Гремилли больше не сомневался в том, что угодил в осиное гнездо, из которого ему, несмотря на знания и опыт, легко выбраться не удастся.
Все, с кем приходилось сталкиваться Гремилли, производили впечатление добрейших людей: перигеский комиссар проявляет необыкновенную любезность и редкую самоотверженность, следователь проводит доверительную беседу, а главный подозреваемый так и вовсе симпатяга… Вдобавок ко всему полицейский не мог не испытывать даже какую-то нежность к той, которую общественность с уверенностью обвиняла в том, что именно из-за нее Жан Арсизак разделался со своей женой. Наконец, все без исключения пели дифирамбы покойнице, включая и того, в ком видели убийцу, и ту, которая в глазах окружающих была не чем иным, как злой вдохновительницей. Гремилли замечал с горечью, что сам готов позволить затянуть себя в эту липкую патоку, где царили самые высокие чувства. В этом тихом и благовоспитанном городке все любили друг друга, забывая о жестоко убитой здесь женщине и о том, что где-то поблизости находится наверняка уважаемый и ценимый всеми человек, который ведет свою партию в этом хоре мягких голосов и почтенных идей, и он-то именно задушил одну из очаровательнейших представительниц общества.
Гремилли необходимо было срочно встряхнуться, чтоб окончательно не засосало. Он должен подавить в себе любые непроизвольно возникшие симпатии. Отныне ко всем, с кем ему придется сталкиваться, он будет относиться как врач, исследующий больного, в котором видит потенциального разносчика опасной заразы. Сохранить трезвость ума и ясный взгляд — вот то первое, что приказал себе Гремилли и чем он, к его стыду, до этого пренебрегал.
Услышав, как часы пробили шесть раз, и понимая, что больше не уснет, полицейский встал, включил воду в ванной, распахнул окно, из которого дохнуло свежим воздухом начинающегося дня, и выполнил несколько физических упражнений, сделавших его мышцы более эластичными, а сознание более ясным. Судя по всему, погода обещала быть прекрасной, и это его радовало.
Гремилли предстояло начать все с самого начала и не быть на сей раз наивным, хватаясь за первое, что вызывает подозрение, но может еще более запутать следы убийцы. До сих пор все, что связано с убийством, казалось абсолютно непонятным, если считать слова Арсизака и его любовницы искренними. И напротив, все в корне менялось, если заявления их воспринимать как изначально ложные. В таком случае прокурор, вернувшись домой задолго до того часа, который он называет, неожиданно сталкивается там со своей женой, которая, как он считал, должна находиться в Бордо. Разыгрывается страшная сцена, Арсизак распаляется и в приступе гнева убивает свою жену. Получив соответствующее внушение, Арлетта Танс подтверждает, что ее любовник ушел от нее около двух ночи, то есть гораздо позже того часа, когда произошло убийство. Убийца же, потеряв голову, устраивает комедию с открытыми без взлома дверьми, в которую могут поверить лишь полные идиоты. Вот только почему он не оставил следов на трупе, не изорвал одежду и не перевернул мебель, чтобы создать видимость того, что вор был застигнут врасплох во время своей работы? Да потому, что Арсизак не был профессионалом и, стоя над трупом своей жены, просто очумел. И повел себя так, как это сделала бы на его месте любая посредственность. А эта наивность с отправкой якобы украденных денег? Однако здесь глупость переходила уже все границы, и Гремилли забеспокоился. Неужели прокурор мог хоть на секунду допустить, что полиция поверит в версию о раскаявшемся убийце?
Что больше всего смущало Гремилли, так это именно нелепость, с которой совершил свое преступление этот парень, чей острый ум — и это отмечали все, кто о нем говорил, — был оценен полицейским с первых же минут его пребывания в особняке на бульваре Везон. Комиссар ходил по кругу. Стоило ему подумать, что объяснение найдено, как практически тут же возникало опровержение. Все свидетельствовало о том, что Арсизак убил свою жену, все, кроме того, что речь шла о человеке, обладавшем тонким и проницательным умом. Страх, ужас от содеянного могли заставить такого человека, как прокурор, броситься сломя голову куда глаза глядят, вскочить в любой неизвестно куда идущий поезд, но только не вести себя так глупо. К тому же по роду своих занятий прокурор знал, как работает полиция, и не мог рассчитывать на то, что кто-то серьезно отнесется к этим жалким выходкам.
Заканчивая туалет, Гремилли почувствовал, что нервы его на пределе. В какую бы сторону он ни пошел, он все время оказывался там, откуда начинал движение.
В половине восьмого он спустился позавтракать, купив заодно местное издание солидной ежедневной газеты, выходящей в Бордо. Комментируя события, связанные с убийством, журналисты терялись в догадках и, как обычно, мстили за нехватку информации, злословя что-то по поводу неповоротливости следствия. Гремилли с удовлетворением отметил, что его фамилия нигде не фигурировала. Таким образом, тайна его пребывания здесь была сохранена, что, надо признать, его удивило и обрадовало.
Полицейский из Бордо отвлекся от своих забот, стоило ему только окунуться в пестрый мир старого города. Он любил эту почти деревенскую атмосферу, где витали запахи полей. Вот гора домашней птицы, разложенной на лотках, где жирные гуси поражали своей белизной. Осторожные покупательницы с богатым опытом, идущим еще от прадедов, что-то щупали, нюхали, пробовали на язык и взвешивали на руке, не торопясь с решением. Но ни та, ни другая сторона не проявляли ни малейшего нетерпения и, считая спешку лишней в таком деле, не хотели лишать себя удовольствия, которое они испытывали от беседы. Здесь до сих пор еще чтили традиции рынка с его шумной неразберихой и беззлобными спорами, говорившими о прочных связях между городом и деревней. Забыв, что он недавно поел, Гремилли жадным взглядом обводил эти несметные съестные богатства. За рядами белого мяса он увидел зажаренные в печи туши с золотистой и хрустящей корочкой и сочащимся по ней жиром, который передаст свой неповторимый аромат фасоли, томящейся вот уже несколько часов в глиняных чанах. Гастрономия — единственная отрада, которая остается мужчине, когда одни радости жизни оставили его, а от других самому пришлось отказаться.
К сожалению, комиссар прибыл в Перигё не в качестве туриста. Основной его заботой был убийца, которого необходимо было найти и, по возможности, арестовать. Вздохнув, он бросил последний взгляд на этот красочный мир и, пройдя по улице Сажес, затем по Эгийри, направился в сторону дворца правосудия, расположенного на бульваре Монтеня. Он заявил, что ему необходимо поговорить с мсье Бесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Все, с кем приходилось сталкиваться Гремилли, производили впечатление добрейших людей: перигеский комиссар проявляет необыкновенную любезность и редкую самоотверженность, следователь проводит доверительную беседу, а главный подозреваемый так и вовсе симпатяга… Вдобавок ко всему полицейский не мог не испытывать даже какую-то нежность к той, которую общественность с уверенностью обвиняла в том, что именно из-за нее Жан Арсизак разделался со своей женой. Наконец, все без исключения пели дифирамбы покойнице, включая и того, в ком видели убийцу, и ту, которая в глазах окружающих была не чем иным, как злой вдохновительницей. Гремилли замечал с горечью, что сам готов позволить затянуть себя в эту липкую патоку, где царили самые высокие чувства. В этом тихом и благовоспитанном городке все любили друг друга, забывая о жестоко убитой здесь женщине и о том, что где-то поблизости находится наверняка уважаемый и ценимый всеми человек, который ведет свою партию в этом хоре мягких голосов и почтенных идей, и он-то именно задушил одну из очаровательнейших представительниц общества.
Гремилли необходимо было срочно встряхнуться, чтоб окончательно не засосало. Он должен подавить в себе любые непроизвольно возникшие симпатии. Отныне ко всем, с кем ему придется сталкиваться, он будет относиться как врач, исследующий больного, в котором видит потенциального разносчика опасной заразы. Сохранить трезвость ума и ясный взгляд — вот то первое, что приказал себе Гремилли и чем он, к его стыду, до этого пренебрегал.
Услышав, как часы пробили шесть раз, и понимая, что больше не уснет, полицейский встал, включил воду в ванной, распахнул окно, из которого дохнуло свежим воздухом начинающегося дня, и выполнил несколько физических упражнений, сделавших его мышцы более эластичными, а сознание более ясным. Судя по всему, погода обещала быть прекрасной, и это его радовало.
Гремилли предстояло начать все с самого начала и не быть на сей раз наивным, хватаясь за первое, что вызывает подозрение, но может еще более запутать следы убийцы. До сих пор все, что связано с убийством, казалось абсолютно непонятным, если считать слова Арсизака и его любовницы искренними. И напротив, все в корне менялось, если заявления их воспринимать как изначально ложные. В таком случае прокурор, вернувшись домой задолго до того часа, который он называет, неожиданно сталкивается там со своей женой, которая, как он считал, должна находиться в Бордо. Разыгрывается страшная сцена, Арсизак распаляется и в приступе гнева убивает свою жену. Получив соответствующее внушение, Арлетта Танс подтверждает, что ее любовник ушел от нее около двух ночи, то есть гораздо позже того часа, когда произошло убийство. Убийца же, потеряв голову, устраивает комедию с открытыми без взлома дверьми, в которую могут поверить лишь полные идиоты. Вот только почему он не оставил следов на трупе, не изорвал одежду и не перевернул мебель, чтобы создать видимость того, что вор был застигнут врасплох во время своей работы? Да потому, что Арсизак не был профессионалом и, стоя над трупом своей жены, просто очумел. И повел себя так, как это сделала бы на его месте любая посредственность. А эта наивность с отправкой якобы украденных денег? Однако здесь глупость переходила уже все границы, и Гремилли забеспокоился. Неужели прокурор мог хоть на секунду допустить, что полиция поверит в версию о раскаявшемся убийце?
Что больше всего смущало Гремилли, так это именно нелепость, с которой совершил свое преступление этот парень, чей острый ум — и это отмечали все, кто о нем говорил, — был оценен полицейским с первых же минут его пребывания в особняке на бульваре Везон. Комиссар ходил по кругу. Стоило ему подумать, что объяснение найдено, как практически тут же возникало опровержение. Все свидетельствовало о том, что Арсизак убил свою жену, все, кроме того, что речь шла о человеке, обладавшем тонким и проницательным умом. Страх, ужас от содеянного могли заставить такого человека, как прокурор, броситься сломя голову куда глаза глядят, вскочить в любой неизвестно куда идущий поезд, но только не вести себя так глупо. К тому же по роду своих занятий прокурор знал, как работает полиция, и не мог рассчитывать на то, что кто-то серьезно отнесется к этим жалким выходкам.
Заканчивая туалет, Гремилли почувствовал, что нервы его на пределе. В какую бы сторону он ни пошел, он все время оказывался там, откуда начинал движение.
В половине восьмого он спустился позавтракать, купив заодно местное издание солидной ежедневной газеты, выходящей в Бордо. Комментируя события, связанные с убийством, журналисты терялись в догадках и, как обычно, мстили за нехватку информации, злословя что-то по поводу неповоротливости следствия. Гремилли с удовлетворением отметил, что его фамилия нигде не фигурировала. Таким образом, тайна его пребывания здесь была сохранена, что, надо признать, его удивило и обрадовало.
Полицейский из Бордо отвлекся от своих забот, стоило ему только окунуться в пестрый мир старого города. Он любил эту почти деревенскую атмосферу, где витали запахи полей. Вот гора домашней птицы, разложенной на лотках, где жирные гуси поражали своей белизной. Осторожные покупательницы с богатым опытом, идущим еще от прадедов, что-то щупали, нюхали, пробовали на язык и взвешивали на руке, не торопясь с решением. Но ни та, ни другая сторона не проявляли ни малейшего нетерпения и, считая спешку лишней в таком деле, не хотели лишать себя удовольствия, которое они испытывали от беседы. Здесь до сих пор еще чтили традиции рынка с его шумной неразберихой и беззлобными спорами, говорившими о прочных связях между городом и деревней. Забыв, что он недавно поел, Гремилли жадным взглядом обводил эти несметные съестные богатства. За рядами белого мяса он увидел зажаренные в печи туши с золотистой и хрустящей корочкой и сочащимся по ней жиром, который передаст свой неповторимый аромат фасоли, томящейся вот уже несколько часов в глиняных чанах. Гастрономия — единственная отрада, которая остается мужчине, когда одни радости жизни оставили его, а от других самому пришлось отказаться.
К сожалению, комиссар прибыл в Перигё не в качестве туриста. Основной его заботой был убийца, которого необходимо было найти и, по возможности, арестовать. Вздохнув, он бросил последний взгляд на этот красочный мир и, пройдя по улице Сажес, затем по Эгийри, направился в сторону дворца правосудия, расположенного на бульваре Монтеня. Он заявил, что ему необходимо поговорить с мсье Бесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39