Утомленный бессонницей и переживаниями Чекан начал было задремывать в
плавно покачивающемся седле, когда рухнувшая ему на спину внезапная
тяжесть рванула, сшибла наземь, впилась в плечи безжалостной остротой
хищных когтей. Чекан заорал, пытаясь вывернуться из-под навалившейся туши,
и на его крик отозвался испуганным ржанием отбежавший в сторону конь, а
заткнутый за пояс пистоль притиснут к земле, его не достать, как не
достать и к чертям отлетевшую саблю. Наверное, уже в последний
предсмертный миг пальцы сами сумели нащупать за правым голенищем рукоять
ножа, выдернуть, вслепую ударить тяжелым лезвием это, уже обжигающее
хриплым смрадным дыханием шею, и еще раз ударить, и снова, и опять, пока
не ослабели терзающие когти, пока не удалось перевернуться, подмять под
себя, и снова бить, бить, бить...
Уже было достаточно светло, но ярость, багровым туманом застившая
Чекановы глаза, мешала ему заметить, как непостижимо меняется дергающееся
под его ударами звериное тело. А потом обессилевшая рука упустила нож, в
висках перестала грохотать барабаном дурная кровь и постепенно вернулась
способность мыслить и узнавать, но изменить что-либо было поздно.
И Чекан заплакал - неумело, давясь рыданиями, размазывая по щекам
кровавую грязь. Потому что не зверь лежал перед ним на жесткой болотной
траве, а испоротое ножом стройное женское тело, и на обезображенном лице
безвозвратно меркли огромные серые глаза.
Ведьмой ли была Чеканова любовь, бог ли, дьявол уберег ее от погибели
звериным обличьем - какая разница, если можно было просто подставить горло
под справедливо карающие клыки, и она бы осталась жить. А он... Он снова
убил ее. Собственными руками. О боже, как сурово караешь ты раба своего!
Чекан медленно поднялся, постоял над убитой, глядя, как прозрачный
туман растворяет в себе тело любимой. Вот и все. Без следа. Навсегда.
Неистовое ржание заставило его опомниться. Что это? Погоня? Нет.
Какой-то неведомый человек взобрался на коня, зацепившегося уздой за
крепкий корявый сук, и шпорит его, и хлещет, пытаясь угнать Чеканова друга
в лес. Это кстати. Хоть есть теперь, на ком злобу сорвать. Ну, молись,
конокрад...
Руки тряслись, но расстояние было невелико - под грохот выстрела
нераспознанный тать кубарем покатился с седла, дернулся раз-другой и
затих. Без особого желания, просто чтоб не стоять столбом посреди болота,
Чекан подошел взглянуть на него и вдруг шарахнулся с диким безумным
криком, вновь увидев смертную муку, стынущую в бездонных серых глазах.
Целованный в лоб Государем всея Руси стольник Малюты Скуратова рухнул
в горькие травы, заколотился головой о мягкую лесную землю. Понял он, на
что обрекло его предсмертное бессловесное проклятие - на самое страшное
обрекло, чего страшнее и быть не может, и чтобы повторялось это за разом
раз, без конца.
Утром к разоренному княжескому острогу выбрался из болотной чащи
невиданный человек. Рослый и жилистый, но с лицом дряхлого старца, седой
как лунь, он грохнулся на колени перед вышедшими навстречу ему барскими
холопами, обеими руками оттянул ворот залитых кровью и грязью лохмотьев,
выпрашивая величайшую из мыслимых милостей - смертельный удар наотмашь.
1 2 3 4 5