ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– услышал я свой собственный голос.
Не помню, как мы оказались у нее в подъезде, на самом верхнем, на шестом этаже. Лестничные окошки здесь были низкие и тусклые, и снизу невозможно было ничего разглядеть. Я снял пальто, свернул его, постелил на подоконник, и мы сели.
– О чем ты думаешь? – снова спросил я.
– Так… – Маринка взяла меня за руку и стала медленно перебирать мои жесткие, неприлично крупные пальцы. – Я вспомнила, как в детском садике мы с тобой целовались на время… Ты знаешь, мне совсем не стыдно об этом говорить! – вдруг удивилась она. – Помнишь, Танька еще будильник притащила: выдержим пять минут или нет?
Я взглянул на ее грустную щеку с прядкою у виска, и мне сразу стало спокойно. Нет, мы не можем расстаться никогда: у нас есть прошлое, очень светлое, очень долгое, и это прошлое связывает нас. Я наклонился к ее лицу и сказал:
– А сейчас?..
– Нет, – не отстранившись, печально сказала Маринка. – Сейчас – нет. Тогда мы ничего не понимали, и было хорошо… А сейчас мы всё, всё понимаем.
Сейчас – ни за что. Это значит – украсть у себя «потом».
– Значит, будет «потом»? – Сердце у меня заколотилось быстро, как будто я захлебнулся.
– Будет, Сережа, – коротко сказала Маринка и взглянула мне в глаза.
– А геология? – осторожно спросил я.
– Вместе решим, – после паузы сказала Маринка. – Если вместе, все можно решить, правда?
Я провел рукой по ее щеке и ничего не ответил. Маринка не отстранилась. Она только прикусила губу и чуть-чуть подалась вперед.
Мои пальцы опять дотронулись до ее щеки, холодной, как будто с мороза, и медленно, вздрагивая, начали спускаться ниже, к уголку рта, где кожа становилась теплее и теплее. Губы Маринки дрогнули, как будто она хотела что-то сказать, и я быстро убрал руку.
– Щекотно… – как бы оправдываясь, проговорила Маринка и тихо засмеялась, по-прежнему глядя мне в глаза. Еще ни одна девчонка не смеялась так странно, не отводя от меня глаз. – Смотри… – И рука ее спокойно и уверенно протянулась к моему лицу.
Словно перышки коснулись моих губ – в самом деле было смешно и щекотно.
– У тебя горячие губы… – чуть нахмурясь и понизив голос, как будто это было очень важно, сказала мне Маринка. – А у меня?
Я взглянул на свою руку, потом на ее губы, светлые и нежные даже здесь, в тусклом свете окна, и мне стало неловко, что такая рука дотронется до таких губ. Но Маринкин взгляд говорил мне «ну», как будто в ее глазах кто-то маленький и любопытный кивал головой, подзывая, и я тихо, стараясь почти не касаться, провел пальцами по ее губам.
Теплые они были или холодные, я не успел заметить, но дыхание ее вдруг скользнуло по моим пальцам и, круглое, щекочущее, скатилось мне в рукав.
Тут на темно-коричневом платье Маринки под распахнутым пальто что-то блеснуло.
– Что это? – Я протянул руку, и в моих пальцах оказалась тонкая, как струйка песка, желтая цепочка с полумесяцем на конце.
Маринка наклонила голову так, что подбородок ее коснулся моей руки, взглянула, отшатнулась, коротко ахнув, и быстро застегнула верхнюю пуговицу пальто.
– Так, ничего, – отчужденно сказала она, вставая. – Мне пора.
– И все-таки, что это такое? – резко спросил я и тоже встал.
– Так, цепочка, ты видел… – равнодушно проговорила Маринка, наклоняясь к портфелю, чтобы я не мог видеть ее лица.
– Откуда она у тебя? – изо всех сил стараясь казаться спокойным, спросил я, хотя точно уже знал, откуда; только у Борьки, у него одного, я мог видеть эту цепочку с полумесяцем.
– Не будь мелочным, – тихо сказала Маринка и отвернулась. – Какое твое дело, в конце концов?
Не знаю почему, но одна мысль, что эта тонкая цепочка теперь лежит невидимая под пальто, выводила меня из себя. Если бы я мог увидеть ее еще раз, мне стало бы легче. Но Маринка этого не понимала. Мне хотелось распахнуть ее пальто, сорвать эту цепочку, бросить ее на пол и растирать подошвами ботинок, пока она не превратится в медную пыль. Но я этого, конечно, не сделал. Я схватил свое пальто и побежал, перескакивая через ступеньки, вниз.
17
Шурка с Валькой носились по комнате друг за другом, как два котенка.
– Ну погоди, скелетина! – приговаривала Валька, гоняясь за ним вокруг стола.
– Не возьмешь, стара больно, не возьмешь! – приплясывал Шурик.
Когда-то, в раннем детстве. Валька мне очень нравилась. Была она лет на десять старше нас, но не разыгрывала из себя гранд-даму. Потом она вышла замуж за Анатолия, Шуркиного брата, и перестала для меня существовать.
Жили они все вчетвером (Шурка, отец, Анатолий и Валька) в одной комнате.
Сегодня, видимо, у них шла уборка, потому что весь пол был заплескан водой, а посередине красовались ведро и тряпка.
Валька была в тенниске и тренировочных штанах. Похоже было, что она разозлилась и теперь Шурка не знает, как от нее отделаться.
На меня ни тот, ни другая не обращали ни малейшего внимания. Видно было, что возня для них – самое, так сказать, повседневное дело. А поскольку силы были примерно равные, то они не щадили друг друга.
– Р-раз! – Изловчившись, Валька дала Шурке пинка коленом в спину, он перелетел через всю комнату и рухнул на диван, уткнувшись головой в валик.
Валька вспрыгнула ловко, набросила ему на лицо подушку и с размаху села на нее.
– Вот такие у нас дела, Шурик! – ласково сказала она, пошлепывая Шурку по животу.
Нельзя сказать, что Шурка не сопротивлялся. Однако, подергавшись, он затих.
– Ой, щиплется! – проговорила Валька и, засмеявшись, посмотрела в мою сторону. Сомневаюсь, чтобы Анатолий, будь он дома, одобрил эту возню. – А, это ты… – сказала Валька и, встав, убрала с головы командора подушку. – Получи тело.
Наступила тишина. Я вопросительно взглянул на Вальку, она – на меня. Шурик лежал, уткнувшись лицом в валик, бледный, худенький, съежившийся, голова его была неестественно вывернута вбок, глаза закрыты.
– Ага, – сказал я Вальке злорадно, – удавила деверя, голубушка?
– Он мне шурин, – растерянно ответила Валька и тронула Шурика за плечо.
– Тем более. – Я наклонился к командору и прислушался: дышит он или нет?
Дыхания не было слышно.
Шутки шутками, а мне стало не по себе. Валька тоже испугалась – принялась трясти Шурку за плечи, приподнимать:
– Сашка, миленький, не шути. Это плохая шутка. Слышишь, Сашка?
– Нашатырь нужен, – быстро сказал я.
– Ах я дура большая!.. – запричитала Валька. – Ну скажи, малыш, что тебе сделать?
– Тридцать копеек дай, – басом сказал «малыш».
– Ах, ты вот как со мной! – Валька вскочила. Она хотела разозлиться, но я видел, как она рада. – Бог подаст. Собиралась дать, а теперь не получишь. – И, схватив ведро и тряпку, она убежала в ванную.
– Вот так мы и живем! – Как ни в чем не бывало Шурик вскочил. – Думаешь, не даст тридцать копеек? Пятьдесят даст как миленькая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17