В конце 60-х начале 70-х годов следователи побеспокоили и старого барона. Его вызывали для дачи показаний. Его, впрочем, быстро оставили в покое. Левому профессору Тони Негри повезло меньше. Его обвинили в том, что он был вдохновителем, идеологом "Красных Бригад" и приговорили к 30 годам тюремного заключения. (Он, впрочем, успел сбежать во Францию, а потом на льготных условиях сдался властям.) Эволу сажать было не с руки. Старый человек, живая легенда. Да и к насилию он не призывал, только объяснял.
Барон Эвола верил в то, что "раса есть понятие духовное", хотя солнечные арии - героичны и положительны, а лунные, теллурические расы, такие как семиты или ацтеки или негры - носители низкого, подземного, ночного, животного начала. Тоже самое Эвола говорит о женщинах в своих книгах. Расист и женоненавистник, аристократ барон Эвола являет своей философией единственный идеологический баланс социализму и марксизму.
Лев Толстой: писатель для хрестоматий
Есть анекдот в эпоху дисиденства мать, чтобы заставить сына прочесть "Войну и мир" перепечатала книгу на машинке. Думаю, что привлекательность шестой слепой копии на самом деле не подвигнет современного юношу на чтение этой тяжелой многотомной конструкции. Литература вообще стареет. И нужно плюнуть в лицо тем абсурдообожателям литературных памятников, тем уродам, кто утверждает, что понимает и получает наслаждение от чтения "Божественной комедии" Данте в примерном переводе профессора Зелинского. Старее литература стремительно, а особенно постарела дофрейдовская литература. Именно тогда произошло резкое деление: дофрейдовская и послефрейдовская литературе. Новая европейская литература: Селин, Миллер, и это не случайность, родилась в 1932-1933 годах, тогда именно, когда современный мир абсорбировал Фрейда, независимо от того читали ли труды Фрейда Селин или Миллер. Старения избежали безусловные гении: Бодлер, Бальзак, творцы вневременные, а вот поденные чернорабочие литературы пострадали очень.
"Война и мир" большая халтура, задуманная как эпопея о Брежневе "Малая Земля", или как она там называлась. Интересно, что написана "Война и мир" примерно в тот же период, когда Достоевский объявил Пушкина национальным гением. Нужно было иметь национального гения, положение цветущей империи обязывало, и необходимо было иметь национальную фреску, эпопею. Как героические мы защищались от французского нашествия. Добавив модного тогда (но самую чуть-чуть, малость) натурализма - светские господа у Толстого говорят по-французски, Толстой, с божьей помощью, приступил. И слепил халтуру такую же халтуру, как второй михалковский гимн для второго Совдепа г-на Путина. Ведь роман - одно сплошное общее место. Карикатурные гусары, светская молодежь - Долохов - полудикие и провинциальные, карикатура и Пьер Безухов - как характерный актер из советского фильма, толстый, очки. Наташа Ростова - дочь "хороших" родителей, как ученица привилегированной школы, такой в сущности затертый штамп, что от нее ничто не запоминается. Платон Каратаев - мужик, представитель русского народа, все штампованные, и уже встречавшиеся поодиночке нам у десятков других русских писателей. Вся эта труппа собрана вместе, чтобы в расширенном составе проиграть условные события вокруг 1812 года.
Такой детский драматический спектакль получился. Тут даже и не столько вина национального Льва Николаевича, сколько жанр ущербный: роман эпопея. Колосс на глиняных ногах. Халтура такая же как "Старик и море".
Артиллеристский офицер Лев Толстой начинал, впрочем, хорошо: с талантливых "Севастопольских рассказов", с талантливого "Хаджи Мурата". Но его романы - литературная халтура. То же, что я высказал о "Войне и мире" можно сказать об "Анне Карениной" и "Воскресенье". Они собраны из конструктора литературных штампов. Бытует мнение, что "Анну Каренину" Толстой написал из чувства ненависти к жене Софье Андреевне. Возможно, что и так, но говоря о книге, та мораль, те побудительные мотивации, исходя из которых действуют герои книги, эта мораль светских семейств 19-го века нам далека, как условия жизни на Луне. Сегодня, когда иная веселая москвичка может за день побывать в постелях трех разных мужчин, проблемы мадам Карениной кажутся достойными улыбки. Это не значит, что нужно равняться на веселую москвичку. Это значит, что мораль общества изменилась. Что, почитать тогда Великих Писателей как памятник архитектуры и старые книги? За выслугу лет? За патину времени?
Я в свое время внимательно прочел "Смерть Ивана Ильича". Ничего кроме скучного любопытства не испытал. Дело в том, что героизация обычного человека никогда не может удастся. В нем нет ничего интересного, в обычном человеке. Он не достоин ни жалости, ни удивления. Потому и неудача.
Лев Толстой остался в памяти народной, прежде всего, как большой чудак. Пашущий барин, непротивленец злу насилием, писатель, которого церковь подвергла "анафеме", как густобородый, седобородый, обильнобородый старичок, возможно, не совсем в здравом уме. По видимому, он перенял непротивление злу насилием у индийца Махатмы Ганди, но в национально-освободительной борьбе индийского народа против английских колонизаторов непротивление злу было единственным возможным оружием. Сегодня подобные методы называют гражданским неповиновением. В России того времени общество по разному решало проблему борьбы с кромешным самодержавием: народовольцы решали бомбами, буржуазные либеральные партии пытались идти легальным путем. Непротивления злу многих раздражало, но так как русская интеллигенция всегда была охоча до изуверства, то также как она шла в хлысты, она шла и в толстовцы. Граф проповедовал учить народ, даже написал несколько аляповатых книжек для народной библиотеки. Все это как и почтовые открытки с фотографиями Льва Николаевича босиком идущего за плугом - все это укладывается в рамках "чудаковатый барин", в чудаковатовстве русские баре успешно соперничали с известными своей эксцентричностью англичанами. С английскими барами. Открытки-фотографии Толстого, кстати говоря, пользовались большой популярностью. Их продавали как фото Элвиса Пресли. Я видел многие десятки этих коричневато-желтых раритетов с уважительными надписями, что-то вроде: "Граф Лев Николаевич Толстой в деревне такой-то за плугом", "Его сиятельство граф Лев Николаевич Толстой на террасе своего яснополянского имения за самоваром", или "Его сиятельство Лев Николаевич Толстой в своем яснополянском имении принимает почетного гостя, господина N, литератора". Рядом с Львом Николаевичем обычно, одетая в черные юбки и широкие шляпы, Софья Андреевна - конь с яйцами, по видимому, попортившая ему немало крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62