Я имею в виду процесс смерти. Всякий раз, представляя себе эту Реку, я видела себя одинокой.
— Я тоже, — сказал Фаррел и добавил: — Где вы жили, Джил?
— Рапидс-сити.
— Послушайте, так ведь и я там живу. Видимо, это каким-то образом связано с нашей встречей в этом странном мире. Жаль, что мы не знали друг друга раньше.
— Что же, теперь мы восполнили этот пробел.
— Да, это, конечно, лучше, чем ничего.
Некоторое время они продолжали танцевать молча. Гостиница спала. За окном темно-коричневая под звездами ночи несла свои воды Река. Когда вальс кончился, Джил сказала:
— Я думаю, завтра утром мы встанем, не так ли?
— Конечно, — ответил Фаррел, глядя ей в глаза. — Конечно, встанем. Я проснусь на рассвете — я знаю, что проснусь. Вы тоже?
Она кивнула.
— Это обязательное условие пребывания здесь… вставать с рассветом. Это и еще необходимость прислушиваться к шуму водопада.
Он поцеловал ее. Джил замерла на минутку, а затем выскользнула из его рук.
— Спокойной ночи, — бросила она и поспешно ушла из зала.
— Спокойной ночи, — прозвучало ей вслед.
Некоторое время он стоял в опустевшей гостиной. Теперь, когда девушка ушла, пианола умолкла, свет ярко вспыхнул и утратил теплоту. Фаррел услышал шум Реки. Шум Реки навевал ему тысячи печальных мыслей. Среди них часть были его собственные, другие принадлежали Джил.
Наконец он тоже покинул зал и взошел по лестнице. На минутку приостановившись возле дверей Джил, он поднял руку, чтобы постучать, и замер. Слышались ее движения в комнате, легкий топот ее босых ног по полу, шелест платья, когда она его снимала, собираясь лечь в постель. Потом мягкий шорох одеяла и приглушенный скрип пружин. И все время сквозь эти звуки доносился до него тихий, печальный говор Реки.
Он опустил руку, повернувшись, зашагал через холл в свой номер и решительно захлопнул за собой дверь. Любовь и смерть могут шествовать рядом, но флирт со смертью — никогда!
Пока он спал, шум Реки усилился, и к утру ее властный говор гремел в его ушах. На завтрак были яйца и бекон, гренки и кофе, подаваемые невидимыми духами; в сумрачном свете утра слышался печальный шепот Реки.
С восходом солнца они отправились дальше, и вскоре гостиница скрылась из виду.
После полудня до них стал доноситься шум водопада. Сначала он был еле слышен, но постепенно усилился, возрос, а Река сузилась и теперь текла меж угрюмых серых скал. Джил подвинулась ближе к Фаррелу, он взял девушку за руку. Вокруг плясали буруны, то и дело окатывая их ледяной водой. Плот швыряло то туда, то сюда по прихоти волн, но перевернуться он не мог, потому что не здесь, на порогах, а там, за водопадом, должен был наступить конец.
Фаррел, не отрываясь, смотрел на девушку. Джил спокойно стояла, глядя вперед, словно стремнины и пороги для нее на существовали, как и вообще ничего не существовало, кроме нее самой и Фаррела.
Он не ожидал, что смерть наступит так скоро. Казалось, что теперь, когда он встретился с Джил, жизнь должна бы продлиться еще некоторое время. Но видимо, этот странный мир, вызванный ими к реальности, был создан не затем, чтобы спасти их от гибели.
Но разве гибель — это не то, что ему нужно? А? Неужели неожиданная встреча с Джип в этом странном мире повлияла на его решимость и тем более на решимость Джил? Эта мысль поразила его, и, перекрывая шум бурлящего потока и грохот водопада, он спросил:
— Чем вы воспользовались, Джил?
— Светильным газом А вы?
— Угарным.
Больше они не проронили ни слова.
Далеко за полдень Река снова расширилась, а крутые скалы постепенно сменились пологими берегами. Где-то вдали смутно виднелись холмы, и даже небо поголубело. Теперь грохот водопада стих, а сам водопад, казалось, находился где-то далеко впереди. Быть может, это еще не последний день в их жизни.
Наверняка не последний. Фаррел понял это сразу же, как только увидел гостиницу. Она стояла на левом берегу и появилась перед самым заходом солнца. Теперь течение было сильным и очень быстрым потребовались их совместные усилия, чтобы загнать плот за маленький волнолом. Запыхавшиеся и промокшие до нитки, они стояли, прильнув друг к другу, до тех пор, пока не отдышались немного. Затем вошли в гостиницу.
Их встретило тепло, и они обрадовались ему. Выбрав себе номера на втором этаже, Фаррел и Джил обсушили одежду, привели себя в порядок, а потом сошлись в столовой, чтобы поужинать Джил «заказала» ростбиф, Фаррел — запеченную картошку и лангет Никогда в жизни он не ел ничего более вкусного и смаковал во рту каждый кусочек Боже, что за счастье быть живым!
Удивившись собственной мысли, он уставился па пустую тарелку. Счастье быть живым?!
Если так, то зачем сидеть в автомобиле с включенным мотором за запертыми дверьми гаража в ожидании смерти? Что он делает на этой Реке? Фаррел взглянул в лицо Джил и по смущению в ее глазах понял, что и для нее облик всего этого мира изменился. И было ясно, что как она ответственна за его новый взгляд на вещи, так и он ничуть не меньше виноват перед ней.
— Почему ты это сделала, Джил? — спросил он. — Почему ты решилась на самоубийство?
Она отвела взор.
— Я же говорила, что выступала в ночных клубах в сомнительных танцах, хотя и не в стриптизе… в строгом смысле этого слова. Мой номер был не так уж плох, но все же достаточно непристоен, чтобы пробудить во мне что-то такое, о чем я даже не подозревала. Так или иначе, но однажды ночью я сбежала и спустя некоторое время постриглась в монахини.
Она посидела молча немного, он тоже. Затем девушка взглянула ему прямо в глаза:
— Забавно все-таки с этими волосами, какое они могут, оказывается, иметь символическое значение. У меня были очень длинные волосы. И они составляли неотъемлемую часть моего номера на сцене. Его единственную скромную часть, ибо только они прикрывали мою наготу во время выступления. Не знаю почему, но волосы стали для меня символом скромности. Однако я не догадывалась об этом до тех пор, пока не стало поздно. С волосами я еще могла как-то оставаться сама собой: без них я почувствовала себя лишней в жизни. И я… я опять убежала, теперь уже из монастыря в Рапидс-сити. Там нашла работу в универмаге и сняла маленькую квартирку. Но одной скромной работы оказалось недостаточно — мне нужно было чего-то еще. Пришла зима, и я свалилась с гриппом. Вы, наверное, знаете, как он иногда изматывает человека, каким подавленным чувствуешь себя после этого. Я… Я…
Она взглянула на свои руки. Они лежали на столе и были очень худыми и белыми, как мел. Печальный рокот Реки наполнил комнату, заглушив звуки музыки, льющейся из пианолы-автомата. А где-то на фоне этих звуков слышался рев водопада.
Фаррел посмотрел на свои руки.
— Я, должно быть, тоже переболел, — сказал он.
1 2 3 4 5
— Я тоже, — сказал Фаррел и добавил: — Где вы жили, Джил?
— Рапидс-сити.
— Послушайте, так ведь и я там живу. Видимо, это каким-то образом связано с нашей встречей в этом странном мире. Жаль, что мы не знали друг друга раньше.
— Что же, теперь мы восполнили этот пробел.
— Да, это, конечно, лучше, чем ничего.
Некоторое время они продолжали танцевать молча. Гостиница спала. За окном темно-коричневая под звездами ночи несла свои воды Река. Когда вальс кончился, Джил сказала:
— Я думаю, завтра утром мы встанем, не так ли?
— Конечно, — ответил Фаррел, глядя ей в глаза. — Конечно, встанем. Я проснусь на рассвете — я знаю, что проснусь. Вы тоже?
Она кивнула.
— Это обязательное условие пребывания здесь… вставать с рассветом. Это и еще необходимость прислушиваться к шуму водопада.
Он поцеловал ее. Джил замерла на минутку, а затем выскользнула из его рук.
— Спокойной ночи, — бросила она и поспешно ушла из зала.
— Спокойной ночи, — прозвучало ей вслед.
Некоторое время он стоял в опустевшей гостиной. Теперь, когда девушка ушла, пианола умолкла, свет ярко вспыхнул и утратил теплоту. Фаррел услышал шум Реки. Шум Реки навевал ему тысячи печальных мыслей. Среди них часть были его собственные, другие принадлежали Джил.
Наконец он тоже покинул зал и взошел по лестнице. На минутку приостановившись возле дверей Джил, он поднял руку, чтобы постучать, и замер. Слышались ее движения в комнате, легкий топот ее босых ног по полу, шелест платья, когда она его снимала, собираясь лечь в постель. Потом мягкий шорох одеяла и приглушенный скрип пружин. И все время сквозь эти звуки доносился до него тихий, печальный говор Реки.
Он опустил руку, повернувшись, зашагал через холл в свой номер и решительно захлопнул за собой дверь. Любовь и смерть могут шествовать рядом, но флирт со смертью — никогда!
Пока он спал, шум Реки усилился, и к утру ее властный говор гремел в его ушах. На завтрак были яйца и бекон, гренки и кофе, подаваемые невидимыми духами; в сумрачном свете утра слышался печальный шепот Реки.
С восходом солнца они отправились дальше, и вскоре гостиница скрылась из виду.
После полудня до них стал доноситься шум водопада. Сначала он был еле слышен, но постепенно усилился, возрос, а Река сузилась и теперь текла меж угрюмых серых скал. Джил подвинулась ближе к Фаррелу, он взял девушку за руку. Вокруг плясали буруны, то и дело окатывая их ледяной водой. Плот швыряло то туда, то сюда по прихоти волн, но перевернуться он не мог, потому что не здесь, на порогах, а там, за водопадом, должен был наступить конец.
Фаррел, не отрываясь, смотрел на девушку. Джил спокойно стояла, глядя вперед, словно стремнины и пороги для нее на существовали, как и вообще ничего не существовало, кроме нее самой и Фаррела.
Он не ожидал, что смерть наступит так скоро. Казалось, что теперь, когда он встретился с Джил, жизнь должна бы продлиться еще некоторое время. Но видимо, этот странный мир, вызванный ими к реальности, был создан не затем, чтобы спасти их от гибели.
Но разве гибель — это не то, что ему нужно? А? Неужели неожиданная встреча с Джип в этом странном мире повлияла на его решимость и тем более на решимость Джил? Эта мысль поразила его, и, перекрывая шум бурлящего потока и грохот водопада, он спросил:
— Чем вы воспользовались, Джил?
— Светильным газом А вы?
— Угарным.
Больше они не проронили ни слова.
Далеко за полдень Река снова расширилась, а крутые скалы постепенно сменились пологими берегами. Где-то вдали смутно виднелись холмы, и даже небо поголубело. Теперь грохот водопада стих, а сам водопад, казалось, находился где-то далеко впереди. Быть может, это еще не последний день в их жизни.
Наверняка не последний. Фаррел понял это сразу же, как только увидел гостиницу. Она стояла на левом берегу и появилась перед самым заходом солнца. Теперь течение было сильным и очень быстрым потребовались их совместные усилия, чтобы загнать плот за маленький волнолом. Запыхавшиеся и промокшие до нитки, они стояли, прильнув друг к другу, до тех пор, пока не отдышались немного. Затем вошли в гостиницу.
Их встретило тепло, и они обрадовались ему. Выбрав себе номера на втором этаже, Фаррел и Джил обсушили одежду, привели себя в порядок, а потом сошлись в столовой, чтобы поужинать Джил «заказала» ростбиф, Фаррел — запеченную картошку и лангет Никогда в жизни он не ел ничего более вкусного и смаковал во рту каждый кусочек Боже, что за счастье быть живым!
Удивившись собственной мысли, он уставился па пустую тарелку. Счастье быть живым?!
Если так, то зачем сидеть в автомобиле с включенным мотором за запертыми дверьми гаража в ожидании смерти? Что он делает на этой Реке? Фаррел взглянул в лицо Джил и по смущению в ее глазах понял, что и для нее облик всего этого мира изменился. И было ясно, что как она ответственна за его новый взгляд на вещи, так и он ничуть не меньше виноват перед ней.
— Почему ты это сделала, Джил? — спросил он. — Почему ты решилась на самоубийство?
Она отвела взор.
— Я же говорила, что выступала в ночных клубах в сомнительных танцах, хотя и не в стриптизе… в строгом смысле этого слова. Мой номер был не так уж плох, но все же достаточно непристоен, чтобы пробудить во мне что-то такое, о чем я даже не подозревала. Так или иначе, но однажды ночью я сбежала и спустя некоторое время постриглась в монахини.
Она посидела молча немного, он тоже. Затем девушка взглянула ему прямо в глаза:
— Забавно все-таки с этими волосами, какое они могут, оказывается, иметь символическое значение. У меня были очень длинные волосы. И они составляли неотъемлемую часть моего номера на сцене. Его единственную скромную часть, ибо только они прикрывали мою наготу во время выступления. Не знаю почему, но волосы стали для меня символом скромности. Однако я не догадывалась об этом до тех пор, пока не стало поздно. С волосами я еще могла как-то оставаться сама собой: без них я почувствовала себя лишней в жизни. И я… я опять убежала, теперь уже из монастыря в Рапидс-сити. Там нашла работу в универмаге и сняла маленькую квартирку. Но одной скромной работы оказалось недостаточно — мне нужно было чего-то еще. Пришла зима, и я свалилась с гриппом. Вы, наверное, знаете, как он иногда изматывает человека, каким подавленным чувствуешь себя после этого. Я… Я…
Она взглянула на свои руки. Они лежали на столе и были очень худыми и белыми, как мел. Печальный рокот Реки наполнил комнату, заглушив звуки музыки, льющейся из пианолы-автомата. А где-то на фоне этих звуков слышался рев водопада.
Фаррел посмотрел на свои руки.
— Я, должно быть, тоже переболел, — сказал он.
1 2 3 4 5