В результате домой он приехал почти в девять вечера. Прежде чем завалиться в кресло, он зажег свет во всем доме.
Даже собственный дом выглядел подозрительно.
Он не был уверен, что его старый дом в Чикаго до сих пор существует, но надеялся, что так оно и есть. Машинально перебирая почту, он размышлял, как он может сейчас выглядеть. В сознании он сливался с образом дома из фильма - мрачный, навевающий жуть особняк, однако со времен его детства дом могли многократно и перекрасить, и перестроить.
По крайней мере он на это надеялся.
Ему показалось, что в доме кто-то есть. Где-то в глубине что-то стукнуло. Он замер с конвертами в руке и прислушался. Однако звук не повторился. Он обошел все здание, но не заметил ничего подозрительного.
В большинстве конвертов были либо счета, либо реклама. Но на одном он увидел почтовый штемпель Брентвуда, Калифорния, и обратный адрес своего старого друга, сценариста из Лос-Анджелеса Филлипа Эммонса. Озадаченный, Сторми распечатал конверт. Внутри оказалось загадочное и интригующее сообщение о том, что Филлип, работая над сценарием для документального фильма о Бенджамине Франклине для компании "ПБС", наткнулся на весьма необычный материал, который, по его мнению, может заинтересовать Сторми.
"Это запись из дневника Томаса Джефферсона, - писал Филлип. - Речь идет, о кукле-привидении. Думаю, тебе будет любопытно взглянуть".
Кукла-привидение?
Это было очень характерно для Филлипа. Он обладал странной способностью всегда держать руку на пульсе, быть в курсе всех духовных и житейских проблем своих друзей, всегда предлагать именно тот предмет или крупицу сведений, в которых человек в данный момент нуждался. Он принадлежал к той породе людей, кто - случайно или преднамеренно - всегда оказывается в нужном месте в нужное время. Филлип писал по преимуществу сценарии сериалов крутых боевиков и фильмов ужасов, замешанных на крови и сексе, и, с точки зрения Сторми, его личная жизнь совпадала с такого рода сюжетами гораздо чаще, чем это требовалось для дела.
Он всегда любил Филлипа, но, надо признаться, всегда его немного побаивался.
Сторми взял в руку страничку ксерокопии и начал читать.
Из дневника Томаса Джефферсона
15 апреля
Опять я Проснулся задолго до Рассвета из-за этого Дьявольского Сна, навеянного Фигурой, которую Показывал Мне Франклин. Я Вижу Этот Сон уже Пятый Раз. Если бы Я не так Хорошо Знал Франклина, Я бы решил, что Он Практикующий Колдун Черной Магии.
Кукла, если Это Кукла, похоже, Сделана из Прутьев, Веток, Соломы, Обрезков Человеческих Волос и Ногтей. Все Это Склеено Некоей Отвратительной Субстанцией, которую мы с Франклином Определили как Засохшее Семя Половых Органов Самца.
Франклин Заявляет, что Ему Встречалась Подобная Фигура во Время его Путешествий, хотя Он Не Помнит, Где. На его месте Я бы Никогда не Смог Забыть такой Предмет и Место, где Это Произошло, Как Не Забуду и Нынешние Сны.
Против Моей Воли и Желания Франклин Принес эту Куклу в свой Дом. Он Намерен держать Ее в своем Кабинете, чтобы иметь Возможность Проводить над Ней свои Эксперименты. Я Умолял Оставить Ее в Доме Духов, где Он Ее и Обнаружил, но Франклин не тот Человек, который Поддается на Уговоры.
Я Боюсь за Франклина и, безусловно, за Всех Нас.
В конце текста дневника располагался рисунок, сделанный рукой Джефферсона. Подробный, тщательно выполненный, четко идентифицируемый и легко узнаваемый.
Чертеж дома.
Самолет приземлился в аэропорту О'Хара в середине дня. Сторми быстро оформил аренду автомобиля и поехал домой.
Он не помнил, когда был здесь последний раз и видел свой старый дом, но это явно было довольно давно. Улицы полностью преобразились. Перестройка охватила весь квартал; старые многоквартирные дома сменились новыми. Крутая шайка польских гангстеров, болтавшихся на перекрестке перед винными лавками, сменилась крутой шайкой черных гангстеров, болтающихся на перекрестке перед винными лавками. Большинство из тех домов, которые он помнил, либо исчезли, либо пришли в полную негодность.
Но его дом совершенно не изменился. Такое ощущение, что дом был накрыт каким-то силовым полем или огорожен невидимым защитным барьером. Уличная разруха не имела к нему ни малейшего отношения. На заборе и стенах не было ни единой надписи; на газоне - ни малейшей мусорной бумажки. Десятки домов, расположенных по соседству, пришли в полную негодность и представляли собой не менее жалкое зрелище, чем окружающие многоквартирные здания, но этого дома изменения не коснулись.
В этом было что-то жуткое.
Бойня.
Он вдруг сообразил, что так и не спросил у того парня, почему он назвал свой фильм "Бойня". Сейчас, сидя посреди трущоб во взятой напрокат машине и глядя на ничуть не изменившийся дом, это показалось ему чрезвычайно важным.
Высокие здания загораживали клонящееся к закату солнце, однако его лучи пробивались сквозь зияющие глазницы оконных рам сгоревшего дома напротив, создавая причудливую игру света и тени на фасаде его дома, игру слишком абстрактную, чтобы думать о чем-то конкретном, и в то же время каким-то образом намекающую на очередной провал в памяти.
Сторми вышел из машины. Он почувствовал себя букашкой перед огромной океанской волной. Чем бы ни было то, что смогло увязать воедино этот дом в Чикаго, кинотеатр в Альбукерке, резервацию и Бог знает что еще, по сравнению с этим он был всего лишь песчинкой. Его пребывание здесь лишено смысла. Мысль о том, что он в состоянии что-то сделать, в состоянии что-то изменить, в состоянии, может быть, оказать на что-то влияние, выглядела полным абсурдом. Его привлекли сюда, призвали, может, даже пригласили, но сейчас он отчетливо понял, что попытка вмешаться в ход событий бессмысленна.
Тем не менее он открыл небольшую калитку и двинулся по ухоженному двору к крыльцу дома.
День был теплым, но в тени дома ощущался холод, и это воспоминание пришло из прошлого. Он снова почувствовал себя беспомощным ребенком, полностью во власти явлений, смысл которых ему недоступен. Он знал, что бабушка и родители умерли, умом понимал это, но в душе все равно было непреодолимое чувство, что они дома, они ждут его, ждут, чтобы снова ругать, снова наказывать, и он вытер о штаны мгновенно вспотевшие ладони.
Ключа у него не было, но входная дверь оказалась не заперта. Он открыл ее и вошел внутрь. Он ошибся: дом изменился. Не само здание, не стены, потолки, полы и не обстановка. Это все осталось точно в таком же виде, как тридцать лет назад. Почти таким же зловещим. Изменилась, как ему показалось, атмосфера дома. Атмосфера величественной педантичности, царившая тут раньше и пропитавшая каждый дюйм этого места, пропала, уступив место тяжкому ощущению грядущего бесстыдства и разврата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Даже собственный дом выглядел подозрительно.
Он не был уверен, что его старый дом в Чикаго до сих пор существует, но надеялся, что так оно и есть. Машинально перебирая почту, он размышлял, как он может сейчас выглядеть. В сознании он сливался с образом дома из фильма - мрачный, навевающий жуть особняк, однако со времен его детства дом могли многократно и перекрасить, и перестроить.
По крайней мере он на это надеялся.
Ему показалось, что в доме кто-то есть. Где-то в глубине что-то стукнуло. Он замер с конвертами в руке и прислушался. Однако звук не повторился. Он обошел все здание, но не заметил ничего подозрительного.
В большинстве конвертов были либо счета, либо реклама. Но на одном он увидел почтовый штемпель Брентвуда, Калифорния, и обратный адрес своего старого друга, сценариста из Лос-Анджелеса Филлипа Эммонса. Озадаченный, Сторми распечатал конверт. Внутри оказалось загадочное и интригующее сообщение о том, что Филлип, работая над сценарием для документального фильма о Бенджамине Франклине для компании "ПБС", наткнулся на весьма необычный материал, который, по его мнению, может заинтересовать Сторми.
"Это запись из дневника Томаса Джефферсона, - писал Филлип. - Речь идет, о кукле-привидении. Думаю, тебе будет любопытно взглянуть".
Кукла-привидение?
Это было очень характерно для Филлипа. Он обладал странной способностью всегда держать руку на пульсе, быть в курсе всех духовных и житейских проблем своих друзей, всегда предлагать именно тот предмет или крупицу сведений, в которых человек в данный момент нуждался. Он принадлежал к той породе людей, кто - случайно или преднамеренно - всегда оказывается в нужном месте в нужное время. Филлип писал по преимуществу сценарии сериалов крутых боевиков и фильмов ужасов, замешанных на крови и сексе, и, с точки зрения Сторми, его личная жизнь совпадала с такого рода сюжетами гораздо чаще, чем это требовалось для дела.
Он всегда любил Филлипа, но, надо признаться, всегда его немного побаивался.
Сторми взял в руку страничку ксерокопии и начал читать.
Из дневника Томаса Джефферсона
15 апреля
Опять я Проснулся задолго до Рассвета из-за этого Дьявольского Сна, навеянного Фигурой, которую Показывал Мне Франклин. Я Вижу Этот Сон уже Пятый Раз. Если бы Я не так Хорошо Знал Франклина, Я бы решил, что Он Практикующий Колдун Черной Магии.
Кукла, если Это Кукла, похоже, Сделана из Прутьев, Веток, Соломы, Обрезков Человеческих Волос и Ногтей. Все Это Склеено Некоей Отвратительной Субстанцией, которую мы с Франклином Определили как Засохшее Семя Половых Органов Самца.
Франклин Заявляет, что Ему Встречалась Подобная Фигура во Время его Путешествий, хотя Он Не Помнит, Где. На его месте Я бы Никогда не Смог Забыть такой Предмет и Место, где Это Произошло, Как Не Забуду и Нынешние Сны.
Против Моей Воли и Желания Франклин Принес эту Куклу в свой Дом. Он Намерен держать Ее в своем Кабинете, чтобы иметь Возможность Проводить над Ней свои Эксперименты. Я Умолял Оставить Ее в Доме Духов, где Он Ее и Обнаружил, но Франклин не тот Человек, который Поддается на Уговоры.
Я Боюсь за Франклина и, безусловно, за Всех Нас.
В конце текста дневника располагался рисунок, сделанный рукой Джефферсона. Подробный, тщательно выполненный, четко идентифицируемый и легко узнаваемый.
Чертеж дома.
Самолет приземлился в аэропорту О'Хара в середине дня. Сторми быстро оформил аренду автомобиля и поехал домой.
Он не помнил, когда был здесь последний раз и видел свой старый дом, но это явно было довольно давно. Улицы полностью преобразились. Перестройка охватила весь квартал; старые многоквартирные дома сменились новыми. Крутая шайка польских гангстеров, болтавшихся на перекрестке перед винными лавками, сменилась крутой шайкой черных гангстеров, болтающихся на перекрестке перед винными лавками. Большинство из тех домов, которые он помнил, либо исчезли, либо пришли в полную негодность.
Но его дом совершенно не изменился. Такое ощущение, что дом был накрыт каким-то силовым полем или огорожен невидимым защитным барьером. Уличная разруха не имела к нему ни малейшего отношения. На заборе и стенах не было ни единой надписи; на газоне - ни малейшей мусорной бумажки. Десятки домов, расположенных по соседству, пришли в полную негодность и представляли собой не менее жалкое зрелище, чем окружающие многоквартирные здания, но этого дома изменения не коснулись.
В этом было что-то жуткое.
Бойня.
Он вдруг сообразил, что так и не спросил у того парня, почему он назвал свой фильм "Бойня". Сейчас, сидя посреди трущоб во взятой напрокат машине и глядя на ничуть не изменившийся дом, это показалось ему чрезвычайно важным.
Высокие здания загораживали клонящееся к закату солнце, однако его лучи пробивались сквозь зияющие глазницы оконных рам сгоревшего дома напротив, создавая причудливую игру света и тени на фасаде его дома, игру слишком абстрактную, чтобы думать о чем-то конкретном, и в то же время каким-то образом намекающую на очередной провал в памяти.
Сторми вышел из машины. Он почувствовал себя букашкой перед огромной океанской волной. Чем бы ни было то, что смогло увязать воедино этот дом в Чикаго, кинотеатр в Альбукерке, резервацию и Бог знает что еще, по сравнению с этим он был всего лишь песчинкой. Его пребывание здесь лишено смысла. Мысль о том, что он в состоянии что-то сделать, в состоянии что-то изменить, в состоянии, может быть, оказать на что-то влияние, выглядела полным абсурдом. Его привлекли сюда, призвали, может, даже пригласили, но сейчас он отчетливо понял, что попытка вмешаться в ход событий бессмысленна.
Тем не менее он открыл небольшую калитку и двинулся по ухоженному двору к крыльцу дома.
День был теплым, но в тени дома ощущался холод, и это воспоминание пришло из прошлого. Он снова почувствовал себя беспомощным ребенком, полностью во власти явлений, смысл которых ему недоступен. Он знал, что бабушка и родители умерли, умом понимал это, но в душе все равно было непреодолимое чувство, что они дома, они ждут его, ждут, чтобы снова ругать, снова наказывать, и он вытер о штаны мгновенно вспотевшие ладони.
Ключа у него не было, но входная дверь оказалась не заперта. Он открыл ее и вошел внутрь. Он ошибся: дом изменился. Не само здание, не стены, потолки, полы и не обстановка. Это все осталось точно в таком же виде, как тридцать лет назад. Почти таким же зловещим. Изменилась, как ему показалось, атмосфера дома. Атмосфера величественной педантичности, царившая тут раньше и пропитавшая каждый дюйм этого места, пропала, уступив место тяжкому ощущению грядущего бесстыдства и разврата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94