Он всегда держал его здесь на всякий случай. Кукри был превосходным оружием. Гуркх рассказывал, что им можно отрубить голову так аккуратно, что враг даже не заметит этого, пока не кивнет.
Рука ухватила кукри за инкрустированную рукоять и быстро – так быстро, что полковник не успел угадать ее намерение, – опустила нож на его запястье, отрубив кисть одним точным ударом. Полковник побелел, когда кровь фонтаном хлынула из руки. Он отшатнулся назад, ударившись о стену своей маленькой комнатки, и сбил со стены портрет королевы. Зазвенело стекло.
Все последующее было дурным сном: он беспомощно смотрел, как две руки – его собственная и чужая, которая устроила все это, – подняли кукри, как гигантскую секиру, как его вторая рука поднялась навстречу своему освобождению; как нож поднялся и опустился; как хрустнула кость и ударил новый фонтан крови. Когда к нему пришла смерть, он еще успел увидеть, как три перебирающих пальцами окровавленных твари спрыгнули на пол, прямо в кровавую лужу… и все исчезло. Холод вошел к нему в сердце, хотя на лбу выступил пот. Спокойной ночи, полковник Кристи!
* * *
Делать революцию легко, подумала Левая, когда троица поднималась по ступенькам ИМКА. С каждым часом они становились сильнее. На первом этаже комнаты, и в каждой пара пленников. Их владельцы лежали, ничего не ведая, с руками на груди, или на подушке, или свесив их на пол. В тишине освободители проскальзывали в приоткрытые двери, карабкались на кровати, касались пальцами ждущих ладоней и звали их на бой во имя новой жизни.
* * *
Босуэллу было чертовски плохо. Он нагнулся над раковиной в туалете и попытался сблевать. Но в нем уже ничего не осталось, только боль в желудке. Живот зверски ныл, голова раскалывалась. Когда же он извлечет урок? Он же всегда знал, что он и вино – плохие товарищи. В следующий раз, пообещал он себе, ни капли. Желудок опять скрутило, тошнота подступила к горлу. Он поспешно склонился над раковиной. Ничего. Он подождал, пока тошнота пройдет, и выпрямился, глядя на свое лицо в грязном зеркале. Ну и вид у тебя, парень!
В это время из коридора донесся какой-то шум. За свои двадцать лет и два месяца Босуэлл никогда еще не слышал ничего подобного.
Он осторожно открыл дверь. Что бы там ни происходило, это не было похоже на веселый пикник. Но там его товарищи. Если это драка или пожар, то он обязан прийти им на помощь.
Он выглянул коридор. То, что он там увидел, оглушило его, как молотком. Коридор был плохо освещен – несколько лампочек вырывали из темноты лишь отдельные промежутки между комнатами. Босуэлл возблагодарил Бога за эту милость. Ему вовсе не хотелось видеть происходящее в деталях, хватило и одного впечатления. В коридоре царил бедлам: полуодетые люди в панике метались во все стороны, в то же время стараясь искалечить себя любыми попавшимися под руку острыми предметами. Большинство этих людей он знал, если не по имени, то в лицо. Это были здоровые люди, по крайней мере до сего дня. Теперь их охватила лихорадка самоуничтожения. Повсюду Босуэлл видел один и тот же кошмар. Ножи кромсали руки, кровь брызгала в воздух, как дождь. Кто-то – уж не Иисус ли? – зажал свою руку между дверью и косяком и бил по ней снова и снова, не давая никому остановить его. Один из белых парней подобрал нож полковника и орудовал им. Его рука отлетела, пока Босуэлл смотрел, поднялась на свои пять пальцев и заковыляла по полу. Она была живая!
Некоторые не поддались общему безумию, но другие настигали бедняг и вонзали в них оружие. Один, по имени Северино, содрогался под ударами какого-то парня с внешностью панка, который в ужасе смотрел на то, что делают его руки.
Кто-то появился в двери одной из комнат и побежал к туалету; чужая отрезанная рука вцепилась ему в горло. Это был Макнамара, парень такой худой и так часто подкуренный, что его звали «улыбка на палке». Босуэлл отшатнулся, когда Макнамара ворвался в дверь, прохрипел что-то похожее на мольбу о помощи и рухнул на пол. Он попытался оторвать от своей шеи пятипалого убийцу, но прежде чем Босуэлл успел помочь ему, его движения замедлились и, наконец, стихли.
Босуэлл отошел от тела и снова выглянул в коридор. Теперь мертвые и умирающие завалили узкий проход, и руки, принадлежавшие прежде им, карабкались через тела в кровожадном исступлении, отрезая оставшиеся кисти или просто выплясывая в экстазе на лицах своих хозяев. Когда он оглянулся на лежащего Макнамара, рука, вооружившись перочинным ножом, уже перепиливала его запястья. За ней тянулся кровавый след. Босуэлл понял, что пора убегать, пока не подоспели другие. В это время убийца Северино, панк, подполз к туалету – вернее, его подтащили взбунтовавшиеся руки.
– Помоги, – прохрипел он.
Босуэлл, саданув дверью прямо по лицу панка, захлопнул ее. Разочарованные руки дергали дверь, в то время как губы панка, прижатые к замочной скважине, повторяли: «Помоги. Я не хотел этого делать с тем парнем. Помоги». Босуэлл постарался не обращать внимания на эти мольбы и стал думать, как ему спастись.
Что-то коснулось его ног, и он знал, что это, еще прежде, чем увидел. Одна из рук (левая) полковника Кристи – он узнал ее по татуировке, – уже взбиралась по его ноге. Босуэлл заметался, как ребенок, ужаленный пчелой, слишком испуганный, чтобы стряхнуть ее. Краем глаза он увидел, что рука, кромсающая перочинным ножом запястья Макнамара, закончила свой труд и теперь двигалась к нему. Ее ногти цокали по линолеуму, как клешни краба. Она и двигалась, как краб – не освоила еще прямого движения.
Собственные руки Босуэлла еще слушались его, как и руки его друзей (бывших друзей) там, в коридоре. Им было хорошо и на своем месте. Поистине, ему повезло.
Он наступил на руку на полу. Хрустнули пальцы, и тварь забилась, как раздавленная змея. Теперь он знал, что они уязвимы. Не убирая ноги, он наклонился и подобрал упавший нож, вонзив его в тыльную часть ладони руки Кристи, которая уже карабкалась по его животу. Пальцы руки сжали его тело. Рискуя быть распотрошенным, Босуэлл воткнул нож глубже. Рука еще пыталась двигаться, но потом обмякла, и Босуэлл оторвал ее от своего живота. Она вертелась на ноже и не думала умирать. Тогда он пригвоздил ее к стене, где от нее не могло быть вреда, и перенес внимание на врага под его ногой. Он надавил сильнее и услышал, как хрустнул еще один палец, потом еще. Раздавив все, что мог, он изо всех сил пнул руку о стену; она шмякнулась о зеркало, оставив след, похожий на раздавленный помидор, и упала на пол.
Он не стал ждать, выживет ли она. В дверь уже царапались новые пальцы. Они хотели войти, скоро они это сделают. Он перешагнул через Макнамара и подошел к окну. Оно было небольшим, но он тоже. Он кое-как протиснулся наружу и замешкался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Рука ухватила кукри за инкрустированную рукоять и быстро – так быстро, что полковник не успел угадать ее намерение, – опустила нож на его запястье, отрубив кисть одним точным ударом. Полковник побелел, когда кровь фонтаном хлынула из руки. Он отшатнулся назад, ударившись о стену своей маленькой комнатки, и сбил со стены портрет королевы. Зазвенело стекло.
Все последующее было дурным сном: он беспомощно смотрел, как две руки – его собственная и чужая, которая устроила все это, – подняли кукри, как гигантскую секиру, как его вторая рука поднялась навстречу своему освобождению; как нож поднялся и опустился; как хрустнула кость и ударил новый фонтан крови. Когда к нему пришла смерть, он еще успел увидеть, как три перебирающих пальцами окровавленных твари спрыгнули на пол, прямо в кровавую лужу… и все исчезло. Холод вошел к нему в сердце, хотя на лбу выступил пот. Спокойной ночи, полковник Кристи!
* * *
Делать революцию легко, подумала Левая, когда троица поднималась по ступенькам ИМКА. С каждым часом они становились сильнее. На первом этаже комнаты, и в каждой пара пленников. Их владельцы лежали, ничего не ведая, с руками на груди, или на подушке, или свесив их на пол. В тишине освободители проскальзывали в приоткрытые двери, карабкались на кровати, касались пальцами ждущих ладоней и звали их на бой во имя новой жизни.
* * *
Босуэллу было чертовски плохо. Он нагнулся над раковиной в туалете и попытался сблевать. Но в нем уже ничего не осталось, только боль в желудке. Живот зверски ныл, голова раскалывалась. Когда же он извлечет урок? Он же всегда знал, что он и вино – плохие товарищи. В следующий раз, пообещал он себе, ни капли. Желудок опять скрутило, тошнота подступила к горлу. Он поспешно склонился над раковиной. Ничего. Он подождал, пока тошнота пройдет, и выпрямился, глядя на свое лицо в грязном зеркале. Ну и вид у тебя, парень!
В это время из коридора донесся какой-то шум. За свои двадцать лет и два месяца Босуэлл никогда еще не слышал ничего подобного.
Он осторожно открыл дверь. Что бы там ни происходило, это не было похоже на веселый пикник. Но там его товарищи. Если это драка или пожар, то он обязан прийти им на помощь.
Он выглянул коридор. То, что он там увидел, оглушило его, как молотком. Коридор был плохо освещен – несколько лампочек вырывали из темноты лишь отдельные промежутки между комнатами. Босуэлл возблагодарил Бога за эту милость. Ему вовсе не хотелось видеть происходящее в деталях, хватило и одного впечатления. В коридоре царил бедлам: полуодетые люди в панике метались во все стороны, в то же время стараясь искалечить себя любыми попавшимися под руку острыми предметами. Большинство этих людей он знал, если не по имени, то в лицо. Это были здоровые люди, по крайней мере до сего дня. Теперь их охватила лихорадка самоуничтожения. Повсюду Босуэлл видел один и тот же кошмар. Ножи кромсали руки, кровь брызгала в воздух, как дождь. Кто-то – уж не Иисус ли? – зажал свою руку между дверью и косяком и бил по ней снова и снова, не давая никому остановить его. Один из белых парней подобрал нож полковника и орудовал им. Его рука отлетела, пока Босуэлл смотрел, поднялась на свои пять пальцев и заковыляла по полу. Она была живая!
Некоторые не поддались общему безумию, но другие настигали бедняг и вонзали в них оружие. Один, по имени Северино, содрогался под ударами какого-то парня с внешностью панка, который в ужасе смотрел на то, что делают его руки.
Кто-то появился в двери одной из комнат и побежал к туалету; чужая отрезанная рука вцепилась ему в горло. Это был Макнамара, парень такой худой и так часто подкуренный, что его звали «улыбка на палке». Босуэлл отшатнулся, когда Макнамара ворвался в дверь, прохрипел что-то похожее на мольбу о помощи и рухнул на пол. Он попытался оторвать от своей шеи пятипалого убийцу, но прежде чем Босуэлл успел помочь ему, его движения замедлились и, наконец, стихли.
Босуэлл отошел от тела и снова выглянул в коридор. Теперь мертвые и умирающие завалили узкий проход, и руки, принадлежавшие прежде им, карабкались через тела в кровожадном исступлении, отрезая оставшиеся кисти или просто выплясывая в экстазе на лицах своих хозяев. Когда он оглянулся на лежащего Макнамара, рука, вооружившись перочинным ножом, уже перепиливала его запястья. За ней тянулся кровавый след. Босуэлл понял, что пора убегать, пока не подоспели другие. В это время убийца Северино, панк, подполз к туалету – вернее, его подтащили взбунтовавшиеся руки.
– Помоги, – прохрипел он.
Босуэлл, саданув дверью прямо по лицу панка, захлопнул ее. Разочарованные руки дергали дверь, в то время как губы панка, прижатые к замочной скважине, повторяли: «Помоги. Я не хотел этого делать с тем парнем. Помоги». Босуэлл постарался не обращать внимания на эти мольбы и стал думать, как ему спастись.
Что-то коснулось его ног, и он знал, что это, еще прежде, чем увидел. Одна из рук (левая) полковника Кристи – он узнал ее по татуировке, – уже взбиралась по его ноге. Босуэлл заметался, как ребенок, ужаленный пчелой, слишком испуганный, чтобы стряхнуть ее. Краем глаза он увидел, что рука, кромсающая перочинным ножом запястья Макнамара, закончила свой труд и теперь двигалась к нему. Ее ногти цокали по линолеуму, как клешни краба. Она и двигалась, как краб – не освоила еще прямого движения.
Собственные руки Босуэлла еще слушались его, как и руки его друзей (бывших друзей) там, в коридоре. Им было хорошо и на своем месте. Поистине, ему повезло.
Он наступил на руку на полу. Хрустнули пальцы, и тварь забилась, как раздавленная змея. Теперь он знал, что они уязвимы. Не убирая ноги, он наклонился и подобрал упавший нож, вонзив его в тыльную часть ладони руки Кристи, которая уже карабкалась по его животу. Пальцы руки сжали его тело. Рискуя быть распотрошенным, Босуэлл воткнул нож глубже. Рука еще пыталась двигаться, но потом обмякла, и Босуэлл оторвал ее от своего живота. Она вертелась на ноже и не думала умирать. Тогда он пригвоздил ее к стене, где от нее не могло быть вреда, и перенес внимание на врага под его ногой. Он надавил сильнее и услышал, как хрустнул еще один палец, потом еще. Раздавив все, что мог, он изо всех сил пнул руку о стену; она шмякнулась о зеркало, оставив след, похожий на раздавленный помидор, и упала на пол.
Он не стал ждать, выживет ли она. В дверь уже царапались новые пальцы. Они хотели войти, скоро они это сделают. Он перешагнул через Макнамара и подошел к окну. Оно было небольшим, но он тоже. Он кое-как протиснулся наружу и замешкался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51