все это звучит жалобно и немного отталкивающе. В общем, он написал ей множество писем, и все они остались без ответа.
— Он унижался, — прокомментировала Эстер31, — он купался в унижении, причём самым омерзительным образом. Дошёл до того, что предлагал ей денег, много денег, за то чтобы она провела с ним ещё одну, последнюю ночь. Это было тем большим абсурдом, что сама она стала очень неплохо зарабатывать как актриса. Под конец он начал бродить вокруг её дома в Мадриде; она несколько раз видела его в барах, и ей стало страшно. У неё в то время появился новый бойфренд, с которым ей было хорошо: занимаясь с ним любовью, она получала большое удовольствие, какого никогда не могла вполне достичь с вашим предком. Она даже думала обратиться в полицию, но он всего лишь бродил по кварталу, не делая попыток вступить с ней в контакт, и в конце концов исчез.
Я не удивился, все это вполне соответствовало моим сведениям о личности Даниеля1. Я спросил у Эстер31, что было потом — уже понимая, что заранее знаю ответ и на этот вопрос.
— Он покончил с собой. Он покончил с собой после того, как увидел её в фильме «Una mujer desnuda», где она сыграла главную роль; это был фильм по роману одной молодой итальянки, в то время пользовавшемуся некоторым успехом: героиня рассказывала, как она приобретала все новый и новый сексуальный опыт, ни разу не испытав ни малейшего чувства. Перед самоубийством он написал ей последнее письмо — в нём не говорилось ни слова о смерти, она обо всём узнала из газет; наоборот, в его письме слышится радость, почти эйфория, он заявляет, что верит в их любовь, в то, что трудности, с которыми им пришлось столкнулись в последние год или два, носят поверхностный характер. Именно это письмо оказало на Марию23 катастрофическое воздействие: именно из-за него она решила уйти, вообразив, что где-то сформировалось сообщество — людей или неолюдей, в сущности, она и сама хорошенько не знала — и в нём создан новый тип организации отношений; что радикальное одиночество индивидов, привычное нам, можно отменить уже сейчас, не дожидаясь пришествия Грядущих. Я пыталась её вразумить, объяснить, что письмо свидетельствует исключительно о повреждении умственных способностей вашего предшественника, о его последней, возвышенной попытке отвергнуть реальность, что упомянутая им бесконечная любовь существовала лишь в его воображении, а на самом деле Эстер вообще никогда его не любила. Все напрасно; Мария23 считала это письмо, и особенно завершающие его стихи, документом огромной важности.
— Вы с ней не согласны?
— Не спорю, это любопытный текст, в нём нет ни иронии, ни сарказма, он сильно отличается от обычной его манеры; он даже кажется мне довольно трогательным. Но чтобы придавать ему такое значение… Нет, я не согласна. Вероятно, Мария23 сама не вполне уравновешенна; только этим можно объяснить тот факт, что она поняла смысл последней строки как конкретную и заслуживающую доверия информацию.
Эстер31, безусловно, ждала моего следующего вопроса; не прошло и минуты — она лишь нажала несколько клавиш, — как я уже мог прочесть последние стихи, которые Даниель перед смертью отправил Эстер; те самые стихи, что заставили Марию23 покинуть своё жильё, отказаться от своих привычек, от всей своей жизни и пуститься на поиски гипотетического сообщества неолюдей:
С тобою встретимся мы снова,
Моя растраченная жизнь.
Моей надежды миражи,
Моё несдержанное слово.
И я постигну наконец
То высшее на свете счастье,
Когда тела в сплетенье страсти
Находят вечности венец.
Всего себя тебе отдав,
Я слышу мира колебанье,
Я вижу солнце утром ранним
И знаю, что отныне прав,
И мне, ровеснику Земли,
Единый миг любви откроет
Во времени — безбрежном море -
Возможность острова вдали.
часть третья. Заключительный комментарий. Эпилог
А что было снаружи мира?
В этот период, в начале июня, заря занималась уже в четыре утра, несмотря на достаточно низкую широту; изменение наклона земной оси имело, помимо Великой Засухи, немало последствий подобного рода.
У Фокса, как и у всех собак, не было определённых часов сна: мы ложились спать вместе и вместе просыпались. Он с любопытством ходил за мной по пятам из комнаты в комнату, пока я собирал лёгкий рюкзак, и весело замахал хвостом, когда я, закинув рюкзак за плечи, вышел из дому и направился к ограждению; обычно мы отправлялись на утреннюю прогулку гораздо позже.
Когда я привёл в действие кодовый замок, он посмотрел на меня удивлённо. Металлические колеса медленно повернулись, открывая проход шириной в несколько метров; я сделал три шага вперёд и оказался снаружи. Фокс снова бросил на меня неуверенный, вопросительный взгляд; ни в воспоминаниях о предыдущей жизни, ни в генетической памяти у него не было заложено ничего похожего на подобное событие; честно говоря, у меня тоже. Постояв в нерешительности ещё несколько секунд, он тихонько потрусил ко мне.
Сначала мне предстояло пройти около десяти километров по плоскому, лишённому растительности пространству; за ним начинался очень пологий лесистый склон, тянувшийся до самого горизонта. Весь мой замысел сводился к тому, чтобы двигаться на запад, а лучше на юго-запад; неочеловеческое, человеческое или неизвестно какое сообщество могло находиться на месте прежнего Лансароте или где-то в ближайших окрестностях; может быть, мне удастся его найти; такова была моя единственная цель. Популяции регионов, лежащих на моём пути, почти не изучены; зато там недавно велись съёмочные работы, и я располагал точными топографическими картами.
Идти было легко, несмотря на каменистую почву, и часа через два я вступил под полог леса; Фокс семенил рядом, явно радуясь затянувшейся прогулке, возможности размять свои маленькие лапки. Я ни на минуту не забывал, что мой уход — это крах, а возможно, и самоубийство. В рюкзаке лежали капсулы с минеральными солями, они позволят мне продержаться долгие месяцы: на всём протяжении пути я, скорее всего, не буду испытывать недостатка в питьевой воде и в солнечном свете; конечно, когда-нибудь запас солей кончится, но ближайшая насущная задача состояла в том, чтобы прокормить Фокса: теоретически я мог охотиться, я взял из дому пистолет и несколько коробок с патронами — но ни разу в жизни не стрелял и не имел ни малейшего понятия о том, какие животные могут мне встретиться в регионах, которые предстояло пересечь.
Под вечер лес стал редеть, и я вышел на поляну с чахлой травой; она находилась на самой вершине склона, по которому я шагал весь день. К западу склон довольно круто шёл вниз, а за ним, сколько хватало глаз, тянулись высокие холмы и глубокие долины, по-прежнему покрытые лесом. До сих пор мне не попалось никаких признаков человеческого присутствия, более того, никаких следов животной формы жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Он унижался, — прокомментировала Эстер31, — он купался в унижении, причём самым омерзительным образом. Дошёл до того, что предлагал ей денег, много денег, за то чтобы она провела с ним ещё одну, последнюю ночь. Это было тем большим абсурдом, что сама она стала очень неплохо зарабатывать как актриса. Под конец он начал бродить вокруг её дома в Мадриде; она несколько раз видела его в барах, и ей стало страшно. У неё в то время появился новый бойфренд, с которым ей было хорошо: занимаясь с ним любовью, она получала большое удовольствие, какого никогда не могла вполне достичь с вашим предком. Она даже думала обратиться в полицию, но он всего лишь бродил по кварталу, не делая попыток вступить с ней в контакт, и в конце концов исчез.
Я не удивился, все это вполне соответствовало моим сведениям о личности Даниеля1. Я спросил у Эстер31, что было потом — уже понимая, что заранее знаю ответ и на этот вопрос.
— Он покончил с собой. Он покончил с собой после того, как увидел её в фильме «Una mujer desnuda», где она сыграла главную роль; это был фильм по роману одной молодой итальянки, в то время пользовавшемуся некоторым успехом: героиня рассказывала, как она приобретала все новый и новый сексуальный опыт, ни разу не испытав ни малейшего чувства. Перед самоубийством он написал ей последнее письмо — в нём не говорилось ни слова о смерти, она обо всём узнала из газет; наоборот, в его письме слышится радость, почти эйфория, он заявляет, что верит в их любовь, в то, что трудности, с которыми им пришлось столкнулись в последние год или два, носят поверхностный характер. Именно это письмо оказало на Марию23 катастрофическое воздействие: именно из-за него она решила уйти, вообразив, что где-то сформировалось сообщество — людей или неолюдей, в сущности, она и сама хорошенько не знала — и в нём создан новый тип организации отношений; что радикальное одиночество индивидов, привычное нам, можно отменить уже сейчас, не дожидаясь пришествия Грядущих. Я пыталась её вразумить, объяснить, что письмо свидетельствует исключительно о повреждении умственных способностей вашего предшественника, о его последней, возвышенной попытке отвергнуть реальность, что упомянутая им бесконечная любовь существовала лишь в его воображении, а на самом деле Эстер вообще никогда его не любила. Все напрасно; Мария23 считала это письмо, и особенно завершающие его стихи, документом огромной важности.
— Вы с ней не согласны?
— Не спорю, это любопытный текст, в нём нет ни иронии, ни сарказма, он сильно отличается от обычной его манеры; он даже кажется мне довольно трогательным. Но чтобы придавать ему такое значение… Нет, я не согласна. Вероятно, Мария23 сама не вполне уравновешенна; только этим можно объяснить тот факт, что она поняла смысл последней строки как конкретную и заслуживающую доверия информацию.
Эстер31, безусловно, ждала моего следующего вопроса; не прошло и минуты — она лишь нажала несколько клавиш, — как я уже мог прочесть последние стихи, которые Даниель перед смертью отправил Эстер; те самые стихи, что заставили Марию23 покинуть своё жильё, отказаться от своих привычек, от всей своей жизни и пуститься на поиски гипотетического сообщества неолюдей:
С тобою встретимся мы снова,
Моя растраченная жизнь.
Моей надежды миражи,
Моё несдержанное слово.
И я постигну наконец
То высшее на свете счастье,
Когда тела в сплетенье страсти
Находят вечности венец.
Всего себя тебе отдав,
Я слышу мира колебанье,
Я вижу солнце утром ранним
И знаю, что отныне прав,
И мне, ровеснику Земли,
Единый миг любви откроет
Во времени — безбрежном море -
Возможность острова вдали.
часть третья. Заключительный комментарий. Эпилог
А что было снаружи мира?
В этот период, в начале июня, заря занималась уже в четыре утра, несмотря на достаточно низкую широту; изменение наклона земной оси имело, помимо Великой Засухи, немало последствий подобного рода.
У Фокса, как и у всех собак, не было определённых часов сна: мы ложились спать вместе и вместе просыпались. Он с любопытством ходил за мной по пятам из комнаты в комнату, пока я собирал лёгкий рюкзак, и весело замахал хвостом, когда я, закинув рюкзак за плечи, вышел из дому и направился к ограждению; обычно мы отправлялись на утреннюю прогулку гораздо позже.
Когда я привёл в действие кодовый замок, он посмотрел на меня удивлённо. Металлические колеса медленно повернулись, открывая проход шириной в несколько метров; я сделал три шага вперёд и оказался снаружи. Фокс снова бросил на меня неуверенный, вопросительный взгляд; ни в воспоминаниях о предыдущей жизни, ни в генетической памяти у него не было заложено ничего похожего на подобное событие; честно говоря, у меня тоже. Постояв в нерешительности ещё несколько секунд, он тихонько потрусил ко мне.
Сначала мне предстояло пройти около десяти километров по плоскому, лишённому растительности пространству; за ним начинался очень пологий лесистый склон, тянувшийся до самого горизонта. Весь мой замысел сводился к тому, чтобы двигаться на запад, а лучше на юго-запад; неочеловеческое, человеческое или неизвестно какое сообщество могло находиться на месте прежнего Лансароте или где-то в ближайших окрестностях; может быть, мне удастся его найти; такова была моя единственная цель. Популяции регионов, лежащих на моём пути, почти не изучены; зато там недавно велись съёмочные работы, и я располагал точными топографическими картами.
Идти было легко, несмотря на каменистую почву, и часа через два я вступил под полог леса; Фокс семенил рядом, явно радуясь затянувшейся прогулке, возможности размять свои маленькие лапки. Я ни на минуту не забывал, что мой уход — это крах, а возможно, и самоубийство. В рюкзаке лежали капсулы с минеральными солями, они позволят мне продержаться долгие месяцы: на всём протяжении пути я, скорее всего, не буду испытывать недостатка в питьевой воде и в солнечном свете; конечно, когда-нибудь запас солей кончится, но ближайшая насущная задача состояла в том, чтобы прокормить Фокса: теоретически я мог охотиться, я взял из дому пистолет и несколько коробок с патронами — но ни разу в жизни не стрелял и не имел ни малейшего понятия о том, какие животные могут мне встретиться в регионах, которые предстояло пересечь.
Под вечер лес стал редеть, и я вышел на поляну с чахлой травой; она находилась на самой вершине склона, по которому я шагал весь день. К западу склон довольно круто шёл вниз, а за ним, сколько хватало глаз, тянулись высокие холмы и глубокие долины, по-прежнему покрытые лесом. До сих пор мне не попалось никаких признаков человеческого присутствия, более того, никаких следов животной формы жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97