Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всем.
На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.
— Ну, — сказала она наконец.
— Ты хочешь, чтобы я продолжал?
— Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.
— Ты будешь сердиться.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.
Она начала смеяться.
— Я интересовался каждой женщиной.
— «Интересовался» — милое словцо.
— С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь.
— Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? — И сколько раз этот интерес усиливался?
— Право не могу сказать.
— Раз двадцать?
— Пожалуй больше.
— Тридцать?
— Никак не меньше.
— Сорок?
— Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
— Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.
— Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.
— Это ужасно, — проговорила Мод и заплакала.
Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
— Я чувствую себя таким негодяем, — сказал он. — Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
— Сорок первую и последнюю, — всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.
— Я не могу сердиться на тебя, — сказала она. — Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
— Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными… Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые — молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.
Но эти соображения мало интересуют женщин.
— Они были красивее меня? — спросила Мод.
— Кто?
— Те сорок женщин.
— Нет, дорогая, конечно, нет. Чему ты смеешься?
— Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок женщин в одну комнату, а тебя поставить в середине.
— Тебе это кажется смешным? — Франк пожал плечами. — У женщин такие странные понятия о смешном.
Мод хохотала до слез.
— Тебе это не нравится? — спросила она наконец.
— Ничуть, — холодно ответил он.
— Ну конечно, нет. — И она снова разразилась долгим звонким смехом.
— Когда же ты успокоишься? — спросил он обидчиво. Ее ревность нравилась ему гораздо больше, чем ее смех.
— Ну, довольно. Не сердись. Если бы я не смеялась, я бы плакала. Прости меня, Франк. — Она подошла к нему… — Ты доволен?
— Не совсем еще.
— А теперь?
— Ну, ладно. Я прощаю тебе.
— Удивительно! После всех этих признаний оказывается, что он прощает мне. Но ты никогда никого из них не любил так, как любишь меня?
— Никогда.
— Поклянись.
— Клянусь тебе.
— Ни духовно, ни… как ты это еще называешь?
— Ни духовно и никак.
— И никогда больше не будешь?
— Никогда.
— И будешь хорошим мальчиком отныне и навсегда?
— Отныне и на всю жизнь
— И все сорок были ужасны?
— Ну, нет, Мод, этого я не могу сказать.
Она надула розовые губки.
— Значит, они тебе больше нравятся?
— Какие глупости ты говоришь, Мод! Если бы какая-нибудь из них нравилась мне больше тебя, я бы женился на ней.
— Да, пожалуй, что так. И если ты женился на мне, то приходится думать, что мною ты заинтересовался больше всех. Я не подумала об этом.
— Глупая девочка. Ну конечно же, ты мне нравишься больше их всех. Давай бросим этот разговор и не будем больше никогда к нему возвращаться.
— У тебя есть их фотографические карточки?
— Нет.
— Ни одной?
— Нет.
— Что же ты с ними сделал?
— У меня вообще их было очень мало.
— А те, что у тебя были?
— Я их уничтожил перед свадьбой.
— Очень мило с твоей стороны. Ты об этом не жалеешь?
— Нет, по-моему, так и следовало сделать.
— Какие тебе больше нравились, брюнетки или блондинки?
— Право, не знаю. Холостяки обыкновенно бывают очень неразборчивы.
— Скажи мне по совести, Франк, ведь не может быть, чтобы ни одна из этих сорока женщин не была красивее меня?
— Оставь, Мод, давай поговорим о чем-нибудь другом.
— И ни одна не была умнее?
— Как ты сегодня нелепо настроена!
— Нет, ты ответь мне.
— Я уже ответил тебе.
— Я не слышала.
— Неправда, ты отлично все слышала. Я сказал, что если я женился на тебе, то это доказывает, что ты мне нравилась больше всех. Я не говорю, что ты — одно совершенство, но мне дороже всего именно такое соединение всех хороших и дурных качеств, какое я нашел в тебе.
— Да, вот как! — заметила Мод с некоторым сомнением. — Люблю тебя за откровенность.
— Ну вот, я обидел тебя.
— О нет, нисколько. Мне было бы невыносимо думать, что ты что-нибудь от меня скрываешь.
— А ты, Мод, со мной будешь так же откровенна?
— Да, дорогой, после всех твоих признаний, я чувствую, что должна быть с тобою откровенна. У меня тоже было кое-что в прошлом.
— У тебя!
— Может быть, лучше не вспоминать всех этих старых историй!
— Нет, я предпочел бы узнать их.
— Тебе будет неприятно.
— Нет, конечно, нет.
— Во-первых, Франк, я должна сказать тебе следующее. Если когда-нибудь замужняя женщина говорит своему мужу, что, прежде чем она встретила его, она никогда не испытывала ни малейшего волнения при виде другого мужчины, — это будет ложь. Может быть, и есть такие женщины, но я их никогда не встречала. И, не думаю, чтобы они могли мне нравиться, потому что это должны быть холодные, сухие, несимпатичные, безжизненные натуры.
— Мод, ты любила кого-нибудь другого!
— Не буду отрицать, что я интересовалась — и даже очень сильно — многими другими мужчинами.
— Многими!
— Ведь это было прежде, чем я встретила тебя.
— Ты любила нескольких мужчин?
— Конечно, большею частью чувство это было очень внутреннее. Любовь — понятие такое растяжимое.
— Боже мой, Мод, сколько же мужчин сумели внушить тебе подобное чувство?
— По правде сказать, Франк, молодая здоровая женщина слегка увлекается почти каждым молодым мужчиной, которого она встречает. Я знаю, что ты ждешь от меня самого чистосердечного признания, поэтому я должна сознаться, что некоторыми мужчинами я особенно сильно увлекалась.
— Ты, по-видимому, была довольно опытна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.
— Ну, — сказала она наконец.
— Ты хочешь, чтобы я продолжал?
— Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.
— Ты будешь сердиться.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.
Она начала смеяться.
— Я интересовался каждой женщиной.
— «Интересовался» — милое словцо.
— С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь.
— Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? — И сколько раз этот интерес усиливался?
— Право не могу сказать.
— Раз двадцать?
— Пожалуй больше.
— Тридцать?
— Никак не меньше.
— Сорок?
— Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
— Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.
— Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.
— Это ужасно, — проговорила Мод и заплакала.
Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
— Я чувствую себя таким негодяем, — сказал он. — Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
— Сорок первую и последнюю, — всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.
— Я не могу сердиться на тебя, — сказала она. — Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
— Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными… Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые — молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.
Но эти соображения мало интересуют женщин.
— Они были красивее меня? — спросила Мод.
— Кто?
— Те сорок женщин.
— Нет, дорогая, конечно, нет. Чему ты смеешься?
— Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок женщин в одну комнату, а тебя поставить в середине.
— Тебе это кажется смешным? — Франк пожал плечами. — У женщин такие странные понятия о смешном.
Мод хохотала до слез.
— Тебе это не нравится? — спросила она наконец.
— Ничуть, — холодно ответил он.
— Ну конечно, нет. — И она снова разразилась долгим звонким смехом.
— Когда же ты успокоишься? — спросил он обидчиво. Ее ревность нравилась ему гораздо больше, чем ее смех.
— Ну, довольно. Не сердись. Если бы я не смеялась, я бы плакала. Прости меня, Франк. — Она подошла к нему… — Ты доволен?
— Не совсем еще.
— А теперь?
— Ну, ладно. Я прощаю тебе.
— Удивительно! После всех этих признаний оказывается, что он прощает мне. Но ты никогда никого из них не любил так, как любишь меня?
— Никогда.
— Поклянись.
— Клянусь тебе.
— Ни духовно, ни… как ты это еще называешь?
— Ни духовно и никак.
— И никогда больше не будешь?
— Никогда.
— И будешь хорошим мальчиком отныне и навсегда?
— Отныне и на всю жизнь
— И все сорок были ужасны?
— Ну, нет, Мод, этого я не могу сказать.
Она надула розовые губки.
— Значит, они тебе больше нравятся?
— Какие глупости ты говоришь, Мод! Если бы какая-нибудь из них нравилась мне больше тебя, я бы женился на ней.
— Да, пожалуй, что так. И если ты женился на мне, то приходится думать, что мною ты заинтересовался больше всех. Я не подумала об этом.
— Глупая девочка. Ну конечно же, ты мне нравишься больше их всех. Давай бросим этот разговор и не будем больше никогда к нему возвращаться.
— У тебя есть их фотографические карточки?
— Нет.
— Ни одной?
— Нет.
— Что же ты с ними сделал?
— У меня вообще их было очень мало.
— А те, что у тебя были?
— Я их уничтожил перед свадьбой.
— Очень мило с твоей стороны. Ты об этом не жалеешь?
— Нет, по-моему, так и следовало сделать.
— Какие тебе больше нравились, брюнетки или блондинки?
— Право, не знаю. Холостяки обыкновенно бывают очень неразборчивы.
— Скажи мне по совести, Франк, ведь не может быть, чтобы ни одна из этих сорока женщин не была красивее меня?
— Оставь, Мод, давай поговорим о чем-нибудь другом.
— И ни одна не была умнее?
— Как ты сегодня нелепо настроена!
— Нет, ты ответь мне.
— Я уже ответил тебе.
— Я не слышала.
— Неправда, ты отлично все слышала. Я сказал, что если я женился на тебе, то это доказывает, что ты мне нравилась больше всех. Я не говорю, что ты — одно совершенство, но мне дороже всего именно такое соединение всех хороших и дурных качеств, какое я нашел в тебе.
— Да, вот как! — заметила Мод с некоторым сомнением. — Люблю тебя за откровенность.
— Ну вот, я обидел тебя.
— О нет, нисколько. Мне было бы невыносимо думать, что ты что-нибудь от меня скрываешь.
— А ты, Мод, со мной будешь так же откровенна?
— Да, дорогой, после всех твоих признаний, я чувствую, что должна быть с тобою откровенна. У меня тоже было кое-что в прошлом.
— У тебя!
— Может быть, лучше не вспоминать всех этих старых историй!
— Нет, я предпочел бы узнать их.
— Тебе будет неприятно.
— Нет, конечно, нет.
— Во-первых, Франк, я должна сказать тебе следующее. Если когда-нибудь замужняя женщина говорит своему мужу, что, прежде чем она встретила его, она никогда не испытывала ни малейшего волнения при виде другого мужчины, — это будет ложь. Может быть, и есть такие женщины, но я их никогда не встречала. И, не думаю, чтобы они могли мне нравиться, потому что это должны быть холодные, сухие, несимпатичные, безжизненные натуры.
— Мод, ты любила кого-нибудь другого!
— Не буду отрицать, что я интересовалась — и даже очень сильно — многими другими мужчинами.
— Многими!
— Ведь это было прежде, чем я встретила тебя.
— Ты любила нескольких мужчин?
— Конечно, большею частью чувство это было очень внутреннее. Любовь — понятие такое растяжимое.
— Боже мой, Мод, сколько же мужчин сумели внушить тебе подобное чувство?
— По правде сказать, Франк, молодая здоровая женщина слегка увлекается почти каждым молодым мужчиной, которого она встречает. Я знаю, что ты ждешь от меня самого чистосердечного признания, поэтому я должна сознаться, что некоторыми мужчинами я особенно сильно увлекалась.
— Ты, по-видимому, была довольно опытна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36