Проплывая мимо на лодке, можно было увидеть, как ветер ломал и корежил каждое деревце, заставляя их чуть ли не ползком ползти по земле. Постепенно некоторые деревья, не выдержав натиска, ломались и падали и, догнивая свой век, где подпирали, а где придавливали еще уцелевшие и зеленеющие верхушками — так в один клубок тесно сплетались упрямство и покорность. Земля была устлана бурой хвоей, кроме тех мест, где ели, повинуясь судьбе, стелились по земле, они росли с неуемной жадностью, влажные и блестящие, как деревья в джунглях. Этот лес называли заколдованным. За долгие годы борьбы он сам нашел себе форму, и равновесие между жизнью и смертью было столь ненадежно, что малейшее изменение таило в себе беду. Нельзя было ни вырубить просеку, ни убрать упавшие деревья — и то, и другое могло бы привести к гибели всего заколдованного леса. Невозможно было осушить почву и вырастить что-нибудь за этой плотной, непроходимой стеной. Где-то в глубине за зарослями кустарника, в вечном полумраке, жили птицы и мелкие звери, в тихую погоду оттуда доносились шуршание крыльев и торопливый топоток лап. Но редко когда можно было увидеть этих зверей и птиц. Вначале, когда семья только поселилась на острове, папа с Софией решили сделать заколдованный лес еще таинственней, чем он был. Для этого они свезли на берег старые пни и сухие ветви можжевельника с соседних островков. Эти причудливые коряги, белесые от ветра и воды, были по-своему красивы. Когда их затаскивали наверх, они трещали и обламывались, оставляя за собой широкую колею. Бабушке это занятие не нравилось, но она только молча мыла лодку, терпеливо ожидая, когда папе и Софии надоест заколдованный лес. И тогда она стала наслаждаться им в одиночестве. Она не спеша пробиралась сквозь заросли папоротника, обходя болотную воду, потом, утомившись, ложилась на землю и разглядывала небо сквозь завесу из серого мха и веток. Когда она возвращалась, и ее спрашивали, где она пропадала, бабушка отвечала, что, кажется, немного вздремнула.
За лесом, в глубине острова, наоборот, царили чистота и порядок, как в парке. На земле, пропитанной весенними дождями, не валялось ни веточки, к морю вели узкие аккуратные тропинки. Только дачник или совсем уж неотесанная деревенщина пойдет прямо по мху. Им невдомек, сколько ни повторяй, что мох самое нежное растение, какое только бывает. Наступишь на него один раз — он поднимется после дождя, наступишь второй раз — уже не поднимется. А наступишь в третий раз — умрет вовсе. Это все равно что гага: стоит спугнуть ее с гнезда три раза, и она уже никогда не вернется туда.
Где-то в середине июля надо мхом вырастает красивая высокая трава. Зацветают, развеваясь на ветру, легкие метелки, и тогда весь остров, истомленный июльской жарой, на неделю одевается в невесомое полупрозрачное покрывало. Невозможно вообразить себе ничего более первозданного и нетронутого, чем этот летний пейзаж.
В заколдованном лесу бабушка любила вырезать из дерева диковинных зверей. Ветки и сучья превращались в ее руках в звериные лапы и морды со смутным, едва понятным выражением. Фигурки таили в себе древесную душу, изгибы их спин и лап сохраняли присущие растениям необычные формы, они все еще были частицей гниющего леса. Иногда бабушка вырезала их прямо из пня или ствола. Этих деревянных существ становилось все больше и больше. Они сидели, прочно насаженные верхом на ствол, и повисали на ветвях или безмятежно дремали у корней, спустив простертые руки в болотную воду. Иногда из сумерек выглядывал только один силуэт, иногда же сразу два или три, слитые воедино в схватке или любви. Бабушка резала по старому дереву, уже нашедшему свою форму, она выбирала такие стволы и ветки, которые выражали то, что она хотела.
Однажды она нашла в песке большой позвонок какого-то животного. Позвонок был слишком тверд, чтобы его обрабатывать, но и без того красив, так что она просто принесла и оставила его в заколдованном лесу. Она нашла еще несколько костей, выброшенных морем на берег, белых или посеревших от старости.
— Чем это ты занимаешься? — спросила как-то раз София.
— Играю, — ответила бабушка. София забралась в заколдованный лес и увидела там бабушкиных чудищ.
— Это что, выставка скульптур? — спросила она.
— Ничего похожего, — ответила бабушка, — скульптуры — это совсем другое.
Они стали собирать кости вдвоем. Собирать что-нибудь — дело особое, в это время голова только тем и занята. Если, например, ищешь бруснику, взгляд твой ловит только красное, а если кости — то белое, и, где бы ты ни находился в это время, не замечаешь ничего, кроме костей. Иногда попадаются тонкие, как иглы, очень красивые и острые, такие кости несешь с большой осторожностью. А иногда наткнешься на огромную бедренную кость или каркас из ребер, похороненный в песке, похожий на шпангоут с затонувшего корабля. Этих костей существуют тысячи, и все разные.
Все свои находки бабушка с Софией относили в заколдованный лес, обычно они ходили туда вечерами. Под деревьями они складывали белые узоры, словно знаки тайнописи, а закончив, садились отдохнуть, поговорить и прислушаться к птицам, снующим в кустарнике. Один раз они увидели, как оттуда вылетел тетерев, а в другой — заметили небольшую сову, сидящую на ветке. Ее очертания были хорошо различимы на фоне вечернего неба. Раньше совы никогда не прилетали на остров.
Однажды утром София нашла потрясающий череп какого-то большого животного, нашла совершенно самостоятельно. Бабушка сказала, что это, наверно, череп тюленя. Они спрятали его до вечера в корзину. Закат в этот день был особенно ярким, зарево разлилось по всему острову, так что даже земля казалась багровой. Они затащили череп в заколдованный лес. Он стоял там, сверкая оскаленными зубами. Вдруг София заплакала.
— Убери! — кричала она. — Убери его! Бабушка молча прижала девочку к себе. Скоро София заснула. Сидя рядом, бабушка думала, как хорошо было бы построить на берегу дом из спичечных коробков, с черничной лужайкой позади. А крыльцо и окна сделать из серебряной бумаги.
С тех пор деревянные чудища были забыты в своем лесу. Узоры из костей постепенно утонули в земле и поросли зеленым мхом, деревья еще теснее сплелись в объятиях ветвями. На закате бабушка частенько одна навещала заколдованный лес. А днем она сидела на ступеньках веранды и мастерила из коры кораблики.
ГАГАРКА
Однажды перед рассветом в комнате стало очень холодно. Бабушка натянула на себя лоскутное одеяло, сняла со стены несколько плащей и укрылась ими, но и это мало помогло. Она считала, что холодом тянет с болота. Болото своенравно. Вроде засыпали его камнями и песком, заложили старыми бревнами и построили сверху сарай для дров, а все равно оно не дает о себе забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29