Ну да ничего, главное — результат.
Эрик щедро плеснул себе шампанского и поставил «Чернокнижника». Теперь сигарету, и можно приступать к работе.
От произошедшего бросает в дрожь, но это неважно. Важна лишь машинка, которая спасет виллу, ранчо, квартиру, яхту и самолет. Можно вздохнуть с облегчением, все будет как раньше: вечеринки, девочки, да еще четыре миллиона удалось сэкономить.
Интересно, что получилось?
Эрик закричал.
На белом листе было совсем не то, на что он рассчитывал. Вместо сентиментальной прозы «Приходского леса» появилось нечто иное: «Бежит Джон. Бежит Мэри. За ними бежит Рекс».
(Я для детей ее собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки).
Молодой писатель колотил по клавишам и кричал. Кричал так громко, что уши закладывало.
«Рекс бежит в лес. Мэри бежит за Рексом. Джон бежит за Мэри».
* * *
Дикие крики разбудили соседей. Насмерть перепугавшись, они решили, что на знаменитого писателя напали, и вызвали «Скорую» вместе с полицией. Полицейские прибыли первыми и увидели истошно орущего Эрика за пишущей машинкой.
Неизвестно, что было ужаснее: бьющийся в истерике писатель или машинка, из которой торчал наполовину исписанный лист.
«Мэри лезет на дерево. Джон лезет на дерево. Рекс лает на Джона». Затем пробел и еще несколько строк: «Эрик убивает мистера Донована. Эрик до смерти забивает старика палкой. Эрик крадет меня. Эрик должен сесть в тюрьму».
Может, дело было в освещении, а может, в необычно расположенных клавишах, но полицейским показалось, что машинка ухмыляется.
Ловушка для неосторожных
Дэннис Этчисон не только популярный писатель-фантаст, но и редактор многочисленных антологий. В 1991 году, когда издавался третий том серии «Мастера мрака», он попросил Клайва Баркера, Стивена Кинга, Дина Купца, Джойс Кэрол Оутс и меня выбрать самый любимый из своих рассказов и написать небольшое вступление с объяснением своего выбора. Я послал Этчисону следующее:
"Как же выбрать рассказ, который можно назвать моей «визитной карточкой»? Прежде чем избрать «Всегда я слышу за спиной» (1983), я перечитал несколько и остановился на этом не потому, что он самый страшный («За этот и все мои грехи» гораздо страшнее), не потому, что стиль здесь особенный (как в «Спрятанном смехе»), а потому, что он во всех отношениях самый типичный.
Давайте сначала разберемся со стилистикой. Как и большинству коллег, новые произведения даются мне с огромным трудом. Долгое время, кроме «Первой крови», я вообще ничего не мог писать, а потом мне приснился кошмар, который слово в слово изложен в «Капели». Этот рассказ, тут же приобретенный «Альманахом Эллери Квина», и стал моим первым опубликованным произведением. А буквально через пару дней позвонил агент, сообщив, что «Первой кровью» заинтересовалось крупное издательство. Лишь тот, кто когда-нибудь писал «в стол», поймет, что «Капель» для меня — своего рода талисман.
Ободренный, я взялся за следующую книгу (пресловутый синдром второго романа: «А если не получится?»), но кошмары больше не снились. Второй роман, «Завещание», продолжал буксовать, и я с нетерпением ждал следующего сна, за которым должно последовать вдохновение.
Я в то время был преподавателем литературы в университете Айовы. Готовясь к очередной лекции, случайно открыл «Мою последнюю герцогиню» Роберта Браунинга и почувствовал холодок открытия. Видите ли, в «Капели» повествование ведется от первого лица, чего я всегда опасался, не желая уподобляться Генри Джеймсу .
В комментариях к «Повороту винта» Джеймс назвал такой прием «ловушкой для неосторожных», потому что благодаря повествованию от первого лица невозможно понять, что происходит на самом деле, а что обезумевшей рассказчице только кажется. «Пожалейте читателей, зачем им волноваться о вашем душевном здравии?» И как после такого напутствия из уст уважаемого классика писать от первого лица? Неужели даже кошмары не помогут?
«Моя последняя герцогиня» развеяла все сомнения. Поэма написана в созданном самим Браунингом стиле драматического монолога. «Смотрите, на стене портрет», — начинает Браунинг (вернее, рассказчик). К кому он обращается? Как воспринимает такой стиль читатель?
Примерно в то же время я увлекся творчеством Джеймса Кейна. «Где-то в полдень меня выбросили из грузовика с сеном» — так начинается «Почтальон всегда звонит дважды». По-моему, весьма оригинально, и в данном случае Кейн не обращается непосредственно к читателям. Его ожидающий смертной казни герой пишет своего рода исповедь.
Может, притвориться, что никогда не читал Джеймса, и сосредоточиться на Браунинге с Кейном? Решение принято: буду писать от первого лица. Так естественнее, эмоциональнее, ярче. Можно обратиться к читателю напрямую, как к близкому другу, избегая персонажей-посредников. «Всегда я слышу за спиной» с первого слова до последнего написан под влиянием Браунинга. Однако в тот момент, когда главный герой, он же — жертва, объявляет, что его рассказ — послание тем, кто найдет его бездыханное тело, звучит голос Джеймса Кейна, благослови его бог! Браунинг и Кейн, если бы не вы, не выбраться бы мне из творческого кризиса!
Теперь о тематике. По причинам слишком сложным, чтобы объяснять в короткой статье, больше всего меня волнует спокойствие и стабильность членов моей семьи. Потерять одного из них — что может быть ужаснее? Похоже, все человеческие страхи материальны: 27 июня 1987 года от лейкемии умер мой пятнадцатилетний сын Мэтью. Агония несчастного мальчика, которому не суждено было стать мужчиной, описана в книге «Стрекозы». Но «Капель» и другие рассказы, написанные до смерти Мэтью, уже пронизаны безотчетным страхом и отчаянием: я будто заранее знал, что случится непоправимое. Главный герой «Всегда я слышу за спиной», от имени которого ведется повествование, теряет все, что ему дорого, не по собственной вине, а потому что так случилось. Потому что человеку не всегда под силу контролировать ход событий, а жизнь, видит бог, трудна и несправедлива.
Я ведь на самом деле был преподавателем литературы, и одна из студенток действительно обвинила меня в сексуальном домогательстве. Она писала письма, звонила, угрожала не только мне, но и членам моей семьи. Так что «Всегда я слышу за спиной» основан на реальных событиях, за исключением того, что эта девушка жива и где-то до сих пор плетет свои грязные сети.
Рожденный в Канаде, образование я получил в Пенсильвании и университете Айовы, отчего с юношеской поры крепко полюбил бескрайнее небо и невозмутимую красоту моей новой родины. Полюбил настолько, что решил сделать ее местом действия своих рассказов. Леденящий ужас гнездится не только на мрачном побережье Новой Англии или в жутких гетто бездушных мегаполисов, страх махровым цветом расцветает и в тихой провинциальной глуши под ослепительно яркими лучами солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Эрик щедро плеснул себе шампанского и поставил «Чернокнижника». Теперь сигарету, и можно приступать к работе.
От произошедшего бросает в дрожь, но это неважно. Важна лишь машинка, которая спасет виллу, ранчо, квартиру, яхту и самолет. Можно вздохнуть с облегчением, все будет как раньше: вечеринки, девочки, да еще четыре миллиона удалось сэкономить.
Интересно, что получилось?
Эрик закричал.
На белом листе было совсем не то, на что он рассчитывал. Вместо сентиментальной прозы «Приходского леса» появилось нечто иное: «Бежит Джон. Бежит Мэри. За ними бежит Рекс».
(Я для детей ее собирал. Сейчас они уже взрослые, и с машинкой играют внуки).
Молодой писатель колотил по клавишам и кричал. Кричал так громко, что уши закладывало.
«Рекс бежит в лес. Мэри бежит за Рексом. Джон бежит за Мэри».
* * *
Дикие крики разбудили соседей. Насмерть перепугавшись, они решили, что на знаменитого писателя напали, и вызвали «Скорую» вместе с полицией. Полицейские прибыли первыми и увидели истошно орущего Эрика за пишущей машинкой.
Неизвестно, что было ужаснее: бьющийся в истерике писатель или машинка, из которой торчал наполовину исписанный лист.
«Мэри лезет на дерево. Джон лезет на дерево. Рекс лает на Джона». Затем пробел и еще несколько строк: «Эрик убивает мистера Донована. Эрик до смерти забивает старика палкой. Эрик крадет меня. Эрик должен сесть в тюрьму».
Может, дело было в освещении, а может, в необычно расположенных клавишах, но полицейским показалось, что машинка ухмыляется.
Ловушка для неосторожных
Дэннис Этчисон не только популярный писатель-фантаст, но и редактор многочисленных антологий. В 1991 году, когда издавался третий том серии «Мастера мрака», он попросил Клайва Баркера, Стивена Кинга, Дина Купца, Джойс Кэрол Оутс и меня выбрать самый любимый из своих рассказов и написать небольшое вступление с объяснением своего выбора. Я послал Этчисону следующее:
"Как же выбрать рассказ, который можно назвать моей «визитной карточкой»? Прежде чем избрать «Всегда я слышу за спиной» (1983), я перечитал несколько и остановился на этом не потому, что он самый страшный («За этот и все мои грехи» гораздо страшнее), не потому, что стиль здесь особенный (как в «Спрятанном смехе»), а потому, что он во всех отношениях самый типичный.
Давайте сначала разберемся со стилистикой. Как и большинству коллег, новые произведения даются мне с огромным трудом. Долгое время, кроме «Первой крови», я вообще ничего не мог писать, а потом мне приснился кошмар, который слово в слово изложен в «Капели». Этот рассказ, тут же приобретенный «Альманахом Эллери Квина», и стал моим первым опубликованным произведением. А буквально через пару дней позвонил агент, сообщив, что «Первой кровью» заинтересовалось крупное издательство. Лишь тот, кто когда-нибудь писал «в стол», поймет, что «Капель» для меня — своего рода талисман.
Ободренный, я взялся за следующую книгу (пресловутый синдром второго романа: «А если не получится?»), но кошмары больше не снились. Второй роман, «Завещание», продолжал буксовать, и я с нетерпением ждал следующего сна, за которым должно последовать вдохновение.
Я в то время был преподавателем литературы в университете Айовы. Готовясь к очередной лекции, случайно открыл «Мою последнюю герцогиню» Роберта Браунинга и почувствовал холодок открытия. Видите ли, в «Капели» повествование ведется от первого лица, чего я всегда опасался, не желая уподобляться Генри Джеймсу .
В комментариях к «Повороту винта» Джеймс назвал такой прием «ловушкой для неосторожных», потому что благодаря повествованию от первого лица невозможно понять, что происходит на самом деле, а что обезумевшей рассказчице только кажется. «Пожалейте читателей, зачем им волноваться о вашем душевном здравии?» И как после такого напутствия из уст уважаемого классика писать от первого лица? Неужели даже кошмары не помогут?
«Моя последняя герцогиня» развеяла все сомнения. Поэма написана в созданном самим Браунингом стиле драматического монолога. «Смотрите, на стене портрет», — начинает Браунинг (вернее, рассказчик). К кому он обращается? Как воспринимает такой стиль читатель?
Примерно в то же время я увлекся творчеством Джеймса Кейна. «Где-то в полдень меня выбросили из грузовика с сеном» — так начинается «Почтальон всегда звонит дважды». По-моему, весьма оригинально, и в данном случае Кейн не обращается непосредственно к читателям. Его ожидающий смертной казни герой пишет своего рода исповедь.
Может, притвориться, что никогда не читал Джеймса, и сосредоточиться на Браунинге с Кейном? Решение принято: буду писать от первого лица. Так естественнее, эмоциональнее, ярче. Можно обратиться к читателю напрямую, как к близкому другу, избегая персонажей-посредников. «Всегда я слышу за спиной» с первого слова до последнего написан под влиянием Браунинга. Однако в тот момент, когда главный герой, он же — жертва, объявляет, что его рассказ — послание тем, кто найдет его бездыханное тело, звучит голос Джеймса Кейна, благослови его бог! Браунинг и Кейн, если бы не вы, не выбраться бы мне из творческого кризиса!
Теперь о тематике. По причинам слишком сложным, чтобы объяснять в короткой статье, больше всего меня волнует спокойствие и стабильность членов моей семьи. Потерять одного из них — что может быть ужаснее? Похоже, все человеческие страхи материальны: 27 июня 1987 года от лейкемии умер мой пятнадцатилетний сын Мэтью. Агония несчастного мальчика, которому не суждено было стать мужчиной, описана в книге «Стрекозы». Но «Капель» и другие рассказы, написанные до смерти Мэтью, уже пронизаны безотчетным страхом и отчаянием: я будто заранее знал, что случится непоправимое. Главный герой «Всегда я слышу за спиной», от имени которого ведется повествование, теряет все, что ему дорого, не по собственной вине, а потому что так случилось. Потому что человеку не всегда под силу контролировать ход событий, а жизнь, видит бог, трудна и несправедлива.
Я ведь на самом деле был преподавателем литературы, и одна из студенток действительно обвинила меня в сексуальном домогательстве. Она писала письма, звонила, угрожала не только мне, но и членам моей семьи. Так что «Всегда я слышу за спиной» основан на реальных событиях, за исключением того, что эта девушка жива и где-то до сих пор плетет свои грязные сети.
Рожденный в Канаде, образование я получил в Пенсильвании и университете Айовы, отчего с юношеской поры крепко полюбил бескрайнее небо и невозмутимую красоту моей новой родины. Полюбил настолько, что решил сделать ее местом действия своих рассказов. Леденящий ужас гнездится не только на мрачном побережье Новой Англии или в жутких гетто бездушных мегаполисов, страх махровым цветом расцветает и в тихой провинциальной глуши под ослепительно яркими лучами солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77