- Хватит шуметь, придурок! Кончай базар! Ведешь себя, как распоследний козел! Выметайся, или я скажу Горилле, чтобы он тебя вышвырнул. Ты образумишься…
Что за дела? Загорелся свет, и дверь, к моему изумлению, легко отворилась. Вперед!
- Марлена! Сиди тихо! Последний штурм начнется с минуты на минуту… Я готов… Дерьмо собачье!
Она исчезла, растворившись в темноте, обрамленной распахнутой дверью. Мое оружие было разряжено. У меня не осталось сил даже на то, чтобы заменить магазин автоматического пистолета. Я тоже вышел. Я увидел ее на площади, в свете цветных электрических гирлянд ярмарки; она прикуривала сигарету, остановившись поболтать с Лореттой, другой куколкой.
Я был сегодня на высоте. На миг мне даже показалось, что болваны дрогнули под огнем моих пушек. Встряска была что надо. Посмотрим, может, на той неделе мне опять повезет, я снова обыграю жирного борова, и я проделаю это с Лореттой, которая тоже весьма лакомый кусочек.
Пожалуй, лучше повременить, если, конечно, меня вообще пустят в следующий раз. Вот стоит Санти, как всегда распускающий хвост перед девочками… А вон там Горилла - обезьяна, которая ставит спецэффекты, - собирается заменить разбитое оконное стекло. Когда он обзывает меня косым, это звучит во сто крат оскорбительнее, чем когда это делают другие. Постараюсь, чтобы он меня не заметил, так как уверен, он не упустит случая пройтись на мой счет.
Уже было довольно поздно, но я надеялся, что Альберт еще не вернулся с ужина, и я застану бездействующую карусель: он любит наушничать и не преминет донести на меня хозяину…
Санти направился к билетной кассе с неизменным мегафоном, плохая подделка под чикагского легавого. Он приготовился поймать на удочку того коротышку в габардине и стетсоне, который, несомненно клюнет и войдет, чтобы натянуть Марлену…
Она всегда будет моей куколкой, только я неудачник и имею ее не иначе, как выиграв в карты.
Псих
- Проходите, сеньоры, торопитесь. Вас ждут тридцать бесконечных минут страсти и смертельного риска. За ничтожную плату вы почувствуете себя преступником века, за которым охотится вся полиция Чикаго, в нежных объятиях Марлены или Лоретты, настоящих киноактрис. Хотите купить билет, кабальеро?
Я провел больше десяти минут на негостеприимном перекрестке улиц Граса де Тромбон и Обиспо Чичарра, однако шестое чувство не уведомило меня о появлении кого-то из них. Я оперся, вернее, обнял - притворившись, будто сделал это по рассеянности - столб, которым была обозначена автобусная остановка. Дурнота и ощущение, что голова набита чем-то твердым и тяжелым, усиливались с каждой секундой…
Я вот-вот упаду в обморок? Более чем вероятно. Я в конце концов осознал это, и холодный пот оросил мой лоб, а по спине заструились ледяные ручейки.
Я не отважился закурить, поскольку от этого могло подскочить артериальное давление, без всякого сомнения и так уже повышенное. Я определяю повышение давления интуитивно, поскольку ни разу в жизни не позволял его себе измерять. Хотя я уважаю неумолимые законы вероятности Эрваса и Пандуро, но знаю, что как только зажигаешь сигарету, тотчас из-за угла появляется микроавтобус.
Микроавтобусы - это такие уродливые голубые механизмы, которые осуществляют большую часть пассажирских перевозок в этом городе. Иными словами речь идет о микроскопических автобусах, обладающих всеми характерными особенностями общественного транспорта и его очевидными недостатками, но в соответственном масштабе, с ужасной давкой, сутолокой и клаустрофобией, чему виной до смешного крошечные габариты машины, причем не следует забывать, что в салон набивается до трех десятков пассажиров. Их очень и очень много, и, разумеется, курить внутри не разрешается.
Зачем я рискнул выйти на улицу? Почему меня настиг мучительный приступ агорафобии, а вскоре мне предстоит пережить удушливые спазмы клаустрофобии? Зачем, наконец, я сделал это в столь нехорошее время суток, как шесть часов вечера, когда контрастное освещение придает толпе народа и деталям городского пейзажа фантастический ореол, что рождает зрительные галлюцинации?
Мой страх и невзгоды с лихвой компенсируются причиной, побудившей меня выйти из дома: ежемесячная партия в покер с закуской, оплаченной вскладчину, в доме Хандрито Анофелеса.
Несмотря на мой железный рационализм, покер занимает особое место в моем тоскливом существовании. Обычно я играю в одиночестве, вернее, с воображаемым соперником - не совсем воображаемым, я называю его Судьбой - несколько сдач каждый божий день. Выигрыш или проигрыш означает указание, следует ли мне браться за то или иное дело, насчет которого я решил посоветоваться с картами. От карт зависит решение бытовых вопросов: мочиться в раковину или в унитаз, или же, что важнее, выходить мне на улицу купить продукты или остаться дома, в безопасности, и страдать от голода; подобное случается, когда мама отправляется на экскурсию с бандой пенсионеров и не оставляет мне еды вдоволь.
Сегодня утром тройка дам против двух пар у Судьбы заставили меня принять решение позвонить Хандрито и подтвердить, что я обязательно буду участвовать в нынешней игре… как другие, не знаю.
Нашим посиделкам за картами скоро исполнится десять лет. К покеру нас приохотил никто иной как Хандрито. Психиатр посоветовал ему увлечься какой-нибудь настольной игрой в качестве терапевтического средства против его начинавшейся в то время шизофрении. И Хандрито, немного склонный к драматизму, выбрал покер.
С тех пор мы всегда играем в одном составе. Если кто-то не может, поскольку лежит в больнице или проходит курс лечения седативными препаратами, мы переносим день или неделю встречи, но никогда еще не нарушали ежемесячного ритуала. Нет, вру, нарушали, но это произошло лишь однажды, когда у Пепелу Понсе случился тяжелый рецидив, и в течение сорока дней его держали привязанным к кровати, чтобы он не выцарапал себе глаза во время буйных припадков.
Пятеро славных ребят, мы знакомы уже много лет, случайно встретившись в приемном покое скорой помощи в больнице. Нашу компанию составляют уже упомянутые Пепелу Понсе и Хандрито Анофелес, хозяин: мы всегда играем у него дома, благодаря любезности его родителей, чудесных стариков, которые больше всего на свете боятся болезни Алыдгеймера; затем - Маури Соррикета, самый серьезный из игроков: он не говорит ни слова с того дня, когда ему исполнилось сорок лет, а ему сейчас шестьдесят два, иногда он слегка тормозит игру своей невнятной мимикой. Кука Троконис, наша единственная дама: она говорит, что ей вот-вот стукнет пятьдесят по меньшей мере лет пять, красивая, обаятельная, законченная алкоголичка, подверженная эпилепсии;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58