Они как бы проводят черту и говорят: вот по эту сторону находится все то, что правильно и хорошо, а по другую - одни глупости и выдумки.
- Посмотреть бы на них, когда они столкнутся лицом к лицу со змеей, бормотал Хомса, спускаясь на цыпочках по лестнице и выбегая на задний двор. Я отправлю им ее в коробке. Со стеклянной крышкой. Потому что все-таки жалко, если она их проглотит.
Чтобы показать самому себе, какой он самостоятельный, Хомса снова отправился к запретному торфяному болоту. Сейчас трясина казалась синей, почти черной, а небо было зеленое, и куда-то вниз, за небо, уходила бледно-желтая полоса заката, и подсвечиваемое этой полоской болото расстилалось огромной унылой пустыней.
- Я не обманываю, - говорил Хомса, шагая по хлюпающему у него под ногами болоту. - Это все правда. И неприятель, и змеи, и карета. Они такие же настоящие, как, например, соседи, садовник, куры и самокат.
И тут он остановился и прислушался, затаив дыхание.
Где-то вдалеке катилась карета, она отбрасывала красный свет над зарослями вереска, она скрипела и скрежетала, она катилась все быстрее и быстрее.
- Нечего было ее выдумывать, - сказал самому себе Хомса. - А теперь она и в самом деле появилась. Беги!
Кочки качались, уходя у него из-под ног, тина скользила между пальцев, и залитые водой черные дыры таращились из зарослей осоки.
- Не надо думать о змеях, - сказал Хомса и тут же о них подумал, представив их себе так живо и ярко, что все змеи сразу повыползали из своих нор, они смотрели на него и облизывались.
- Хочу быть, как мой толстый братик! - в отчаянии закричал Хомса и стал думать о своем братике, который глуп, как пробка, который ест опилки, песок и землю, пока не подавится. Как-то он попытался съесть свой воздушный шарик. Если бы ему это удалось, никто бы никогда его больше не увидел.
Пораженный этой мыслью, Хомса остановился. Он представил маленького толстенького братика, который уносится прямо в небо, и ноги его беспомощно болтаются в воздухе, а изо рта свисает нитка от шарика...
- Нет, не надо! - закричал Хомса.
Впереди светилось окошко. Как ни странно, это была не карета, а всего лишь маленькое квадратное окошко, светившееся ровным светом.
- Ты должен туда пойти, - сказал себе Хомса. - Пойти, а не побежать, иначе ты испугаешься. И не думай, просто иди и все.
Домик был круглый, а значит, жила в нем, скорее всего, какая-нибудь мюмла. Хомса постучался. Он постучал несколько раз, и так как никто ему не открывал, он сам отворил дверь и вошел.
В домике было тепло и уютно. Зажженная лампа стояла на подоконнике, поэтому ночь за окном казалась черной, как уголь. Где-то тикали часы, а со шкафа, лежа на животе, смотрела на него совсем крохотная мюмла.
- Здравствуй, - сказал Хомса. - Я спасся в последнюю минуту. Змеи и живые грибы! Ты себе даже не представляешь...
Маленькая мюмла молчала и смотрела на Хомсу оценивающим взглядом. Наконец она сказала:
- Меня зовут Мю. Я тебя уже видела. Ты возился с таким толстым маленьким хомсиком, и все бубнил что-то себе под нос, и так смешно размахивал лапами. Хи-хи.
- Ну и что? - сказал Хомса. - Чего ты сидишь на шкафу? Очень даже глупо.
- Для некоторых, - медленно проговорила малышка Мю, - для некоторых это, может быть, и глупо, а для меня - единственная возможность избежать ужаснейшей участи.
Она наклонилась над краем шкафа и прошептала:
- Живые грибы уже добрались до гостиной.
- Живые грибы? - переспросил Хомса.
- Мне отсюда видно, что они уже за дверью, - продолжала малышка Мю. - Они выжидают. Было бы неплохо, если б ты свернул вот этот коврик и положил его под дверь. А то они сожмутся и пролезут в щель.
- Это правда? - спросил Хомса, глотая подкативший к горлу комок. - Сегодня утром их не было. Это я их придумал.
- В самом деле? - высокомерно произнесла Мю. - Это липкие-то? Те, что похожи на большое ползающее одеяло, те, что хватают каждого, кто попадается им на пути?
- Не знаю, - прошептал трясущийся от страха Хомса. - Я не знаю...
- Мою бабушку грибы уже облепили, - как бы между прочим сказала Мю. - Она там, в гостиной. Вернее, то, что от нее осталось. Она сейчас похожа на огромный зеленый мешок, одни только усы торчат. Можешь и перед этой дверью положить коврик. Если это, конечно, поможет.
Сердце у Хомсы бешено колотилось, и лапки с трудом слушались его, когда он сворачивал коврики. И где-то в доме все тикали и тикали часы.
- Такой звук издают грибы, когда растут, - объяснила Мю. - Они будут разрастаться и разрастаться до тех пор, пока дверь не затрещит, и тогда они...
- Возьми меня к себе на шкаф! - закричал Хомса.
- Здесь слишком мало места, - сказала Мю.
Раздался стук в парадную дверь.
- Странно, - сказала Мю, - странно, что им еще не лень стучаться, ведь они могут и так зайти, когда им вздумается...
Услышав это, Хомса бросился к шкафу и попытался на него вскарабкаться. В дверь снова постучали.
- Мю! Стучат! - закричал кто-то в соседней комнате.
- Слышу! - отозвалась Мю. - Там открыто! Это бабушка кричала, - объяснила она. - Неужели бабушка еще может говорить?..
Хомса уставился на дверь гостиной. Дверь медленно приоткрылась, образовав узкую черную щель. Хомса вскрикнул и мигом забрался под диван.
- Мю, - сказала бабушка, - сколько раз я тебе говорила, что, когда стучат, нужно пойти и открыть. А зачем ты положила под дверью ковер? И когда я, наконец, смогу спокойно поспать?..
Это была старая-престарая и очень сердитая бабушка в белой ночной рубашке. Она вышла из комнаты, открыла входную дверь и сказала: "Добрый вечер".
- Добрый вечер, - ответил Хомсин папа. - Простите за беспокойство, вы случайно не видели моего сына?
- Он под диваном! - закричала малышка Мю.
- Можешь вылезать, - сказал папа. - Я на тебя не сержусь.
- Ах, под диваном, вот оно что, - устало проговорила бабушка. - Конечно, хорошо, когда ребятишки ходят друг к другу в гости, и малышке Мю никто не запрещает приглашать к себе друзей. Но все-таки хотелось бы, чтобы они играли днем, а не ночью.
- Я очень сожалею, - торопливо заговорил папа. - В следующий раз он придет пораньше.
Хомса выполз из-под дивана. Он не смотрел ни на Мю, ни на ее бабушку. Он направился прямо к двери, вышел на ступеньки и шагнул в темноту.
Папа шел рядом, ни слова не говоря. Хомса чуть не плакал от обиды.
- Папа, - сказал он. - Эта противная девчонка... Ты не поверишь... Я туда больше никогда не пойду! Она мне наврала! Она обманывает! Она все врет!
- Я тебя понимаю, - утешал его папа. - Иногда бывает очень неприятно, когда тебя обманывают.
И они пришли домой и съели все сладкое, которое осталось после ужина.
1 2