Василий Шукшин
Петя
Двухэтажная гостиница городка "Н" хлопает дверьми, громко разговаривает, скрипит панцирными сетками кроватей, обильно пьет пиво…
Воскресенье. Делать нечего, я сижу спиной к дверям, к разговорам гостиничным и наблюдаю за Петей.
Он живет напротив, в длинном, низком строении; окно моего номера выходит к ним во двор.
Петя - маленький, толстенький, грудь колесом, ушки топориком, нижняя челюсть - вперед… Петя - это, конечно, хозяин. Я за ним дня три уже наблюдаю.
Сегодня с утра Петя засобирался в гости. Вышел часов в десять, отоспался - свеженький. С ходу неловко присел несколько раз, помахал руками, крякнул, потом протяжно зевнул и пошел умываться к рукомойнику. Умывался долго, фыркал, крутил пальцами в ушах, хлопал ладошками себя по загривку… Возможно, Петя в глубине души считает, что когда он стоит вот так - в наклон, раскорячив ноги, и крутит пальцами в ушах,- возможно, он считает, что на спине его в это время вспухают и перекатываются под кожей бугры мышц. Бугров нету, есть добрый слой раннего жира, и он слегка шевелится. Петя любит свое конопатое тело: в субботу и в воскресенье до обеда он ходит по двору голый по пояс. И все поглаживает себя, похлопывает - все бьет каких-то невидимых мошек, комариков… и разглядывает их. А то вдруг - ни с того ни с сего - шлепнет ладонью по груди и потом долго, блаженно растирает грудь.
- Лялька, полотенец! - кричит Петя, кончив плескаться.
Лялька - жена Пети. Она выше его, сухая. Громко, показушно уважает мужа.
- Слышь?!
- Оу?!
- Полотенец!
- Несу-у!
Петя, растопырив руки, в ожидании прохаживается вдоль высокой поленницы дров. Ходит он враскорячку. Мне кажется, это у него благоприобретенное, эта раскорячка. Подражает кому-то.
Лялька вынесла полотенце.
- Какую сорочку приготовить? Голубую или беленькую? - Лялька, фиксатая притвора, успевает зыркнуть глазами туда-сюда. - Я предлагаю голубенькую…
Петя не спеша вытирает руки, плечи… И думает.
- Голубую.
- Правильно. Она тебя молодит, - и опять глазами - зырк-зырк. О, эта Лялька видала виды.
Петя вытирает лицо; Лялька стоит рядом, ждет. А у Пети-то пузцо! Молодое, кругленькое - этакая аккуратная мозоль. Петя демонстративно свесил пузцо с ремня - пусть все видят, что человек живет в довольстве.
- Какие запоночки дать: с янтаря или серебрушки? - озабочена Лялька.
Петя опять некоторое время думает.
- С янтаря.
Лялька взяла полотенце, вытерла со спины мужа какие-то видимые только ей капельки и ушла в дом. По обрывкам разговоров я еще раньше понял, что Лялька - буфетчица. Я только не понял, зачем ей надо, чтоб все видели, как она уважает мужа, ценит. Петя, как я догадываюсь, какой-то складской работник. Что тут: сокрытие какого-то ее греха? Игра в подкидного дурака?.. Не знаю, но демонстрирует она это свое уважение так, что в нос шибает.
- Петя! - кричит она, высовываясь из окна. - Галстук будешь одевать? А то я его поглажу…
Петя опять в затруднении.
- Та-а… не надо, - говорит он.
- А почему? Он же тебе очень идет.
- Гладь.
- Какой, красный?
- Красный.
Лялька уходит гладить красный галстук.
Петя, по незабытой еще крестьянской привычке, трогает штакетник, шатает. Кое-где поослабло. Петя останавливается и думает, глядя на штакетник, поглаживая себя правой рукой - от плеча к груди.
- Петь!.. - Лялька опять в окне. - Ты помнишь, как эта… вокруг тебя увивалась-то? «Петя, давайте я вам холодцу положу! Петя, вы летку-енку танцуете?» Лярва…
Петя, возможно, забыл, когда и кто вокруг него увивался, но ему приятно, что - увивались.
- Она сегодня опять будет. Смотри, не сули ей ничего! Ей шиферу надо, лярве.
Петя провел толстой, короткой ладонью по волосам.
- Ты про кого?
- А эта… не знаю, как ее фамилия, знакомая Колмаковых. Все летку-енку-то танцует…
- А-а, - вспомнил Петя. - А чего она хочет?
- Шиферу.
- А в нос не хочет? - Петя смеется молча, весь: животик смеется - как-то прыгает, подбородок смеется, загривок - тоже смеется - напряженно лоснится и дрожит.
Лялька смеется, как сухие бобы по полу сыплет, - мелко, часто и не смешно.
Отсмеялась и еще раз напоминает:
- Не сули, смотри, ничего. А то ты, выпимши, слабый.
- Я-то слабый? - Пете слегка не понравилось, что он бывает слабый.
- А у Маковкиных-то в прошлом году - помнишь? - Лялька опять просыпает горсть бобов - смеется. - Отливали-то…
- Та-а…
- Не сули ей никакого шиферу! А то она сама же разнесет потом: «Мне Петя шиферу посулил!»
- Да ну, что я?..
Петя сходил в сарайчик, принес гвозди, молоток. Не спеша прибил штакетины. Постоял, поиграл молотком, - видно, разохотился поработать, решает, что бы еще прибить.
А Лялька то и дело высовывается из окна.
- Петь, ты помнишь, я тебе пластинку на день рождения дарила? Там еще «Очи черные» были…
- А что?
- Где она?
- Не знаю. А что?
- Хочу взять ее. Может, споем. Чтоб она заткнулась со своей леткой…
- Нет, «Очи» нам не потянуть.
- Подпоем! Я вытяну
- Не знаю… Там где-нибудь.
Петя подошел к крыльцу, постучал молотком.
- Нашла! Петь!..
- А?
- Нашла! Она сегодня заткнется… Я плечами трясти умею. Ты не видал?
- Нет.
- Счас… - Лялька на минуту исчезла… И вновь появилась - в цветастой шали, наброшенной на плечи. - Смотри! - и стала трясти плечами - по-цыгански. Тощая грудь ее тоже затряслась - туда-сюда. Смотреть неприятно.
- Не вывихни кости-то, - сказал он. И поколебал животом - посмеялся.
- Получается? Петь…
- Получается.
Я так думаю, живет в Пете тоска по крупной, крепкой бабе. Но крепкие не так суетливы и угодливы, отсюда этот странный союз. Лялька ублажает Петю, в этом все дело. Петя, этот сгусток неизработанных мышц и сала, явно болен ленивым каким-то, анемичным честолюбием… Впрочем, я гадаю. Много я тут не понимаю.
- Петя!
- Ну?
- Тебе воды погреть - бриться?
Петя потрогал подбородок…
- Погрей.
- Погорячей сделать?
- Ну, так, чтоб терпеть можно. Ты помнишь Михеева?
- Какого Михеева?
- Из потребсоюза Михеев… Я ему еще обсадных труб тридцать пять метров доставал. С шампанским как-то приходил, ты еще шампанским-то подавилась, мы хохотали долго…
- А-а, Михеев! Лысый такой?
- Ну. В пятницу звоню ему: мне надо было два гарнитура достать одному там - помоги, мол. Нет, говорит, у нас, говорит, ревизия недавно была… Поросенок. Ну ладно, думаю себе, я те сделаю в следующий раз, приткнешься.
Лялька прямо взвилась. Чуть из окна не вывалилась.
- Ты вот какой-то… Петя, ты пошто такой есть-то? Неужель ты людей не знаешь? Они вот пронюхали твою доброту и пользуются, и пользуются… Сволочи! Ты будь маленько… это… Ты уж какой-то очень добрый. И для всех ты готов все достать, все сделать. В лепешку готов расшибиться! А они потом нос воротют, сволочи. Ты думаешь, ты им в добро войдешь? На-ка!..
Петя принахмурился, отвернул голову… Вроде виноват. Виноват:
1 2