Хиггинс (раздраженно).Вопрос не в том, плохо ли я с вами обращаюсь, а в том, видали ли вы, чтобы я с кем-нибудь обращался лучше.
Элиза (в неожиданном порыве искренности).Мне все равно, как вы со мной обращаетесь. Можете ругать меня, пожалуйста. Можете даже бить: колотушками меня не удивишь. Но (встает и подходит к нему вплотную)раздавить я себя не позволю.
Хиггинс. Так уходите с дороги, останавливаться из-за вас я не буду. Что вы обо мне так говорите, как будто я автобус?
Элиза. Вы и есть автобус: прете себе вперед, и ни до кого вам дела нет. Но я и без вас могу обойтись; вот увидите, что могу.
Хиггинс. Я знаю, что вы можете. Я вам сам это говорил.
Элиза (оскорбленная, отодвигается на другой конец тахты и поворачивается лицом к камину).Я знаю, что вы говорили, бессердечный вы человек. Вы хотели избавиться от меня.
Хиггинс. Врете.
Элиза. Спасибо. (С достоинством выпрямляется.)
Хиггинс. Вам, конечно, не пришло в голову спросить себя, могу ли я без вас обойтись?
Элиза (внушительно).Пожалуйста, не старайтесь улестить меня. Вам придется без меня обойтись.
Хиггинс (надменно). И обойдусь. Мне никто не нужен. У меня есть моя собственная душа, моя собственная искра божественного огня. Но (с неожиданным смирением)мне вас будет недоставать, Элиза. (Садится на тахту рядом с ней.)Ваши идиотские представления о вещах меня все-таки кое-чему научили, я признаю это и даже благодарен вам. Потом я как-то привык к вашему виду, к вашему голосу. Они мне даже нравятся.
Элиза. Что ж, у вас есть мои фотографии и граммофонные записи. Когда соскучитесь обо мне, можете завести граммофон, – по крайней мере без риска оскорбить чьи-нибудь чувства.
Хиггинс. В граммофоне я не услышу вашей души. Оставьте мне вашу душу, а лицо и голос можете взять с собой. Они – не вы.
Элиза. О, вы настоящий дьявол! Вы умеете ухватить человека за самое сердце, как другой хватает за горло, чтобы придушить. Миссис Пирс предупреждала меня. Сколько раз она собиралась уйти от вас, и всегда в последнюю минуту вам удавалось ее улестить. А ведь она вас ни капельки не интересует. Точно так же, как не интересую вас я.
Хиггинс. Меня интересует жизнь, люди, а вы – кусок этой жизни, который попался мне на пути и в который я вложил частицу самого себя. Чего еще вы можете требовать?
Элиза. Тот, кого я не интересую, никогда не будет интересовать меня.
Хиггинс. Ну, это торгашеский принцип, Элиза. Все равно что (с профессиональной точностью воспроизводит ее ковентгарденский акцент)фиялочки прыдавать.
Элиза. Не кривляйтесь, пожалуйста. Как вам не стыдно передо мной кривляться?
Хиггинс. Я в своей жизни никогда не кривлялся. Кривлянье не идет ни человеческому лицу, ни человеческой душе. Я просто выражаю свою справедливую ненависть к торгашеству. Для меня чувства никогда не были и не будут предметом сделки. Вы меня назвали бессердечным, потому что, подавая мне туфли и отыскивая мои очки, вы думали купить этим право на меня, – и ошиблись. Глупая вы, глупая! По-моему, женщина, которая подает мужчине туфли, – это просто отвратительное зрелище. Подавал я вам когда-нибудь туфли? Вы гораздо больше выиграли в моих глазах, когда запустили в меня этими самыми туфлями. Вы рабски прислуживаете мне, а потом жалуетесь, что я вами не интересуюсь: кто ж станет интересоваться рабом? Хотите вернуться ради добрых человеческих отношений – возвращайтесь, но другого не ждите ничего. Вы и так получили от меня в тысячу раз больше, чем я от вас; а если вы осмелитесь сравнивать ваши собачьи поноски с сотворением герцогини Элизы, я просто захлопну дверь перед вашим глупым носом.
Элиза. А зачем же вы делали из меня герцогиню, если я вас не интересую?
Хиггинс (простодушно).Как зачем? Это ведь моя работа.
Элиза. Вы даже не подумали о том, сколько беспокойства вы причиняете мне.
Хиггинс. Мир не был бы сотворен, если б его творец думал, как бы не причинить кому-нибудь беспокойства. Творить жизнь – и значит творить беспокойство. Есть только один способ избежать беспокойства: убивать. Вы замечаете, что трус всегда радуется, когда убивают беспокойных людей?
Элиза. Я не проповедник, и я ничего такого не замечаю. Я замечаю только одно: что вы не замечаете меня.
Хиггинс (вскакивая и принимаясь гневно шагать по комнате).Элиза, вы идиотка. Я зря трачу сокровища моего мильтоновского духа, выкладывая их перед вами. Поймите раз навсегда: я иду своим путем и делаю свое дело, и при этом мне в высокой степени наплевать на то, что может произойти с любым из нас. Я не запуган, как ваш отец и ваша мачеха. А потому выбирайте сами: хотите – возвращайтесь, не хотите – идите ко всем чертям.
Элиза. Ради чего мне возвращаться?
Хиггинс (становится на тахте на колени и наклоняется к Элизе).Единственно ради собственного удовольствия. Так же, как и я затеял всю эту свою возню с вами ради собственного удовольствия.
Элиза (не глядя на него).А завтра, если я не буду делать все, что вам нравится, вы меня выкинете на улицу?
Хиггинс. Да, а если я не буду делать все, что вам нравится, вы от меня уйдете.
Элиза. И буду жить с мачехой?
Хиггинс. Да, или продавать цветы.
Элиза. Ах, если б я только могла взяться опять за свою корзинку с цветами! Я бы не зависела ни от вас, ни от отца, ни от кого на свете! Зачем вы отняли у меня мою независимость? Зачем я согласилась на это! Теперь я только жалкая раба, несмотря на все мои наряды.
Хиггинс. Ничего подобного. Хотите, я удочерю вас или положу на ваше имя деньги. А может быть, вы хотите выйти замуж за Пикеринга?
Элиза (с яростью поворачивается к нему).Я даже за вас не пошла бы замуж, если б вы меня попросили; а уж вы мне по возрасту больше подходите, как он.
Хиггинс (терпеливо).Больше, чемон, а не больше, как он.
Элиза (вскакивает, окончательно выйдя из себя).Буду говорить так, как мне нравится. Вы мне больше не учитель.
Хиггинс (задумчиво).Хотя Пикеринг едва ли согласится. Он такой же закоренелый холостяк, как и я.
Элиза. Очень мне это нужно! Вы и не воображайте. Если я захочу выйти замуж, охотники всегда найдутся. Вон Фредди Эйнсфорд Хилл пишет мне по три письма в день, страниц на десять каждое.
Хиггинс (неприятно пораженный).Вот нахал мальчишка! (Он наклоняется назад и, потеряв равновесие, садится на пятки.)
Элиза. Он имеет полное право писать мне, раз ему хочется. Он так меня любит, бедный мальчик.
Хиггинс (слезая с тахты).Но вы не имеете права поощрять его. Элиза. Каждая девушка имеет право на то, чтоб ее любили. Хиггинс. Кто? Такие дураки?
Элиза. Фредди вовсе не дурак. А если он слабенький и бедный и я нужна ему, наверно я с ним буду счастливее, чем с теми, кто лучше меня и кому я не нужна.
Хиггинс. Да, но сумеет ли он из вас что-нибудь сделать? Вот в чем вопрос.
Элиза. Может быть, я из него сумею что-нибудь сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24