высоко в воздушной синеве звенел
жаворонок, и было приятно дышать и не думать. Полая вода уже
сошла, и речка струилась узеньким ручейком, далеко на
противоположном низком берегу оставив следы своего буйства,
огромные, ноздреватые льдины. Лни кучками лежали друг на друге
и белыми треугольниками подымились вверх навстречу огненным
беспощадным лучам, которые шаг за шагом точили и сверлили их. В
полудремоте Сазонка откинул руку - под не попало что-то
твердое, обернутое материией.
Гостинец.
Быстро приподнявшись Сазонка вскрикнул:
- Господи! Да что же это?
Он совершенно забыл про узелок и испуганными глазами
смотрел на него: ему чудилось, что узелок сам своей волей
пришел сюда и лег рядом, и страшно было до него дотронуться.
Сазонка глядел - глядел - глядел не отрываясь, - и бурная,
клокочущая жалость и неистовый гнев подымались в нем. Он глядел
на каемчатый платок - и видел, как на первый день, и на
второй, и на третий Сениста ждал его и оборачивался к двери, а
он не приходил. Умеродинокий, забытый - как щенок, выброшенный
в помойку. Только бы еа день раньше - и потухающими глазами он
увидел бы гостинец, и возрадовался бы детским своим сердцем, и
без боли, без ужасающей тоски одиночества полетела бы ег одуша
к высокому небу.
Сазонка плакал, впиваясь руками в свои пышные волосы и
катаясь по земле. Плакал и, подымая руки к небу жалко
оправдывался:
- Господи! Да разве мы не люди?
И прямо рассеченной губой он упал на землю - и затих в
порыве немого горя. Лицо его мягко и нежно щекотала молодая
трава; густой, успокаивающий запах подымался от сырой земли, и
была в ней могучая сила и страстный призыв к жизни. Как
вековечная мать, земля принимала в свои объятия грешного сына и
теплом, любовью и надеждой поила его страдающее сердце.
А далеко в городе нестройно гудели веселые праздничные
колокола.
1901 г.


1 2 3