Вскоре последний из
них стих, земля тоже сдалась и побелела - снег заколдовал время.
Вот выпал снег и на ветвях повис,
Собаки видят эротические сны,
А я тепло теряя, еду вниз
И снова замираю до весны...
- Охота, говорят, пуще неволи, а неохота еще пуще! Вот так-то.

Зимой время движется медленно и монотонно. Но я к этому уже давно
привыкла.
За окном идет снег, белый-белый. Он неторопливо - в такт с движением
времени - падает вниз, мимо моего окна.
Он легко, но упорно ложится на землю. И земля становится такой же
белой.
Он устилает крыши. И крыши постепенно белеют.
Он осыпает деревья. И деревья стоят, как белые изваяния.
Даже собаки ходят белесые - слегка припорошенные снегом.
Все кажется чистым и светлым. Но это не так. Это не та белизна - я
знаю. Снег только укрыл, скрыл, спрятал всю грязь и серую пыль моего
города. А между тем, все осталось таким же, как было, ничуть не светлее.
Ближе к весне снег потемнеет и тоже станет грязным, а потом станет водой и
потечет бурыми потоками.
А пока обманутые люди могут радоваться его притворной белизне.
Пусть... Но я не рада. Я знаю, что снег - самый большой обманщик. Он дает
нам иллюзию новизны при том, что все остается по-прежнему, и ничего не
меняется. И это очень грустно.
Новый год - самый грустный праздник. Каждый раз от него что-то ждешь,
а ничего не бывает. Ты знаешь, что ничего не будет, а все равно ждешь. И
всем остается только обмануть себя, как их уже обманул снег, и такими
обманутыми жить до весны.
Снег во сне до весны
Снегу снова снятся сны...
Можно, как ленивый зверь, впасть в зимнюю спячку, а можно, как я,
ждать. Результат будет один - весна. Знать бы, от кого зависит то, какой
она будет.

Следующей ночью Летаев долго не мог заснуть. Его томило странное,
новое чувство, будто что-то очень важное, то, без чего он никак не сможет,
уходит, ускользает из-под самого носа. Ему было пустынно и одиноко, как на
железнодорожной платформе, с которой только что ушел последний поезд, и
последний вагон все еще мечется вдалеке, между светло-серым пространством
неба и темно-серыми пространством земли, и слышится еще стук колес,
размеренно, но уже тихо-тихо, так, будто тикают часы. Летаеву хотелось
вскочить и бежать, но куда, зачем?
Понимая свое бессилие и мучаясь им, Летаев сидел, скорчившись, на
кровати, и его прикрытые веки мелко дрожали. Он видел перед глазами
плотный, монолитный, равномерно движущийся поток - нечто густое и пестрое,
без конца и начала, не спеша двигалось перед ним, мимо него - ни
откуда-то, ни куда-то, а просто так, двигалось и все.
Летаев прерывал видение, выходил на кухню, пил воду из-под крана -
она холодила тело, возвращала к реальности и материальному, вещественному
миру, но как только гас свет, движение продолжалось.
Только наутро Летаев понял, что видел движение времени.

Йе-о-мое! - я выругался протяжно и как-то сладко, и, вроде бы, стало
немного легче.
Вот и вторая нога промокла... Ну и погода! Сверху - дождь, внизу -
снег. Дождь падает на снег и замерзает толстой коркой льда, а снег в это
время почему-то подтаивает и вытекает из-под этой корки бурой жижей.
Бр-р-р!
Деревья оледенели. Все ветки - даже самые маленькие - покрылись
тоненьким слоем льда и тускло блестят в лучах низкого солнца. Ветра почти
нет, но им хватает. Они колышутся от каждого дуновения и шелестят,
шелестят, шелестят...
Трамваи не ходят - гололед оборвал провода. Так им, рогатым, и надо!
Я иду пешком. Я не могу ждать весны, лета, осени... Я не могу ждать
попутного ветра. Это как тогда, в трамвае... Я должен идти. Я снова слышал
этот голос.
Для движения главное - ориентир. Главное - знать, куда.
К ней...
Мы шли по берегу моря, по самой кромке воды,
И волны касались наших ног, смывая наши следы...
А потом стемнело, и мы смотрели на звезды. Их было много-много.
Казалось, и неба нет - одни только звезды.
И, кажется, звезды видели нас...

1 2 3