Давид со стоном встал сначала на колени, потом ему удалось снова принять вертикальное положение и сделать два-три нетвердых шага, отступая от жаждущего крови родственника, но у него не было шанса. В противоположность своему широкоплечему дядюшке, который, злорадно ухмыляясь, неотступно, хотя и неторопливо шел на него, Давид был безоружен.
Арес плюнул на благословенную землю и с садистским удовольствием поиграл мечом в своей руке.
– Ах ты, Боже мой, – усмехнулся он. – Я долго ждал…
– Давид!!
Конец фразы потерялся в громком выкрике, который донесся из передней части крипты.
Он сразу узнал ее голос, еще прежде чем увидел Стеллу в свете факелов перед тайным проходом. Пальцы ее протянутой руки твердо сжимали рукоять меча тамплиера, хотя он не сразу понял, что она принесла ему оружие.
– Время для последнего урока. – Прежде чем он договорил последнее слово, он уже инстинктивно парировал удар.
Они сражались более чем ожесточенно. Атаки и парады – маневры с целью отвести удары противника – сменяли друг друга с головокружительной быстротой. Наибольшей угрозой для Давида был короткий бой с вполне предугадываемым исходом: он давно не тренировался и многое позабыл из того, чему научился у «мастера меча». Противник молотил его сейчас с беспредельной злобой, он проткнул его левое плечо, оставив на нем глубокий кровоточащий шрам, но в свою очередь получил за это не менее серьезный порез в области поясницы. Давид изменил тактику: теперь ни одну из его атак невозможно было предугадать, ни одно движение не поддавалось расчету. Он отбросил все трюки и подставы, которым научил его Арес, и стал парировать инстинктивно, так же, как инстинктивно атаковал сам. Приемы и трюки, которым его обучили, предполагали, что противник в бою использует прежде всего голову, ум. Но Арес на этот раз боролся в припадке бешеной ярости и сумасшедшей решимости; с тем же успехом он мог посылать оружие вслепую.
Это была неверная стратегия!
Когда Давид в течение доли секунды прочел неуверенность и беспокойство, чуть ли не страх в глазах своего визави, он понял, что силы неравны: его, Давида, атаки перевешивали! Гунн отступал под его натиском шаг за шагом. Неужели он смог этого добиться?
Давид почувствовал невообразимую боль на тыльной стороне руки, держащей меч. Он громко закричал, выронил оружие и со страхом уставился на кинжал, который оказался вдруг в левой руке противника. Горячая кровь капала на лежащий у его ног меч магистра.
Арес ухмыльнулся, уверенный в победе, и изготовился с заметным удовольствием к финальному удару, как вдруг Квентин, вооруженный саблей араба, набросился на него!
Давид так же мало видел приближающегося к ним монаха, как и Гунна, который ошеломленно повернулся к Давиду спиной и занес свой клинок, но юноша тотчас отреагировал. Его кровоточащая рука схватилась за рукоять, подняла меч, валявшийся у ног, и рванула его вверх. Арес заметил это движение краем глаза, отложил удар, которым собирался разрубить монаха на две половинки, и снова развернулся к Давиду.
Но было поздно. Меч магистра тамплиеров, со свистом разрезав воздух, опустился на череп Гунна и расколол его до самой шеи.
Все было кончено. Давид отступил, измученный, смертельно уставший, обливаясь потом, задыхаясь от боли и напряжения, в то время как еще один бесконечно долгий момент Гунн стоял неподвижно и смотрел на него глазами, расстояние между которыми все сильнее увеличивалось, потом он замертво рухнул на землю.
Стелла вскрикнула и, едва не споткнувшись, попятилась назад. Квентин закрыл глаза и тяжело дыша прислонился к одной из мощных колонн. Кровь пропитала его рясу на высоте бедренной кости – должно быть, Арес успел ранить его кинжалом, но старик храбро поднял руку и покачал головой. Рана явно не угрожала его жизни.
Взгляд Давида обратился к Лукреции, поднявшейся тем временем на хоры.
«Нет, – поправил он себя мысленно, – все еще далеко не кончено».
Его мать удовлетворенно взирала на изуродованный труп брата. Затем послала одну из своих улыбок сыну. Ей не нужно было даже раскрывать рот, чтобы сообщить, что она от него ожидает.
С трудом передвигая ноги, он двинулся вперед.
– Давид… – растерянно прошептала Стелла, но он даже не оглянулся.
Он должен довести все до конца. Теперь!
– Я знала, что ты выиграешь бой, – сказала Лукреция, когда он безо всякого выражения на лице подошел и встал с ней рядом. – Ведь ты мой сын.
– Да, – беззвучно ответил Давид и стиснул рукоятку меча, оружия, которое передал ему отец, чтобы он с его помощью защищал Святой Грааль. От главы «Приоров, или Настоятелей Сиона». От Лукреции. От матери. – И поэтому я должен защитить тебя от тебя самой, – добавил он тихо.
Давид размахнулся и опустил клинок на трухлявое дерево, прежде чем Лукреция поняла, что он задумал. Ее пронзительный крик заставил содрогнуться колонны, подпиравшие свод. В воздух взметнулась пыль, когда мощный удар раздробил ветхий ящик, насчитывавший тысячу лет. Но среди обломков не было блестящей, овеянной легендами чаши Грааля.
Взгляд Давида недоверчиво блуждал среди достойных сожаления остатков его наследства и внезапно остановился на странном прямоугольном предмете, блестевшем серебряным блеском, вокруг которого пыль отступала, словно почтительно стремилась улететь подальше. В то же время он что-то понял, и это еще больше его смутило: сам Гроб был Граалем. Блестящий, переливающийся, как ртуть, он состоял не из серебра, не из стали и не из какого-либо другого материала, который был бы знаком Давиду, – в мире не существовало такого материала. Грааль состоял из власти. Из чистой, непреодолимой власти веры, которую Иисус Христос в годы своей земной жизни и после нее принес человечеству.
Странный штрихкод, послуживший ключом в крипту, который юноша видел на камнях, повторялся и здесь, на поверхности Грааля, на которую не рискнула сесть ни одна пылинка. На Граале также было небольшое углубление, которое, однако, скорее напоминало нарисованное детской рукой солнце или звезду.
Лукреция медленно протянула свои дрожащие пальцы к Граалю. Давид не пытался ее удержать. Он хотел уничтожить Грааль, но он не должен был этого делать, и ему не надо было приходить сюда снова для второй попытки, чтобы увериться, что ему это никогда не удастся. И он не мог убить свою собственную мать, хотя был убежден: только смерть помешает ей попытаться забрать себе то, что определяло ее жизнь в течение стольких столетий.
Но она не коснулась Грааля и отдернула руку всего в миллиметре от величайшей и важнейшей святыни этого мира. Ее тонкие, но невероятно сильные пальцы сомкнулись вокруг запястья Давида и изо всех сил прижали его окровавленную ладонь к серебристой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Арес плюнул на благословенную землю и с садистским удовольствием поиграл мечом в своей руке.
– Ах ты, Боже мой, – усмехнулся он. – Я долго ждал…
– Давид!!
Конец фразы потерялся в громком выкрике, который донесся из передней части крипты.
Он сразу узнал ее голос, еще прежде чем увидел Стеллу в свете факелов перед тайным проходом. Пальцы ее протянутой руки твердо сжимали рукоять меча тамплиера, хотя он не сразу понял, что она принесла ему оружие.
– Время для последнего урока. – Прежде чем он договорил последнее слово, он уже инстинктивно парировал удар.
Они сражались более чем ожесточенно. Атаки и парады – маневры с целью отвести удары противника – сменяли друг друга с головокружительной быстротой. Наибольшей угрозой для Давида был короткий бой с вполне предугадываемым исходом: он давно не тренировался и многое позабыл из того, чему научился у «мастера меча». Противник молотил его сейчас с беспредельной злобой, он проткнул его левое плечо, оставив на нем глубокий кровоточащий шрам, но в свою очередь получил за это не менее серьезный порез в области поясницы. Давид изменил тактику: теперь ни одну из его атак невозможно было предугадать, ни одно движение не поддавалось расчету. Он отбросил все трюки и подставы, которым научил его Арес, и стал парировать инстинктивно, так же, как инстинктивно атаковал сам. Приемы и трюки, которым его обучили, предполагали, что противник в бою использует прежде всего голову, ум. Но Арес на этот раз боролся в припадке бешеной ярости и сумасшедшей решимости; с тем же успехом он мог посылать оружие вслепую.
Это была неверная стратегия!
Когда Давид в течение доли секунды прочел неуверенность и беспокойство, чуть ли не страх в глазах своего визави, он понял, что силы неравны: его, Давида, атаки перевешивали! Гунн отступал под его натиском шаг за шагом. Неужели он смог этого добиться?
Давид почувствовал невообразимую боль на тыльной стороне руки, держащей меч. Он громко закричал, выронил оружие и со страхом уставился на кинжал, который оказался вдруг в левой руке противника. Горячая кровь капала на лежащий у его ног меч магистра.
Арес ухмыльнулся, уверенный в победе, и изготовился с заметным удовольствием к финальному удару, как вдруг Квентин, вооруженный саблей араба, набросился на него!
Давид так же мало видел приближающегося к ним монаха, как и Гунна, который ошеломленно повернулся к Давиду спиной и занес свой клинок, но юноша тотчас отреагировал. Его кровоточащая рука схватилась за рукоять, подняла меч, валявшийся у ног, и рванула его вверх. Арес заметил это движение краем глаза, отложил удар, которым собирался разрубить монаха на две половинки, и снова развернулся к Давиду.
Но было поздно. Меч магистра тамплиеров, со свистом разрезав воздух, опустился на череп Гунна и расколол его до самой шеи.
Все было кончено. Давид отступил, измученный, смертельно уставший, обливаясь потом, задыхаясь от боли и напряжения, в то время как еще один бесконечно долгий момент Гунн стоял неподвижно и смотрел на него глазами, расстояние между которыми все сильнее увеличивалось, потом он замертво рухнул на землю.
Стелла вскрикнула и, едва не споткнувшись, попятилась назад. Квентин закрыл глаза и тяжело дыша прислонился к одной из мощных колонн. Кровь пропитала его рясу на высоте бедренной кости – должно быть, Арес успел ранить его кинжалом, но старик храбро поднял руку и покачал головой. Рана явно не угрожала его жизни.
Взгляд Давида обратился к Лукреции, поднявшейся тем временем на хоры.
«Нет, – поправил он себя мысленно, – все еще далеко не кончено».
Его мать удовлетворенно взирала на изуродованный труп брата. Затем послала одну из своих улыбок сыну. Ей не нужно было даже раскрывать рот, чтобы сообщить, что она от него ожидает.
С трудом передвигая ноги, он двинулся вперед.
– Давид… – растерянно прошептала Стелла, но он даже не оглянулся.
Он должен довести все до конца. Теперь!
– Я знала, что ты выиграешь бой, – сказала Лукреция, когда он безо всякого выражения на лице подошел и встал с ней рядом. – Ведь ты мой сын.
– Да, – беззвучно ответил Давид и стиснул рукоятку меча, оружия, которое передал ему отец, чтобы он с его помощью защищал Святой Грааль. От главы «Приоров, или Настоятелей Сиона». От Лукреции. От матери. – И поэтому я должен защитить тебя от тебя самой, – добавил он тихо.
Давид размахнулся и опустил клинок на трухлявое дерево, прежде чем Лукреция поняла, что он задумал. Ее пронзительный крик заставил содрогнуться колонны, подпиравшие свод. В воздух взметнулась пыль, когда мощный удар раздробил ветхий ящик, насчитывавший тысячу лет. Но среди обломков не было блестящей, овеянной легендами чаши Грааля.
Взгляд Давида недоверчиво блуждал среди достойных сожаления остатков его наследства и внезапно остановился на странном прямоугольном предмете, блестевшем серебряным блеском, вокруг которого пыль отступала, словно почтительно стремилась улететь подальше. В то же время он что-то понял, и это еще больше его смутило: сам Гроб был Граалем. Блестящий, переливающийся, как ртуть, он состоял не из серебра, не из стали и не из какого-либо другого материала, который был бы знаком Давиду, – в мире не существовало такого материала. Грааль состоял из власти. Из чистой, непреодолимой власти веры, которую Иисус Христос в годы своей земной жизни и после нее принес человечеству.
Странный штрихкод, послуживший ключом в крипту, который юноша видел на камнях, повторялся и здесь, на поверхности Грааля, на которую не рискнула сесть ни одна пылинка. На Граале также было небольшое углубление, которое, однако, скорее напоминало нарисованное детской рукой солнце или звезду.
Лукреция медленно протянула свои дрожащие пальцы к Граалю. Давид не пытался ее удержать. Он хотел уничтожить Грааль, но он не должен был этого делать, и ему не надо было приходить сюда снова для второй попытки, чтобы увериться, что ему это никогда не удастся. И он не мог убить свою собственную мать, хотя был убежден: только смерть помешает ей попытаться забрать себе то, что определяло ее жизнь в течение стольких столетий.
Но она не коснулась Грааля и отдернула руку всего в миллиметре от величайшей и важнейшей святыни этого мира. Ее тонкие, но невероятно сильные пальцы сомкнулись вокруг запястья Давида и изо всех сил прижали его окровавленную ладонь к серебристой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79