маленький золотой самолетик со стреловидным оперением, а надо всем этим восходящее солнце, которому золотые лучи придавали сходство с геральдической короной. Такой же знак был и на чашке, которую Стентон решительно отодвинул.
– Нет, спасибо. Докурю и пойду в рубку. Давно пора бы появиться этому чертову тунцелову…
– Не волнуйтесь, капитан. – Кора улыбнулась. Она всегда улыбалась, называя его капитаном, от чего уставное обращение превращалось чуть ли не в интимное. На Стентона эта ее улыбка действовала примерно так же, как стеклянный шарик провинциального гипнотизера: притягивая взгляд, она погружала Сиднея в какое-то подобие транса; он, правда, старался не выдавать себя, но вряд ли это удавалось ему успешно, во всяком случае, он был уверен, что Кора прекрасно все замечает. – Ну потеряем мы полчаса, так наверстаем потом…
Он поднялся из-за стола. Кора – тоже. Не многим женщинам идет форма, Стентон знал это прекрасно, но про Кору сказать такого было нельзя. Как, впрочем, было нельзя и сказать ей об этом: в бытность свою стюардессой она наслушалась еще не таких комплиментов… Кора быстрым движением поправила – непонятно зачем, подумал Стентон – свою короткую и густую гриву цвета дубовой коры.
– Пойдемте, капитан! – Удивительно, сколько оттенков можно придать одному и тому же слову! Теперь оно прозвучало как-то залихватски, вызвав в памяти призраки капитана Мариэтта и Майн Рида, но сквозило в нем и скрытое уважение, объясняемое не только субординацией.
– Вы к себе, Кора?
– Да. С Факарао передали список грузов, надо прикинуть, что куда…
С таким суперкарго, как Кора, не пропадешь. У нее было какое-то чутье, интуитивное ощущение корабля: почти без расчетов она всегда могла точно указать, в какой из тринадцати грузовых отсеков дирижабля и в какое место этого отсека надо уложить тот или иной груз, чтобы обеспечить равномерность нагрузок. Однажды Бутч Андрейт, второй пилот и большой любитель всяческих пари, взялся проверять ее работу на корабельном компьютере. В итоге ему пришлось угостить Кору обедом в уютном болгарском ресторанчике в Окленде, причем хитроумная Кора пригласила весь экипаж, благо условия пари предусматривали такой обед, «какой она захочет». Получилось, надо признаться, весьма неплохо… Пожалуй, именно в тот вечер Стентон впервые обратил на нее внимание – не только как на первоклассного суперкарго.
– Хорошо, – сказал Стентон. – Посылка для тунцелова готова?
– Конечно, капитан.
Он быстро прошагал через весь коридор, бегом спустился по винтовой лестнице на грузовую палубу «В» и распахнул дверь рубки.
Пассажиры на транспортных дирижаблях – явление почти исключительное. Иногда это бывают сопровождающие при грузах, еще реже – какие-нибудь особые представители различных ведомств, по тем или иным причинам не имеющие возможности воспользоваться пассажирскими рейсами. И когда они появляются на борту, их специально приводят сюда – позабавиться и посмотреть на реакцию. Как правило, реакция, увы, не страдает разнообразием:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21