Я висел, схватившись за черную ременную петлю, качаясь взад и вперед с механическим постоянством, душа моя наполнялась мукой при мысли о Соле, одном в доме ужаса.
Теплый спертый воздух салона вызывал тошноту в желудке. В ноздри лез запах плащей и влажной одежды, людей, застигнутых дождем, запах истекающих водой зонтов и промокшей клади.
Я зажмурил глаза и стоял со стиснутыми зубами, молясь, чтобы добраться до дома прежде, чем будет слишком поздно.
Наконец я выбрался из троллейбуса и побежал так быстро, как только мог. Дождь брызгал в лицо, заливал глаза, почти слепил меня. Поскользнувшись, я растянулся на тротуаре, ободрал колени и руки. Я поднялся, поскуливая, чувствуя, что одежда прилипает к телу. Я продолжал неистовый бег, определяя направление одним инстинктом, пока не остановился и не увидел сквозь завесу дождя дом, высокий и темный.
Казалось, он подкрался ко мне и схватил меня сам, ибо я обнаружил, что стою, дрожа, на деревянном крыльце. Я закашлялся, и мороз продрал по коже.
Я толкнул дверь. Сначала я не мог поверить: она все еще была закрыта, а у Сола не было ключей! Я чуть не закричал от радости, сбежав с крыльца. Где он? Я должен его отыскать. Я пустился по дорожке.
Затем, так же уверенно, как если бы меня схватили за плечо, я развернулся и посмотрел на крыльцо. Вспышка молнии осветила темноту, и я увидел разбитое окно. Дыхание мое пресеклось, сердце тяжело билось в груди, словно ходил тяжкий поршень, пока я смотрел на острые треугольники осколков стекла.
Он находился там. Пришла ли уже она? Лежал ли он наверху, в постели, улыбаясь в темноте, ожидая, когда придет ее светлейшее величество и обнимет его?
Я должен его спасти. Без колебаний я взбежал по ступенькам, открыл дверь и оставил ее широко распахнутой, чтобы мы могли убежать.
Я перешагнул коврик и вступил. Дом был тих. Даже буря словно не коснулась его. Даже напористый шум дождя будто становился тише и тише. Затем, охнув, я обернулся, ибо входная дверь со стуком захлопнулась за мной.
Я был в ловушке. Эта мысль вонзила в меня шипы страха, и я чуть не бросился вниз, чтобы попытаться убежать. Но я вспомнил о Соле и начал бороться, чтобы приблизить развязку. Однажды я уже победил дом и могу сделать это опять. Я должен. Ради него.
Я снова ринулся наверх. Вспышки молний снаружи походили на обманчивый неоновый свет, пытающийся вторгнуться в суровость дома. Я крепко держался за перила, бормоча что-то себе под нос, пытаясь сконцентрировать внимание и не поддаться ужасу, опасаясь, что чары дома опять одолеют меня.
Я добрался до двери комнаты моего брата, остановился и прислонился к стене, закрыв глаза. Что, если я обнаружу его мертвым? Я знал, что эта картина лишит меня присутствия духа. Тогда дом сможет нанести поражение, захватив меня в момент полнейшего отчаянья, подчинить мою душу.
Я не позволил себе продолжать: нельзя даже представить, насколько жизнь будет без Сола пустой, бессмысленной. Он жив.
Волнуясь, я открыл дверь, руки мои отнимались от испуга. Комната походила на адскую пещеру. Горло мое сжалось, и я глубоко вздохнул. Я крепко сжал кулаки.
— Сол? — позвал я мягко.
Прогремел гром, и мой голос исчез в шуме. Вспышка молнии на долю секунды озарила комнату дневным светом, и я быстро огляделся, надеясь увидеть его. Затем снова наступила темнота; тишина прерывалась лишь бесконечным дождем, барабанящим по окнам и крыше. Я продвинулся еще на шаг по ковру, осторожно, напрягая слух, пытаясь услышать. Каждый звук заставлял меня вздрагивать. Если бы он был здесь, в доме, он был бы именно в этой комнате.
— Сол? — позвал я громче. — Сол, ответь мне.
Я продвигался в сторону кровати.
Вдруг за моей спиной хлопнула дверь, и я услышал позади себя стремительный звук. Я почувствовал, как его рука сомкнулась на моей руке.
— Сол! — закричал я.
Молния залила комнату отвратительным светом, и я увидел, что он поворачивает ко мне свое белое лицо, в правой руке сжимая подсвечник.
Потом он обрушил на мой лоб страшный удар, вбил в мой мозг клин мучительной боли. Его рука отпустила меня, и я упал на колени, задев лицом его голую ногу, когда рухнул вперед. Последний звук, услышанный мной до того, как мой разум погрузился во тьму, был смех. Смех. Смех.
IX
Я открыл глаза. Я все еще лежал на ковре. Дождь снаружи припустил сильней, шум его походил на грохотанье водопада. Гром все раскатывался в небе, и ночь сверкала вспышками молний.
Во время одной из вспышек я взглянул на кровать. Вид покрывал и простынь, разбросанных повсюду, подтолкнул меня.
Я старался подняться на ноги, но боль в голове бросала меня на колени. Я слабо потряс головой, ощупал глубокую рану на лбу, струйку запекшейся на виске крови. Стоя на коленях, я, постанывая, раскачивался туда-сюда. Я словно опять оказался в той же пустоте и изо всех сил старался вернуть свою власть над жизнью. Власть дома действовала на меня: могущественная, безжалостная и злобная энергия, которая пыталась высосать из меня жизненную силу и затащить в преисподнюю.
Я снова вспомнил Сола, своего брата, воспоминание вернуло мне нужную силу.
— Нет! — закричал я, будто дом сказал, что ныне я беспомощный пленник. Я поднялся на ноги, не обращая внимания на то, что голова кружится, я ковылял по комнате в облаке боли, хватая ртом воздух. Дом пульсировал и гудел, наполненный нестерпимым запахом.
Как пьяный, я поспешил к двери — и отступил, врезавшись в кровать, почти рыча от боли в ногах. Я повернулся в сторону двери и опять рванулся, даже не вытянув перед собой руки, и потому не мог ни на что опереться.
Мучительная боль в разбитом носу заставила издать страдальческий вопль. Сразу же по губам потоком хлынула кровь, и я должен был утирать ее. Рывком я распахнул дверь и поспешил в зал, чувствуя, что нахожусь на грани безумия. Горячая кровь струилась у меня по подбородку, капала, заливая пиджак. Шляпа слетела, но плащ все еще был надет поверх костюма.
Я даже не заметил, что ничто не сдерживает меня на верху лестницы. Я полусбежал-полусъехал по ступеням, подгоняемый гудением, бесформенным смехом, который был и музыкой, и насмешкой. Боль в голове была ужасна. Каждый шаг отдавался так, будто кто-то вколачивает в мой мозг еще один гвоздь.
— Сол! Сол! — выкрикивал я, вбегая в гостиную, и запнулся, попытавшись в третий раз назвать его имя.
Гостиная была темна и пропитана тем же тошнотворным запахом. Голова моя закружилась, но я продолжал движение. Запах, казалось, стал густеть, когда я направился на кухню. Там я прислонился к стене, почти неспособный вздохнуть, огненные точки вращались перед глазами.
Когда молния осветила кухню, я увидел, что дверца буфета открыта настежь, а внутри находится огромная чаша, заполненная чем-то похожим на муку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10