- Знаешь, Олег, мне все равно, какое у тебя настроение, каким тоном ты со мной говоришь. В конце концов, мне плевать, что в ближайшие часы тебя либо арестуют, либо пустят пулю в твою дурную голову.
Василий Ефимович обернулся. И только сейчас, чувствуя, как что-то неприятно стягивает губы, удосужился согнутым пальцем, лизнув его, стереть с губ засохшую пасту.
- Вы не говорите загадками, - скривился Олег. - Я хочу знать, почему мне нельзя выходить из собственного дома.
- Во-первых, скажи, куда ты собрался.
- К жене. К бывшей. Устраивает вас такой вариант?
- Она, как я понял, работает в горотделе. Сейчас она дома?
- Зачем бы я поехал, если бы ее не было дома!
«Что за ерунда тут происходит?!» - недоумевал Олег, отвечая на вопросы.
- Ты никуда не поедешь, - тоном, не требующим возражений, сообщил Шерстнев. - Это для твоего же блага. Сделаем по-другому. Сейчас ты позвонишь жене - если мне не изменяет память, ее зовут Людмила. Я разрешаю пригласить ее в гости.
- Даже так? - изумлению Олега не было предела. - И сколько я должен отстегнуть за этот благородный жест?
- Ты не дослушал. Людмила должна остаться здесь на всю ночь. Если у нее есть подруга...
Олег неудержимо рассмеялся. Его смех больше походил на ржание обкурившегося марихуаной коня. Вот это номер! Вот это отколол старикан! Видно, кроме вставной челюсти, у него имеется что-то приставное. Не его ли с таким остервенением он драил в туалете?
Подругу!..
Привести ему подругу!..
Старик, наверное, незнаком с местной статистикой, что средний возраст жителей ну никак не позволяет заняться поисками пары для него. Ну нет в городе подруг подходящего возраста! Столько вообще не живут.
Тут Олег с ненавистью и злорадством одновременно подумал о своей теще. Люда, приезжай, мол, вместе с мамой, посидим, винца попьем. И в разгар обоюдо-злостного веселья вдруг выползет из комнаты мамин искусственно-потенциальный партнер и с шутками-прибаутками: «Монах монашку еге-ге, а хрен в кармане - ого-го!» - отколет еще что-нибудь более прикольное, типа «давайте ляжемте в кровать» или «попрыгаем, кто дальше».
Ну, клоун!
Олег не мог остановиться, и только подобревшие вдруг глаза секс-старца и проступившая на его лице улыбка уняли наконец-то приступ смеха.
- Спасибо вам, Василий Ефимович. За то, что вы есть. Что посетили наш город. Приезжайте еще, будем вам рады.
- Ты о чем это подумал, стервец? - дружелюбно спросил Шерстнев.
- А я только об одном и думаю.
- Ну ладно, повеселились - и хватит. Я заметил: у тебя плохая манера - не выслушивать собеседника до конца. Так вот, Олежек, постарайся, очень постарайся, чтобы твоя жена пришла не одна. Наляжем...
- "Наляжем" - это я уже понял.
- Не лыбься! Наляжем на винцо, наладим разговор - тут мне и флаг в руки. Флаг, понял? Я умею долго и красиво говорить, ночь пройдет незаметно.
- Зачем все это, не пойму?
- Затем, что тебе нужно алиби. Одного меня недостаточно, как и твоей жены, поскольку она лицо заинтересованное. А вот подруга должна и обязана подтвердить, что ни ты, ни я в эту ночь из дома не отлучались. Если потребуется, затянем вечеринку - до девяти, до десяти утра.
- Я согласен - у меня нехорошая манера перебивать и недослушивать, а вот вы все время говорите загадками. Что-то должно случиться этой ночью? С Поляковым?
- Я обещал, что вытащу тебя из дерьма, в которое ты влип, вот и доверься мне.
«Судя по всему, Лев уже здесь, - размышлял Василий Ефимович. - Возможно, ночью он и предпримет попытку устранить Полякова». Если бы не этот болван Скачков, Шерстнев не стал бы тревожить свою голову, изыскивая подходящее для него алиби. Впрочем, тут была обоюдная заинтересованность: Олег был нужен старику. Пока. Когда уедет, забудет о его существовании.
И еще о Леве Радзянском. Время позволяло ему сделать свое дело и утром. Если бы Шерстнев знал о существовании некоего графика Полякова, взявшего за привычку съедать в кафе «На Тенистой» пару стейков на завтрак, и что об этой привычке осведомлен Радзянский, он бы не ломал голову, а отпустил Олега ко всем чертям.
- Пожалуй, по телефону толкового разговора не получится, - продолжил Василий Ефимович. - Вот что, Олег, ты действительно езжай, прояви настойчивость, в крайнем случае скажи, что у тебя гостит известный писатель из Москвы. Должно сработать, женщины падки на такие вещи. Чтобы это не выглядело предложением к пошлой случке, прямо скажи о моем возрасте. Что, мол, у писателя только руки поднимаются. Не по этому ли поводу ты ржал, стервоза?
- Как раз наоборот, Василий Ефимович. Вы больше ничего не хотите сказать? - спросил он. - Основное я понял, но вот детали...
- Всему свое время, сынок, - уклонился от ответа Шерстнев, - ты все узнаешь, - мысленно продолжив: «Льва узнают по когтям».
От этой мысли старику снова стало не по себе. В очередной раз он пожалел, что затеял опасную, смертельную игру навылет.
37
Сегодняшнюю ночь вместе с Леной провел чеченец по имени Ахти. Видимо, он получил от Руслана определенные инструкции, потому что держался от пленницы на расстоянии. Он устроился в кресле, приставив его к двери, и мешал девушке спать, забрасывая ее вопросами, которые указывали на его сексуальную озабоченность.
- Расскажи, как ЭТО было у тебя в первый раз? Что ты чувствовала? Где это произошло?
В конце концов девушка не выдержала и рассмеялась:
- Тебе действительно интересно или у тебя еще не было женщин?
В окно бил свет уличного фонаря, и Лена, повернув голову в сторону оскорбленного смехом стража, отчетливо различила его перекосившееся от злобы лицо. Она знала, как окончательно вывести из себя горячего кавказского парня, стоит только сказать одну коротенькую фразу: «Спроси об этом у своей мамы».
Когда ей было тринадцать лет, после дня рождения матери у них на ночь остались подруга именинницы тетя Зина и ее муж. Их разместили в комнате девочки, а Лене постелили на диване в зале. Ночью она встала в туалет и спросонья вернулась в свою комнату... В полутьме она не различила лиц маминой подруги и ее мужа, стоящего на коленях вплотную к кровати и вполоборота к двери, на его плечах лежали ноги жены. Он делал довольно редкие движения: резкие, глубокие, словно ввинчивался в женщину, и в конце движения надолго застывал, подтягивая ее тело к себе.
В представлении тринадцатилетней девочки это выглядело открытием, поскольку в уме или в глубине души не созревшей или созревающей женщины все движения должны быть по крайней мере ритмичными, ибо ритм - и только он - должен дать наслаждение обоим. Оказывается, постигала она, все гораздо сложнее и... захватывающе. Лена смотрела на любовников, сжимая бедра, чувствуя, как в низу живота рождается горячая волна, и задерживала дыхание на столько, на сколько способен был этот мужчина задержаться внутри женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91