Маленького этого казуса было достаточно, чтобы она продолжила свои жаркие домогательства. При этом действовала Любаша с пугающим исступлением, живо натянув ему на член импортную резинку, лаская Зимина попеременно руками и ртом, не забывая пускать в ход свои атлетические ноги. Подозревая, что очень скоро подобное действо может превратиться в нечто большее, Зимин в свою очередь перешел в атаку. Не хватало еще быть изнасилованным представительницей слабого пола! То есть, слабой ее назвать было трудно, но даже это обстоятельство не делало его роль менее постыдной.
Эта женщина и впрямь возбуждала, но не как возможная подруга и любовница, - в Любаше он видел исключительно врага, и как злейшего врага собирался взять ее силой, чего никогда ранее ни с кем другим еще не проделывал. Этому было одно-единственное объяснение: ее гипертрофированная женственность абсолютно не стыковалась с внутренней жесткостью. Перед Стасом было хищное, жаждущее совокупления тело и ничего больше. И, впиваясь пальцами в ее резиновые груди, он видел перед собой не женщину, а ослепительно красивое животное, видел самку, ищущую самца.
- Возьми меня, зверь! - она почти рычала. - Чего ты тянешь, чмо!…
Церемониться с этим распаленным обезумевшим телом было, в самом деле, глупо, и рывком развернув Любашу к себе спиной, Стас согнул ее крючком, безо всяких предварительных ласк одним ударом вошел в ее влажную, раздавшуюся вширь вагину. Руками при этом он с силой сжимал ее талию, пресекая малейшие попытки развернуться. Впрочем, такое обращение, похоже, ей даже нравилось. Ягодицами она исступленно толкалась в его живот и, запрокидывая голову, то и дело издавала звериные звуки. Впервые в жизни Стас ощутил то, что, должно быть, ощущают все насильники мира - тот жутковатый восторг, что хмелит ум и гейзером ошпаривает душу. Он был собственником этого скользкого подвижного тела, хозяином этих раздвинутых ног и напряженных гимнастических ягодиц. Его власть над этой женщиной была беспредельной. Он волен был взять ее бесчисленное число раз, а волен был и убить. Во всяком случае, именно эта драконья мысль рано или поздно приходит в головенку любого насильника, и совладать с ней удается далеко не всем…
Когда опустошающий взрыв накрыл его жаркой волной, он на какое-то время попросту отключился. А секундой позже, разжав руки, выскользнул из женского лона и, шаткой походкой едва добрел до душевой кабинки, где и шлепнулся на кафельный пол под режущие струи воды. С усталостью неведомо откуда накатило и жуткое безразличие. Разом стало на все наплевать, шелестящими качелями мир раскачивался перед глазами, не вызывая ни малейшего любопытства. И не хотелось уже реагировать ни на смачные остроты Любаши, ни на то, с какой беззастенчивостью она подмывала промежность всего в двух шагах от него, легко и просто раздвигая сильные ноги, шлепая мыльными руками по мускулистому животу и тяжелой груди.
- А волосы я однажды уже отращивала. И тут, и там. - Любаша поочередно поерошила ежик волос на голове и в паху. - Ничего хорошего. И мыть накладно, и для ментов удобно.
- Для ментов? - тускло удивился Стас.
- А ты как думал! Они ведь нашего брата за эти два места только хватают. И как хватают! - фиг, трепыхнешься!…
Покончив с умыванием, она словно в пончо завернулась в махровое полотенце, на прощание махнула ему широкой кистью.
- На ринге ты, действительно, капитан, а вот с бабами пока не очень. Даже одного раза толком не выдержал.
Зимин вяло пожал плечами.
- Зато ты себя показала на все сто.
- Что было, то и предъявила. - Скаламбурила хозяйка лагеря. - Иначе не умею.
Возразить на это было абсолютно нечего. Многоопытная волчица, она и впрямь знала цену своим словам и своим телесным возможностям…
Уже выходя из душа, Любаша снисходительно бросила:
- Одежду посмотришь в раздевалке. Там в шкафах всего полно, так что выбирай. И не забудь снять резинку. Сказать по правде, в таком состоянии она тебе не слишком идет…
Девочка явно демонстрировала способности к юмору, но Зимина от подобной шуточки только передернуло. Спустя пару секунд, дверь за Любашей гулко захлопнулась, и шлепки ее ног смолкли. Протянув руку, Зимин добавил горячей воды, кое-как поднялся. Душ продолжал терзать тело, мало-помалу возвращая утраченное душевное равновесие, возвращая прежнюю злость сыскаря. Последнее ему было жизненно необходимо, - без этого война с мразью была бы совершенно невозможной…
Глава 5
Как водится, последнюю сотню Гусак спустил на ветер. Точнее говоря, скормил в хищный ротик игровому автомату. И ведь собирался нормально по-человечески поесть, но проходил мимо разукрашенного, привезенного черт знает из каких стран гроба и не удержался. Тот же Папа не раз толковал ему о лоховской сути людей, о том, что бабки умеют добывать люди, тратят же их и теряют всегда только лохи. Все равно как в животном мире, где одни зверюшки питаются травкой, другие же предпочитают жевать мясо этих самых травоядных. Типа, закон природы и фигали тут сделаешь!… Другой вопрос, что ты сам можешь всегда выбрать, в какой колоде тебе числиться - среди фартовых козырей или серой убойной масти. Конечно, слабости позволительны каждому, и тот же вор может временами позволить себе и пить по-черному, и с девочками оттягиваться, но он никогда не клюнет на крючок, который сам же когда-то учил наживлять подрастающих пацанов. Найди-ка майданщика, у которого сумели бы увести угол! Или карманника, что как, последняя перхоть, позволит почистить собственный лепень! Если даже найдешь, то наверняка окажется, что вор это никудышный, готовый спалиться на самой легкой кражонке.
Все это Гусак отлично понимал - более того, уже и сам поучал салажат воровской идеологии, однако здесь, в городской черте, где не было свидетелей его позора, он мгновенно превращался в жадноватого щенка, которому до боли в груди хотелось дернуть за никелированный рычажок, хотелось хоть раз услышать перезвон сыплющихся монет. И ведь понимал, что все это липа, что всю эту электронную хренотень заряжают на однозначный проигрыш, а все одно тянулся, как тянутся убогие к картам и водке, как тянутся толстомясые тетки к телевизионному пульту. Сказывалась все та же зависимость, как в случае с наркотой, и дело тут было не в названии наркотика, - дело, как говаривал Папа, крылось в конкретном человеке. Типа, значит, либо он дружит с головой, либо нет. Либо будет всю жизнь припухать среди петушни и шестерок, либо сумеет подняться до человека…
Впрочем, в отношении себя Гусак делал извиняющую скидку. Он был пока молод, а значит, и все его главные подвиги ждали еще впереди.
Тем не менее, за утерянную сотню хотелось поквитаться, и, отойдя от автомата на несколько шагов, Гусак с разбега ударил каблуком в ту самую щель, что совсем недавно с аппетитом заглотила все его деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Эта женщина и впрямь возбуждала, но не как возможная подруга и любовница, - в Любаше он видел исключительно врага, и как злейшего врага собирался взять ее силой, чего никогда ранее ни с кем другим еще не проделывал. Этому было одно-единственное объяснение: ее гипертрофированная женственность абсолютно не стыковалась с внутренней жесткостью. Перед Стасом было хищное, жаждущее совокупления тело и ничего больше. И, впиваясь пальцами в ее резиновые груди, он видел перед собой не женщину, а ослепительно красивое животное, видел самку, ищущую самца.
- Возьми меня, зверь! - она почти рычала. - Чего ты тянешь, чмо!…
Церемониться с этим распаленным обезумевшим телом было, в самом деле, глупо, и рывком развернув Любашу к себе спиной, Стас согнул ее крючком, безо всяких предварительных ласк одним ударом вошел в ее влажную, раздавшуюся вширь вагину. Руками при этом он с силой сжимал ее талию, пресекая малейшие попытки развернуться. Впрочем, такое обращение, похоже, ей даже нравилось. Ягодицами она исступленно толкалась в его живот и, запрокидывая голову, то и дело издавала звериные звуки. Впервые в жизни Стас ощутил то, что, должно быть, ощущают все насильники мира - тот жутковатый восторг, что хмелит ум и гейзером ошпаривает душу. Он был собственником этого скользкого подвижного тела, хозяином этих раздвинутых ног и напряженных гимнастических ягодиц. Его власть над этой женщиной была беспредельной. Он волен был взять ее бесчисленное число раз, а волен был и убить. Во всяком случае, именно эта драконья мысль рано или поздно приходит в головенку любого насильника, и совладать с ней удается далеко не всем…
Когда опустошающий взрыв накрыл его жаркой волной, он на какое-то время попросту отключился. А секундой позже, разжав руки, выскользнул из женского лона и, шаткой походкой едва добрел до душевой кабинки, где и шлепнулся на кафельный пол под режущие струи воды. С усталостью неведомо откуда накатило и жуткое безразличие. Разом стало на все наплевать, шелестящими качелями мир раскачивался перед глазами, не вызывая ни малейшего любопытства. И не хотелось уже реагировать ни на смачные остроты Любаши, ни на то, с какой беззастенчивостью она подмывала промежность всего в двух шагах от него, легко и просто раздвигая сильные ноги, шлепая мыльными руками по мускулистому животу и тяжелой груди.
- А волосы я однажды уже отращивала. И тут, и там. - Любаша поочередно поерошила ежик волос на голове и в паху. - Ничего хорошего. И мыть накладно, и для ментов удобно.
- Для ментов? - тускло удивился Стас.
- А ты как думал! Они ведь нашего брата за эти два места только хватают. И как хватают! - фиг, трепыхнешься!…
Покончив с умыванием, она словно в пончо завернулась в махровое полотенце, на прощание махнула ему широкой кистью.
- На ринге ты, действительно, капитан, а вот с бабами пока не очень. Даже одного раза толком не выдержал.
Зимин вяло пожал плечами.
- Зато ты себя показала на все сто.
- Что было, то и предъявила. - Скаламбурила хозяйка лагеря. - Иначе не умею.
Возразить на это было абсолютно нечего. Многоопытная волчица, она и впрямь знала цену своим словам и своим телесным возможностям…
Уже выходя из душа, Любаша снисходительно бросила:
- Одежду посмотришь в раздевалке. Там в шкафах всего полно, так что выбирай. И не забудь снять резинку. Сказать по правде, в таком состоянии она тебе не слишком идет…
Девочка явно демонстрировала способности к юмору, но Зимина от подобной шуточки только передернуло. Спустя пару секунд, дверь за Любашей гулко захлопнулась, и шлепки ее ног смолкли. Протянув руку, Зимин добавил горячей воды, кое-как поднялся. Душ продолжал терзать тело, мало-помалу возвращая утраченное душевное равновесие, возвращая прежнюю злость сыскаря. Последнее ему было жизненно необходимо, - без этого война с мразью была бы совершенно невозможной…
Глава 5
Как водится, последнюю сотню Гусак спустил на ветер. Точнее говоря, скормил в хищный ротик игровому автомату. И ведь собирался нормально по-человечески поесть, но проходил мимо разукрашенного, привезенного черт знает из каких стран гроба и не удержался. Тот же Папа не раз толковал ему о лоховской сути людей, о том, что бабки умеют добывать люди, тратят же их и теряют всегда только лохи. Все равно как в животном мире, где одни зверюшки питаются травкой, другие же предпочитают жевать мясо этих самых травоядных. Типа, закон природы и фигали тут сделаешь!… Другой вопрос, что ты сам можешь всегда выбрать, в какой колоде тебе числиться - среди фартовых козырей или серой убойной масти. Конечно, слабости позволительны каждому, и тот же вор может временами позволить себе и пить по-черному, и с девочками оттягиваться, но он никогда не клюнет на крючок, который сам же когда-то учил наживлять подрастающих пацанов. Найди-ка майданщика, у которого сумели бы увести угол! Или карманника, что как, последняя перхоть, позволит почистить собственный лепень! Если даже найдешь, то наверняка окажется, что вор это никудышный, готовый спалиться на самой легкой кражонке.
Все это Гусак отлично понимал - более того, уже и сам поучал салажат воровской идеологии, однако здесь, в городской черте, где не было свидетелей его позора, он мгновенно превращался в жадноватого щенка, которому до боли в груди хотелось дернуть за никелированный рычажок, хотелось хоть раз услышать перезвон сыплющихся монет. И ведь понимал, что все это липа, что всю эту электронную хренотень заряжают на однозначный проигрыш, а все одно тянулся, как тянутся убогие к картам и водке, как тянутся толстомясые тетки к телевизионному пульту. Сказывалась все та же зависимость, как в случае с наркотой, и дело тут было не в названии наркотика, - дело, как говаривал Папа, крылось в конкретном человеке. Типа, значит, либо он дружит с головой, либо нет. Либо будет всю жизнь припухать среди петушни и шестерок, либо сумеет подняться до человека…
Впрочем, в отношении себя Гусак делал извиняющую скидку. Он был пока молод, а значит, и все его главные подвиги ждали еще впереди.
Тем не менее, за утерянную сотню хотелось поквитаться, и, отойдя от автомата на несколько шагов, Гусак с разбега ударил каблуком в ту самую щель, что совсем недавно с аппетитом заглотила все его деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91