Ну что ж, это было уже кое-что. По крайней мере, сегодня я лягу спать с надеждой.
27
Когда Феликс уехал на работу, я сел писать материал. Есть старое журналистское правило, которому меня стали учить с первых же дней работы в газете. Набрал фактуры полный блокнот? Теперь отложи его в сторону и садись за стол, больше до самого конца в него не заглядывай. Фактура должна начать жить в тебе самостоятельной жизнью, иначе хорошего материала не получится. Блокнот понадобится только для одного: проверки фактов, цифр и так далее.
Я писал всю первую половину дня, прервавшись лишь один раз, чтобы позвонить по елинскому служебному телефону.
– Можно попросить Таню? – спросил я наобум.
– Попцову? – ответил мужской голос. – Она в командировке.
– Минуточку! – крикнул я, чтобы не дать ему положить трубку, совершенно, впрочем, не представляя, что говорить.
– Да, – вежливо откликнулся он.
– Видите ли... – решился я наконец, – я друг Андрея Елина...
Голос в трубке сразу размягчился, задрожал и как-то потек:
– О, мы знаем, конечно. Такое несчастье... Татьяне уже позвонили, она должна приехать завтра вечером.
Как видно, в отделе это не было ни для кого секретом. Я облегченно перевел дух.
– Вы не подскажете ее домашний телефон?
– Да, да, разумеется, – сочувственно-понимающе отозвался голос.
Итак, снова ожидание. На этот раз хоть с определенным сроком.
Остаток дня прошел в привычной суете. Я отвез материал в контору, там его перепечатывали, я его вычитывал, потом отдал Завражному, с ним вместе мы еще что-то там исправляли, доводили “до ума” и наконец заслали в наборный цех. Когда надо, газета делается быстро: завтра “Курский соловей” будет стоять в номере, и уже послезавтра утром читатели увидят его на полосе. Завражный был доволен.
Светлане сегодня звонить не имело смысла: она с бабушкой ушла в театр. Я поехал домой, то бишь к Феликсу. Но самого Феликса там не оказалось, мне даже ужинать пришлось в полном одиночестве.
Он пришел поздно и зашуровал потихоньку на кухне, стараясь не разбудить меня. Сквозь дрему я слышал, как шипят, разбиваясь на сковороде, яйца. Легко, как бывает во сне, мысль моя перескочила с пятого на десятое, и я сказал ему, на мгновение проснувшись:
– Не горюй, Феликс, завтра я еду смотреть себе комнату. Нашел по объявлению.
– С чего это ты взял, что я горюю? – обиженно спросил он, выглядывая из кухни.
Но я уже снова засыпал. Мысль закруглилась и приобрела законченную форму: быть может, Лика и есть та самая женщина, которая объяснит наконец Феликсу, зачем людям надо жениться, и тогда ему не придется больше утром и вечером есть яичницу.
28
Комната оказалась прелестной. Небольшой, но чистенькой и светлой, окном во двор. А главное, не слишком дорогой. Господи, что еще нужно? Я, не раздумывая, оставил хозяйке задаток.
Больше у меня никаких дел до вечера не намечалось, и я решил устроить себе выходной: поездить по магазинам, купить всяких мелочей, необходимых человеку, который фактически начинает новую жизнь на новом месте. Вечером, часов с шести до десяти, мне, правда, предстояло дежурить по собственному материалу, но назвать это занятие чересчур утомительным тоже было нельзя. Отчасти я даже чувствовал себя не в своей тарелке: никуда не нужно бежать, ни с кем не надо встречаться, никто, включая Завражного, ничего от меня не требует. Какие-то каникулы прямо.
В редакцию я приехал часам к четырем, перекусил и отправился в приемную посмотреть, нет ли гранок. Гранки были, я понес их к себе в кабинет, чтобы в спокойной обстановке заняться проверкой фактов. Как обычно, я выписал их на отдельную бумажку и, листая блокнот, постепенно вычеркивал. В конце концов без ответа остался только вопрос: сколько же времени работал Сергей Уткин на заводе? Конечно, можно было просто обойти его молчанием, принципиального значения он не имел. Но мне подумалось, что нестыковку со сроками все же необходимо выяснить. Ибо в одном случае выходило, что Ирина подавала заявление в суд о разводе через полгода после свадьбы, и это соответствовало логике, а в другом – через полтора, что не лезло ни в какие ворота.
Я взглянул на часы: как бы мне не опоздать позвонить в отдел кадров.
Но я не опоздал.
– Ага, Семен Ильич предупреждал, – сказала неведомая мне Мария Тимофеевна. – Вот оно, “Дело”, у меня под рукой. Значит, так: числится он у нас действительно с декабря позапрошлого года...
“Ну, слава Богу, – подумал я, – не наврала Ирина!”
– С предыдущего места работы уволился всего за неделю до этого, – продолжала Мария Тимофеевна, – так что перерыва в трудовом стаже не имеется.
– Кстати, где он раньше работал? – поинтересовался я из чистого любопытства.
– Минуточку. Вот – орловский городской комбинат бытового обслуживания, фабрика № 2. Радиомастер.
– Как орловский? – спросил я ошарашенно. – Разве не курский?
– Тут написано – орловский, я читать пока не разучилась.
– А где родился, учился? – лихорадочно начал спрашивать я. – Посмотрите в автобиографии!
Она пошелестела бумажками:
– И родился, и крестился – все в Орле.
Вот тебе и на! А мне полчаса назад наш художник принес готовый рисованный заголовок к моему материалу: рука, которая держит в пальцах грубо вылепленную из глины птичку-свистульку, и надпись вязью – “Курский соловей”.
А тут еще Протасов, все это время иронично наблюдавший за моими метаниями, подлил масла:
– Подумаешь, беда! Ну, назови теперь – “Орловский рысак”.
– А иди ты... – сказал я. Мне было совсем не до шуток. И дело не в одном заголовке. Если Ирина так легко могла перепутать город, откуда приехал ее муж, она может ошибиться и в другом. Надо немедленно ее разыскать.
Так, куда я подъезжал, когда мы с ней встречались? К метро “Динамо”. Какие там есть рядом поликлиники? Я нашел в столе справочник. Поликлиники, поликлиники...
В четвертой или пятой по счету мне сказали:
– Работает такая.
– А нельзя позвать ее к телефону?
– Да вы что, очумели, что ли? У нас тут больные, а мы вам будем сестер звать! – ту-ту-ту... Объяснять, что я из газеты, было бессмысленно – не поверят. Я набрал номер главврача – никто не подошел. Надо ехать туда.
На бегу я заскочил к Завражному и в двух словах обрисовал ситуацию. Он помрачнел.
– Давай быстро.. И прямо оттуда звони мне – я сегодня дежурный редактор.
Но когда я добрался до поликлиники, заведующая хирургическим отделением посмотрела на меня с большим удивлением:
– Уткина? Она две недели, как ушла в декретный отпуск. Я почувствовал, что схожу с ума. Подъезжая к Крылатскому, я взглянул на часы: без двадцати семь. В таком идиотском положении я еще не бывал никогда в жизни. Материал стоит на полосе, а я теперь не уверен ни в одной его строчке. Больше того, у меня даже адреса Уткиных нет – Ирина показывала мне дорогу, а сам среди множества этих одноэтажных деревянных развалюх я могу проискать до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49